Арабы и Халифат - Исаак Фильштинский

Бувайхиды покровительствовали шиитам, но тем не менее сохранили за халифом авторитет духовного главы в сфере суннитского ислама. При этом халифам приходилось смотреть сквозь пальцы на возросшее влияние шиитов даже в самой столице. Как и большинство дайламитов, Бувайхиды были шиитами умеренного толка (иснашарийа). Они ввели на подвластных им землях традиционные шиитские праздники. Именно при их содействии произошла систематизация и формализация шиитской теологии, до этого носившей несколько расплывчатый и скорее эмоциональный характер. Их шиизм несомненно был в какой-то мере проявлением иранского национализма, что нашло выражение в их вымышленной генеалогии, якобы восходящей к Сасанидам, и введении традиционного древнеиранского титула «шаханшаха».

Арабский историк и философ Мискавайх (умер в 1031 году) в своем сочинении «Опыт народов» («Таджариб аль-умам») дает убийственную характеристику членам этой династии в период завоевания Багдада. Бувайхиды, по его свидетельству, были до такой степени чужды арабской культуре, что Муизз ад-Даула, уже будучи правителем Багдада, давая арабам аудиенцию, нуждался в переводчике. Он также говорит об их скупости и жадности, сообщая популярную в то время легенду, согласно которой при Бувайхидах была специальная змея, указывающая основателю династии, где спрятаны деньги и ценности. Муизз ад-Даула был груб со своими вазирами и чиновниками, а вазира аль-Мухаллаби наказывал даже побоями. Заносчивый и самоуверенный, он совершенно бесцеремонно обходился с находившимся в его власти халифом. По свидетельству Мискавайха, халиф аль-Мути жаловался, что Бувайхиды не оставили ему ни власти, ни денег и что мирские дела ему вовсе не подвластны. Замечательный поэт и путешественник Абу Дулаф аль-Хазраджи (середина X века) в своей знаменитой «Сасанидской поэме», повествующей о нищих– бродягах, причисляет к этому сословию «пленника Муизза ад-Даула – халифа правоверных аль-Мути».

Как это уже не раз бывало в истории средневекового исламского общества, где отсутствовала регулируемая законом устоявшаяся династийная традиция престолонаследия, между Бувайхидами второго поколения началась междоусобица. В ходе этой борьбы выдвинулся сын Хасана Рукн ад-Даула – Адуд ад-Даула (949 –983). Это был единственный деятель государственного масштаба в династии. При нем империя Бувайхидов достигла наибольшего могущества, ее территория простиралась от берегов Каспийского моря до Кирмана в Иране и Омана в Аравии. Он проводил активную внешнюю политику. На западе Адуд ад-Даула сумел захватить часть владений Хамданидов в Джазире, на востоке успешно боролся с Зийаридами в Табаристане и с Саманидами в Хорасане. Однако он сохранял нейтралитет в отношениях с Фатимидами в Северной Африке и Египте, чему способствовал его шиизм. Посольство Адуда ад-Даула было принято в Константинополе.

Энергичный и предприимчивый правитель, Адуд ад-Даула прославился и как полководец, и как опытный государственный деятель. Он принимал меры для поощрения сельского хозяйства, строил плотины, проводил каналы и создавал искусственные водоемы. При нем был введен строго фиксированный налог с крестьян, что значительно пополнило казну. Чтобы контролировать жизнь государства, он упорядочил службу связи, а нерадивых чиновников строго наказывал. С этим была связана система шпионажа и доносительства, которую он повсеместно поощрял. При нем дороги были очищены от разбойников, а паломникам больше не приходилось платить дань бедуинам «за покровительство» при прохождении караванов по пустыне. Для защиты Медины от набегов он приказал возвести вокруг города стены.

Свою столицу Шираз Адуд ад-Даула расширил и украсил замечательными сооружениями архитектуры. Он построил величественный дворец с библиотекой, в которой, по свидетельству современников, хранились рукописи по всем отраслям знаний. Багдад с его вечно неспокойными жителями Адуд ад-Даула не любил, считал его лишь придатком к своей престольной провинции. В этом, вероятно, сказывались его иранские симпатии, что, однако, не помешало ему отдать приказ о восстановлении наполовину разрушенного города; в Багдаде строились мечети и мосты через каналы, сооружались крытые рынки. Он обязал зажиточных людей платить за ремонт пришедших в упадок плотин, расчистку каналов и восстановление садов. По его приказу в Багдаде был сооружен прекрасный госпиталь, при котором открылась медицинская школа.

Образованный как в иранских, так и в арабских науках, Адуд ад-Даула с уважением относился к ученым и учености, в молодые годы у него были хорошие учителя. По сообщению историка Ибн аль-Асира (1160 –1233), он назначал щедрое содержание богословам, юристам, филологам, врачам и математикам. Он любил поэзию, и филолог ас-Саалиби цитирует множество его стихов. Обществу своих военачальников Адуд ад-Даула предпочитал общество поэтов и щедро их вознаграждал. Особенно благоволил он к великому поэту аль-Мутанабби, который за время пребывания в Ширазе так обогатился, что уезжал в сопровождении огромного каравана, перевозившего его имущество. При этом Адуд был чужд какой бы то ни было религиозной нетерпимости, поэтому при его дворе пользовались почетом ученые и поэты всех исламских направлений и сект.

