Проверка на любовь - Андреа Семпл

Более того, все то, что я в свое время старалась не замечать, некоторые несовпадения и шероховатости, которые я пыталась сгладить, теперь являются передо мной, как знамения, которые я раньше почему-то упускала из виду. Ну, разные значимые мелочи.

Например, то, что он постоянно всех и вся поправлял.

Как он отбрасывал прочь любую идею, которая зародилась не в его голове. («Что это еще за наука такая?» — сердился он всякий раз, когда я преподносила ему новую теорию касательно презервативов.)

Или даже то, как он произносил «Ты выглядишь великолепно» всякий раз, когда я задавала ему извечный вопрос, навеянный воспоминаниями о Хепберн: «Как я выгляжу?»

Или как он отвергал новых знакомых с первого взгляда, давая им жестокую оценку и больше уж никогда при этом не изменяя своего мнения. (Сайрадж — псевдохудожник, Фиона — мисс Ханжа, Стюарт — придурковатый малый.)

Но больше всего мне запомнилось, каким он становился в окружении своих товарищей. Он даже курил по-другому: вдыхая дым, поднимал голову вверх и смотрел в потолок, затем выпускал струйку дыма через левый уголок рта, после чего принимался яростно постукивать по сигарете указательным пальцем, расположив ее строго над пепельницей (а со мной он неизменно сбивал пепел с сигареты ногтем большого пальца).

И это очень важно. Поверьте мне.

Итак, таковы мои мысли о Люке. Впрочем, ничего нового здесь нет. Но сейчас, именно сейчас, я думаю не только о нем. О том, кто сумел меня порядком удивить. Нет, это даже не Сайрадж. Это Алекс. Помните, как я себя чувствовала, когда впервые увидела его после долгого перерыва рядом с Дездемоной?

Когда я говорила, что он очень изменился, я вас не обманывала. Особенно если взять все перемены и посмотреть на него, как на цельную личность.

Он стал значительно выше.

Шире в плечах.

Лицо приобрело мужественные черты, они тоже как бы раздвинулись в ширину. Все прыщи и пятнышки бесследно исчезли. Их место заняла золотистая бархатная щетина, ровно растущая на его щеках.

Даже глаза у него стали другими. Хотя, конечно, они по-прежнему темно-карие, но теперь взгляд их тверд и решителен. Та паника, таящаяся в их глубине, которую я могла распознать десять лет назад, растворилась. У него поменялся вкус в одежде. Безразмерные штаны, мешковатые джинсы и отвратительный спортивный костюм, которые он предпочитал в школьные годы, уступили место более привлекательным нарядам. Потертые, плотно обтягивающие, джинсы и опрятный черный трикотажный джемпер. Он принадлежал к тем немногим молодым людям, которые, одеваясь по моде и со вкусом, могли запросто позволить себе сказать: «Мне наплевать, как я выгляжу», поскольку выглядят безупречно.

Но наверное, самая замечательная перемена — ту, на которую я обратила особое внимание в течение первых десяти секунд, — та, что произошла с его походкой. Трудно было даже поверить, что ему потребовались на это всего лишь девять лет, а не целая эпоха. Неуклюжая подпрыгивающая походка куда-то подевалась. Теперь, без сомнения, можно было сказать, что он успел превратиться в полноценного мужчину из плоти и крови. (И его преображение прозвучало даже в его приветственной фразе: «Ух ты, Марта, а ты почти не изменилась, все такая же!», что, правда, немного меня встревожило. Неужели с тех пор, как мы закончили школу, мы жили в разных временных отрезках?)

В течение вечера я заметила и другие перемены, не относящиеся к его телу.

Он постоянно улыбался.

Он перестал заикаться.

От него исходил приятный аромат «Хьюго Босс», а не «Инсинья».

Разговаривая со мной, он смотрел мне в глаза, а не таращился на грудь.

Он произносил такие фразы, как, например: «Жаль, что в современном мире успех в основном стал измеряться с финансовой стороны».

И он уже не говорил такой ерунды, как раньше: «Эй, Марта, чо за дела, что ты задумала, хитрюга?»

И если бы не очевидный факт, свидетельствующий о моей связи с Люком, я бы, не колеблясь, дала ему десять баллов из десяти возможных по своей системе оценки мужчин «С-Ним-Бы-Я-Трахнулась». Ну, ладно, может быть, девять целых и пять десятых. Не хватающие полбалла означают, что у Алекса имеется избыточный вес. Совсем немного, но он все же толстоват. Особенно это заметно по его лицу. Но он же шеф-повар, в конце концов. И эта полнота ему даже идет. То есть подходит к его нынешнему «я».

От него веет теплом. Это положительная личность. С ним удобно.

Так что, наверное, он все же заслуживает десяти баллов.

Но я думала не совсем так. В то время у меня еще был Люк. Тощий обманщик и жалкое существо. Сексуальный, роскошный тощий обманщик и жалкое существо. А у Алекса была Дездемона.

Она и сейчас у него есть.

У Алекса есть Дездемона. Поэтому я так и не рассуждала. Да и сейчас не могу.

Так ли уж не могу?

Нет.

И никаких замыканий на новом субъекте.

Глава 18

Мне пришло письмо по электронной почте от Вероники с пометкой «срочно» и сообщением о том, что его копия отправлена Гаю.

Марта!

Мне необходимо поговорить с тобой. Сегодня. Жду тебя в своем кабинете в 15.30.

Это очень важно.

В.

Когда она подписывает письма одной буквой «В», это всегда означает, что Вероника чем-то серьезно взволнована. Тогда мне начинает казаться, будто она боится добавить к своей подписи «ероника», потому что тогда это бы звучало чересчур человечно. Резонно. Я даже уверена, что это маленькое «V» скорее представляет собой жест победителя из двух пальцев, нежели относится к ее имени.

Так или иначе, но я уже нахожусь у ее кабинета. Причем явилась даже на пять минут раньше назначенного срока.

Я зависаю перед дверью, как мужчина возле магазина дамского белья, слабо представляющий себе, что может его ждать там, внутри.

— Войди, — повелевает Вероника хорошо поставленным учительским голосом.

В кабинете меня ожидают двое. Первая — строгая учительница. Она смотрит прямо на меня, и выражение ее лица заставляет меня принять весь недовольный вид этого угловатого существа. Второй — это Гай, но он сейчас сам выглядит не совсем уверенно, и его бегающие глаза рассматривают то ли пол, то ли колени.

Вероника повелительно поднимает руку, и это жест говорит мне о том, что мне разрешено присесть. Сама она устраивается на другом конце стола. Мне кажется, что до меня только что дошли лучи звезды Смерти.

Я едва заметно улыбаюсь в знак примирения, но эта уловка не производит на Веронику никакого впечатления.

— Ты знаешь, зачем находишься здесь? — спрашивает Вероника, и это предложение имеет такой абстрактный смысл, что поначалу мне кажется, будто она ставит под сомнение само существование человечества. Однако это не так.