Король под горой (СИ) - Шени Марк

— Рабы и господа собирались вокруг моего дворца и пели песни. Песни о том, как они ездят верхом на лошадях. Песни о том, как они покорили море на огромных кораблях. Песни о том, как мудрецы сосчитали звёзды на небе и окружность нашего мира. Песни о власти рабов и власти достойных. А потом затихли песни, лишь плач стенал вокруг. Кто-то разорил мой город и разрушил мой дворец. Я лежал в тишине и забытьи, на краю гибели, пока не пришли на руины дворца люди. И тогда я проснулся.

Никто не знал, что я бог. Я был просто Ари. Я воевал, а потом строил, а потом снова воевал. Я плавал на корабле в самые далёкие земли и привозил самые редкие товары. Я стал богат. Я привёз рабов на поля и забрал с полей свободных мужчин. Я покорил варваров на севере и юге, на западе и востоке. Война кормила войну. Чем больше варваров я покорял, тем больше рабов и добычи прибывало и тем больше свободных мужчин приходило ко мне.

И тогда те немногие, что властвовали над многими, заявили мне, что я хочу править один. Они повернули против меня моих же солдат. Я победил немногих и снова стал тем богом Ари, которым был всегда. Я запретил слугам воевать промеж себя, и лишь клинок господина решал их судьбу. Я распростёр свою власть от северных гор до южных пустынь, от западного моря до восточных степей. Но не стало больше воинов для войны. Лишь тысячи тысяч рабов да немногие господа. Рабы не годились для войны, а потом перестали годиться и их господа.

Сила тогда начала покидать камни и металл. Воины в священных доспехах больше не были непобедимы. Я был так близок к своей мечте и так далёк. Тоска поглотила меня. Я собрал самых верных людей, ушёл далеко на север, в горы. Я построил себе гробницу, поставил верных людей сторожить её и петь мне песни. И уснул.

Таким был Ари Завоеватель.

* * *

Меня отволокли назад в каменный мешок и бросили, а я даже не старался запоминать обратный путь. Голос стоял в моей голове, эхом повторяя рассказ. Я не мог выбросить его из головы, не мог избавиться от него. Мысли носились, словно летучие мыши по пещере. Летучие мыши…

Как Ари связан с Тёмным Тираном? Я не мог понять, хотя должен был. Меня бил озноб. Я нашёл мелкий камешек, сел прямо на утоптанный земляной пол и стал чертить в нём узоры. Линии сплетались в фигуры, фигуры — в схемы, а схемы превращались в огромную картину событий, где не хватало одного куска — центрального. Я сидел на месте и качался из стороны в сторону, шепча под нос слова. Снаружи садилось солнце, я не знаю каким образом, но мои чувства говорили о том, что прошёл закат и опустилась ночь.

В этот момент я услышал песню, медленную и печальную, на незнакомом мне языке.

Уд рēа, уд сура рēа,

Ж’и рēа, ж’и бара рēа,

Му рēа, му сура рēа,

Уд ул ниж’дуē па ēаба,

Уд ул ниж’дуē ми зид дуг’гааба

Эщ’ каламмака нинда щ’уаба,

Имщ’уринна каламмака ниж’таб акаба

Ан кита бадабарааба,

Ки анта бадасурааба,

Му намлуулу баанж’арааба

И каким-то образом я понимал её суть, о чём она поётся.

Глава 16

Гильда пристально смотрела на Артура, певшего эту песню с громоздкой домрой в руках. Возможно, впервые рассказ старого следопыта занял её настолько, что она оторвалась от созерцания магического кристалла.

— Артур, ты знаешь этот язык?

В ответ он лишь покачал головой.

— А о чём песня?

— О старине и героях. О дружбе и смерти. О подвигах. Наверное.

— Это всё не имеет смысла… — волшебница поднялась со своего места и начала измерять шагами тесную избу. — Ты хочешь сказать, что гайяват арийиев из священных сурах тальфелей и первый империй А’иетес Феликс Гани… Это на самом деле один жутко древний человек. И с этим человеком ты общался в захолустье северных гор, потому что именно там он и прятался, чтобы в нужный момент проснуться и исполнить свою мечту по завоеванию мира.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Как всегда случалось в тревоге или спешке, Гильда переходила на старые наречия, перемежая их понадёрганными из языка мертвецов словами. Увидев, что Артур никак не реагирует, она успокоилась и произнесла на королевском:

— Это за гранью реальности.

