Успех (Книги 4-5) - Лион Фейхтвангер

- Как жаль, что мы не одни, - проговорила она.

- В компании всегда веселей, - уклончиво ответил он.

- Да, конечно, - согласилась она. - А все-таки жаль.

Прекрасная ровная дорога была пустынна в этот вечер: дул сильный южный, щекочущий нервы ветер. Лишь изредка попадались навстречу экипаж или велосипедист. А тут вдруг, проехав мимо лесничества, машина свернула с широкой проезжей дороги на какую-то боковую, размокшую от талого снега. Автомобиль покачивался, вокруг него взлетали брызги грязи.

- Куда же он едет? - спросила девушка. - Я думала, что мы едем в Штарнберг.

- Отсюда можно ближе проехать, - сказал Людвиг.

- Да разве он здесь проберется? - забеспокоилась Амалия.

Пробраться, по-видимому, было невозможно; так как автомобиль остановился. Сидевшие впереди соскочили на землю.

- Что случилось? - спросила Амалия. - Я заранее могла бы сказать господам, что мы здесь не проедем.

- Если захотим, то доберемся куда нужно, - сказал неуклюжий, полусонный. Амалии он нравился все меньше и меньше. Франтоватый вообще ничего не ответил.

- Так в чем же дело? - настаивала девушка. - Ведь для того, чтобы добраться до Штарнберга, нам нужно вернуться назад на дорогу.

- Наплевать на Штарнберг! - мрачно произнес боксер, вспомнив при этом об озере, в которое будто бы бросился его любимый король.

- Выходите все, господа! - весело крикнул франтоватый. - Вы увидите, барышня, здесь гораздо уютнее.

- Да, - вмешался теперь и ее Людвиг. - Здесь будет хорошо.

Девушка растерянно оглянулась.

- Как так - уютно? - спросила она. - По-моему, здесь ужасно неуютно. Всюду грязь. Где же здесь можно присесть? А только шагнешь - и будут полные башмаки воды и грязи.

- Дело в том, что у меня в двух шагах отсюда охотничий домик, - сказал франтоватый и улыбнулся своими алыми губами, полуоткрыв белые зубы. - Там все приготовлено для скромного ужина. Мне доставило бы особое удовольствие, если бы барышня оказала мне честь, - и он дерзко и настойчиво поглядел на нее своими голубыми властными глазами. Поддаваясь очарованию джентльменских манер и уже почти соглашаясь, Амалия нерешительно взглянула на Людвига. Но это скорее было уже проявление кокетства, чем сомнения.

- Итак, в путь! - сказал Людвиг. - Нечего тут долго ломаться!

Он выскочил из автомобиля. Амалия последовала за ним, ступила на мокрый, скользкий снег, кокетливо вскрикнула и с досадой сказала, что погода прямо свинская.

Франтоватый и Людвиг подхватили ее с двух сторон под руки. Неуклюжий, тяжело ступая, шагал сзади. Так они двинулись по узкой тропинке, ведущей в глубину леса. Густо окрашенные облака мчались по небу. Справа и слева порывами дул сильный теплый ветер. Узкой кривой полоской стоял рад деревьями месяц. Всюду капало и текло. Идти было скользко. Мутно-белые, поблескивали лужи тающего снега. Когда попадалась лужа пошире, Людвиг и франтоватый крепче подхватывали девушку и с размаху перескакивали с нею через это препятствие. В общем, это было даже весело.

- А у вас, господа, здоровые мускулы! - одобрительно воскликнула Амалия. - Но ведь пять минут прошло уже: далеко еще до вашей виллы?

- Нет, уже недалеко, - ответил франтоватый.

Тропинка оборвалась. Теперь приходилось уже пробираться прямо через кустарник.

- Да ведь это не дорога, - сказала Амалия.

Ее подняли на руки и понесли. Изредка ее царапали ветви деревьев, но в общем все же было очень приятно продвигаться так через лес на руках этих крепких мужчин, ощущать на себе теплое дыхание ветра.

- Да ведь это вовсе не дорога, - повторила она. - Как же вы доберетесь до вашей виллы?

- Где есть вилла, там есть и дорога, - сказал франтоватый, с улыбкой взглянув на нее.

С такими образованными людьми водился ее Людвиг!

С тех пор как они пробирались сквозь кустарник, неуклюжий шагал уже не позади, а впереди, отгибая ветки, склоняя их вниз, расчищая путь. Эриху Борнгааку вся эта история начинала уже надоедать. Теплый ветер раздражал его почти так же, как болтовня этой дуры на его руках. На боксера Алоиса ветер не производил впечатления. Он был полон мрачной жажды действия.

Добрались до прогалины. Мужчины спустили девушку наземь.

- Разве здесь ваша вилла? - глупо смеясь, спросила она.

Мужчины промолчали.

- Ах, - проговорила она, - меня все-таки тяжело было нести! Вам, наверно, нужно передохнуть?