При дворах бувайхидских эмиров в должностях чиновников служили такие выдающиеся стилисты иранского происхождения, как Ибн аль-Амид (умер в 970 году), Ибн Аббад ас-Сахиб (938 –995), Абу Бакр аль-Хваризми (934 –993), сабий Абу Исхак Ибрахим ибн Хилал ас-Саби (925 –994), оказавшие влияние на формирование арабской деловой и художественной прозы.

Впервые в истории ислама Адуд ад-Даула стал носить титул «шаханшаха» (царя царей), воспринимаемый арабами как ирано-зороастрийский. Титул этот сохранился и за его преемниками. Как и другие бувайхидские правители, Адуд ад-Даула был скуповат и прижимист, любил деньги, жители его большого государства страдали не только от старых, но и от вводимых им новых налогов, а его заботы о наведении порядка в сельском хозяйстве были связаны исключительно с желанием сделать его более доходным.

После смерти Адуда ад-Даула усиливается процесс дальнейшей феодализации государства, и при его преемниках империя распадается на ряд уделов. Между его сыновьями начинается борьба, общепризнанного главы династии больше нет, и бувайхидское государство становится добычей новых завоевателей.

Еще при халифе аль-Мутаваккиле в 851 году мутазилиты были официально осуждены, а старое, основанное на традиции суннитское «правоверие» снова признано государственным исповеданием. В изменившихся исторических условиях, когда в результате влияния греко-эллинистической научной и философской мысли уровень культуры в кругах образованной исламской интеллигенции значительно возрос, теологи-консерваторы, знатоки хадисов оказались в затруднительном положении. Им надо было как-то ответить на вызов мутазилитских теологов, опиравшихся на доводы логики и разума. А между тем у «людей сунны» разработанной догматики не было. Факихи привыкли довольствоваться ссылками на Коран и хадисы, которые не содержали ответов на интересовавшие образованную часть исламского общества вопросы. Борьба с мутазилитами и свободомыслящими философами требовала новой, теперь уже «ортодоксальной» догматики. Создателем традиционалистского богословия стал теолог Абу-ль-Хасан аль-Ашари (873 –935), школа и учение которого позднее получили наименование «ашаризма» или «позднего калама». В прошлом аль-Ашари был учеником главы басрийских мутазилитов аль-Джуббаи (умер в 915 году), но позднее покинул своих единомышленников и стал ревностным сторонником и защитником исламских традиционалистов, причем о своем разрыве с мутазилитами он публично объявил в 912 году в басрийской мечети.

В отличие от прежних факихов, аль-Ашари защищал суннитское правоверие не только ссылками на Коран и хадисы, но, используя в полемике приемы мутазилитов, выдвигал доводы, основанные на логике и философии. Стараясь придерживаться взглядов наиболее консервативных теологов, особенно Ибн Ханбала, он при этом приспосабливал метод мутазилитов для подкрепления и оправдания правоверия и в некоторых вопросах в какой-то мере воспринял взгляды мутазилитов. Поэтому по ряду проблем аль-Ашари и его ученики занимали компромиссную позицию между мутазилитами и традиционалистами. Так, в вопросе о божественных атрибутах они придерживались мнения, что атрибуты и тождественны, и нетождественны сущности Творца. Они обвиняли мутазилитов в том, что те, отрицая извечность божественных атрибутов, приходят к отрицанию самого Творца, хотя, по их мнению, Творец обладает атрибутами, а каковы они на самом деле – для человеческого ума непостижимо.

Вопрос о «сотворенности» или «несотворенности» Корана ашариты также решали на основе компромисса. Они говорили, что сущность Корана извечно пребывает в Аллахе, а конкретная его словесная форма была создана во времени и потому допускает символико-аллегорическое толкование. Именно так они воспринимали коранические выражения «рука Аллаха», «лицо Аллаха», но при этом считали, что эти слова надо понимать в соответствии с их телесным значением, что они обозначают реальные атрибуты Аллаха, природа которых людям неизвестна. Возможность увидеть Аллаха в будущем мире – реальность, но человек не в состоянии понять, как это произойдет. Тем самым, отвергая учение мутазилитов о том, что Аллах не имеет атрибутов, аль-Ашари также категорически отвергал и грубый антропоморфизм старых теологов «ташбих Аллах ила халкихи» («уподобление Бога творению его»). Аль-Ашари утверждал, что представление о «руках и лице Аллаха» есть «ташбих» лишь тогда, когда сознательно уподобляют их человеческим рукам и лицу. Но если верить в «лицо и руки Аллаха» и его «восседание на престоле», не пытаясь объяснить себе эти слова Корана, верить «би ла кайф» (без «как», то есть не задавая себе вопросов и не требуя объяснений), то такая вера правильна и лишена антропоморфизма. Ашариты считали, что «ташбих» ведет к язычеству, ибо уподобляет Аллаха человеку, а отрицание внешних атрибутов Аллаха делает представление о нем таким абстрактным, что логически ведет к атеизму.