— Когда-то мне говорили, — следопыт отложил в сторону домру. — Что собрать на одном поле битвы двести тысяч воинов это за гранью реальности. Что взять штурмом неприступную крепость это за гранью реальности. Что победить сильнейшего волшебника всех времён это за гранью реальности.

Мужчина откинулся назад на своём табурете и чуть не упал. К счастью, никто не обратил внимания на эту оплошность и Артур продолжил:

— А реальность, дорогая Гильда, она проста и как любят говорить столичные поэты — «прозаична». В реальности оказывается, что большая армия это как малая армия, только собрать нужно не только рыцарей и боярских сыновей, а ещё и самих аристократов и бояр, их рабов и холопов, закупов и вдачей. По пути к вам прибьются полудикие клансманны, а так желающие поживиться степняки, из тех кто ещё не служит врагам. Правда, такая армия объест и разграбит на своём пути половину королевства, а наши попутно противники разорят вторую половину… Ну да голод и беспорядки будут потом. Неприступная крепость на самом деле не является неприступной, коли ты знаешь город как свои пять пальцев, имеешь при себе парочку сильных магов и готов бросать на смерть отряд за отрядом. Ну, а сильнейший в мире волшебник… всё ещё человек. Через сто лет нашу историю будут считать сказкой, а через тысячу — легендой. Хотя нет, не станут. Мы же спустили нашу победу в сортир, оставив после себя выжженное магией ничто.

Гильда посмотрела на старого друга со странной смесью презрения и непонимания. Артур, казалось не заметил этого взгляда. Он подошёл к менестрелю, привлёк его внимание щелчком пальцев и продолжил рассказ:

— От жара в башке было совсем плохо, и думки думались…

* * *

Сквозь жар и боль в голову вплывали мысли, медленно сплетаясь в клубок и приобретая некую форму. Я не боролся с ними и не помогал им, сосредоточась лишь на том, чтобы не терять сознание слишком надолго. Дыхание. Правильное дыхание всегда помогало. Когда болезнь ненадолго отступила, словно отлив на море, то я уже знал, что делать. Остальное лишь рутина. Подняться. Сосредоточиться. Хоть немного привести себя в порядок.

Я только успел подняться в полный рост, опираясь на стенку, когда дверца камеры стукнула и хриплый голос приказал мне высунуть руки. Пришлось отказаться:

— Не буду, — в глотке пересохло и слова приходилось с трудом выдавливать. — Я хочу есть как человек.

Ублюдок за дверью чертыхнулся и переспросил:

— Ты уверен, дружище?

— Уверен.

Окошко в двери захлопнулось. Я прильнул к стене и начал вслушиваться в удаляющиеся шаги. Буквально через пару минут тюремщик вернулся в компании ещё с кем-то. Хорошо смазанные засовы отъехали в сторону, лишив меня удовольствия от бряцающего звука. В комнатушку вошли двое Нак Кинелли, третий остался скучать в коридоре за их спинами.

Ублюдки держали здоровые прямоугольные щиты, за которыми виднелись деревянные дубинки. Серьёзно? Щиты в таком узком месте? Это вселило в меня надежду. Они же сами себе будут мешать, стоит мне лишь отгородиться одним от другого. Я опёрся на стену и поднялся в полный рост. «Давайте, выродки», хотелось сказать сказать им лицо, да язык не желал шевелиться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Недооценил я бандитов Нак Кинелли. Они поставили щит к щиту, перегородив почти всю комнату и вместе двинулись вперёд. Я с размаху пнул ногой в нижнюю кромку только чтобы понять, что она подпирается ногой. В ответ щиты ненадолго раздвинулись и на меня обрушился град ударов. Мне удалось закрыться и принял их на плечи и спину, после чего, улучив момент, я выбросил вперед руку, чтобы схватить своего противника за голову. Щиты в ответ сомкнулись, и меня начали теснить к стене.