- Кто-то другой скоро отдохнет, - пробурчал боксер.

- Что это с вами со всеми? - спросила Амалия, оглядывая стоявших молча и неподвижно вокруг нее людей. Людвиг вытащил из кармана своей кожаной куртки листок бумаги и громко прочел: "Служанка Амалия Зандгубер выдала важные государственные тайны. Предатели уничтожаются тайным судилищем". Амалия поглядела на него, ничего не поняла. Она сочла это за шутку, но нашла, что шутка неумная. Кроме того, здесь было сыро и грязно. Если сейчас не выберешься отсюда, то назавтра обеспечена простуда.

- Мне кажется, - сказала она, - что пора отправиться на вашу виллу или же в Штарнберг. От свежего воздуха хочется есть.

Боксера Алоиса возмутил такой цинизм.

- Я думаю, - произнес он, и слова его звучали словно по писанному, - не следует человеку так упорствовать в свой смертный час.

- Какой ваш приятель шутник! - сказала Амалия, несколько растерянно переводя взгляд с одного на другого.

Но мужчины старались не глядеть на нее. Поэтому ей уже не суждено было уловить их взгляд, и последнее, что она увидела, было лицо Алоиса Кутцнера, который, приблизившись к ней, раньше, чем она успела вскрикнуть, раньше даже, чем она могла испугаться, нанес ей со страшной силой удар подковой, которую он в последнее время постоянно носил при себе "на счастье". Затем он опустился около нее на колени, быстро пробормотал слова молитвы, прося бога дать ему силы поскорее ее прикончить, и задушил ее.

И вот она лежала в грязи, в тающем снегу. Для этой автомобильной поездки она нарядилась по-праздничному, надела коротенькую модную юбку. Юбка сдвинулась, приоткрыв колено и над ним узкую полоску кожи и краешек грубых белых панталон. Крепкие ноги были обуты в чересчур нарядные туфли. Шляпа съехала набок. Ее лицо, обрамленное жесткими, коротко подстриженными волосами, посинело почти до черноты; изо рта высунулся язык.

Эрих, переминаясь с ноги на ногу, закурил папиросу. Не больше двух недель срока дает он себе, - самое большее через две недели Георг должен быть свободен. И он вдруг взглянул на убитую острым, пронизывающим взглядом, Людвиг Ратценбергер мысленно с удовлетворением отметил, что все кончилось быстро и он свободно к половине одиннадцатого поспеет к ресторану Пфаундлера за своим господином Рупертом Кутцнером. Боксер Алоис Кутцнер смахнул грязь и снег, приставшие к его коленям. "Так бы их всех, паршивцев!" - пробормотал он и воткнул в снег около покойницы сухую ветку. К ветке он прикрепил листок бумаги с неумело нарисованной на нем черной рукой и надписью: "Предатели! Остерегайтесь!" Он сделал это потому, что устав, которым должно было руководствоваться "тайное судилище", гласил: "Предателей следует убивать, оставляя при этом знак, ясно указывающий на причину казни".

- Так просто это не делается, - неодобрительно заметил Людвиг Ратценбергер. Он вытащил отпечатанный на пишущей машинке приговор и заменил им записку, прицепленную боксером к сухой ветке. Но боксер остался недоволен. Холодный деловой шрифт машинки не казался ему достаточно наглядным выражением значительности поступка, и он настаивал на том, чтобы записка с изображением черной руки была оставлена на месте. Эрих Борнгаак предложил оставить и то и другое. На этом все согласились. Так и сделали.

24. ПИСЬМО, НАПИСАННОЕ НОЧЬЮ

Убийство служанки Амалии Зандгубер, несмотря на бурные события в политической и экономической жизни страны, привлекло к себе всеобщее внимание. Полицейский отчет, правда, ограничился кратким сообщением об обнаружении трупа, и большинство мюнхенских газет поместили это сообщение без всяких комментариев. Полицейские власти на поступавшие запросы отвечали, что убийцы оставили на месте преступления записку с явной целью отвлечь внимание от настоящих мотивов убийства, которое, несомненно, носило чисто личный характер. Убитая была женщиной легко доступной; существует предположение, что кто-нибудь из ее знакомых мужчин заманил ее в парк с целью ограбления. На несколько дней был арестован приказчик из мясной лавки, с которым ее часто видели в последнее время. Но мюнхенские левые газеты упорно держались той версии, что убийство совершено исключительно по политическим мотивам. Берлинская печать также подхватила этот случай, разразилась рядом очень резких статей. Вся обстановка убийства, выдержанная в стиле авантюрных романов, говорила о том, что оно совершено "патриотами". Газеты требовали, чтобы имперское правительство, в виду явной несостоятельности Баварии, положило предел этим кровавым бесчинствам. Сообщали об ожидавшейся в рейхстаге интерпелляции по баварским делам. Выступить, по слухам, должен был доктор Гейер.