Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне - Федор Раззаков

Между тем из Министерства культуры СССР в Театр на Таганке приходит бумага о том, чтобы руководство театра готовило документы на присвоение В. Высоцкому звания «Заслуженный артист РСФСР». Заведующая отделом кадров театра Елизавета Авалдуева сообщила эту приятную новость Высоцкому. Но тот среагировал на нее на удивление спокойно.

— Я еще не заработал, — ответил он Авалдуевой. — Вот не дадут — вам будет больно, а мне — обидно. Еще поработаю как следует — тогда будем оформляться…»

Видимо, осознание того, что главным двигателем этого присвоения являются события большой политики и что оно по сути было откровенным умасливанием его, раздражает Высоцкого и вынуждает его сопротивляться награде. В иные времена он бы почел за счастье получить звание «заслуженного», но теперь совсем другое дело, поскольку оно может быть расценено в либеральной среде как фактический подкуп Высоцкого.

Тем временем накануне дня рождения героя нашего повествования друзья пытаются поговорить с ним по душам — видеть то, как он убивает себя, они уже не в силах. В разговоре принимали участие Всеволод Абдулов, Валерий Янклович, Вадим Туманов. Все просили Высоцкого одуматься, начать серьезное лечение. Артист отмахивался: мол, да ладно, перестаньте! Видя это отношение, Абдулов не сдержался: встал и направился к выходу. Уходя, сказал: «Володя, смотреть на то, как ты умираешь, я не могу. И не буду. Поэтому я ухожу. Если понадобится — звони, я появлюсь и все сделаю. Но просто присутствовать при твоем умирании — не буду».

Этот поступок близкого друга, кажется, отрезвил Высоцкого. Сразу после своего дня рождения (25 января ему исполнилось 42 года; кстати, в тот день он дал сразу два концерта в Доме метролога в Менделееве) он делает очередной отчаянный шаг в сторону того, чтобы побороть болезнь. Вместе с врачом Анатолием Федотовым артист закрывается на несколько дней у себя на квартире. А. Федотов рассказывает:

«В январе 1980 года мы с Высоцким закрылись на неделю в квартире на Малой Грузинской. Я поставил капельницу — абстинентный синдром мы сняли. Но от алкоголя и наркотиков развивается физиологическая и психологическая зависимость. Физиологическую мы могли снять, а вот психологическую… Это сейчас есть более эффективные препараты. Да, сила воли у него была, но ее не всегда хватало».

Об этом же слова В. Янкловича: «Высоцкий запирается вместе с врачом. Врач пытается что-то сделать. День, два… На третий день — срыв. Ничего не помогает — так делать нельзя. Даже врачи уже не верили в успех».

1 февраля Высоцкий дает концерт в столичном ВНИИ ЭТО. Трудно сказать, чем объясняется его согласие отыграть концерт, поскольку состояние здоровья Высоцкого хуже некуда. У него затруднена речь, подводит память. Спев третью песню («Песенка о слухах»), Высоцкий делает короткую паузу, чтобы представить следующую песню («Песня о переселении душ»). После чего поет… «Песенку о слухах». Затем спохватывается: «Это я вам уже пел, да?»

В последующие три недели Высоцкий нигде не светится: ни в театре, ни в концертах. Зато он внезапно вспоминает про свою незаконнорожденную дочь, что родилась в 72-м от его романа с актрисой «Таганки» Татьяной Иваненко. Вот как об этом вспоминает Иван Бортник:

«Однажды в половине четвертого утра хмельной Володька завалился ко мне с открытой бутылкой виски в руке и говорит: „Поехали к Таньке, хочу на дочку посмотреть“. Приехали, звоним в дверь — никого. Решили, что Татьяна у матери, отправились туда. А рядом отделение милиции — тут-то нас и „загребли“ менты. „О-о-о! — говорят. — Жеглов, Промокашка!“ И в отделение. А Володька на лавку — и сразу спать. Но в конце концов нас все же отпустили. Уже после его смерти Татьяна мне призналась, что была тогда дома и не открыла. „Ну и дура!“ — заявил я ей. Ведь больше такого порыва у Высоцкого не возникало…»

Тем временем продолжаются два уголовных дела: «ижевское» (по концертам) и «московское» (по автоаварии). В те февральские дни Высоцкий предпринимает попытку уговорить следователя, у которого было в производстве последнее дело, закрыть его. Он приглашает его с женой к себе в гости на Малую Грузинскую. На этой встрече была и Оксана Афанасьева. Она вспоминает:

«Пришел милиционер — совершенно одноизвилистый человек — с женой, красивой блондинкой в кримплене… Она как зашла в квартиру, так сразу потеряла дар речи. Сидела в кресле, абсолютно не двигаясь… А он нес абсолютный бред, шутки были такого уровня:

— Ты, Володя, у меня еще на дыбу пойдешь!

В конце концов он «развязался» — ходил, хлопал всех по плечу, даже читал стихи, — ужас!..»

Этот визит не помог Высоцкому — суд все-таки состоялся. Но он отнесся к артисту снисходительно, что вполне закономерно: уголовное дело затевалось в одно время (когда шел накат на либералов), а суд проходил уже в другое (когда либералам начали раздавать «пряники»). В итоге Высоцкому было вынесено наказание из разряда мягче не бывает — общественное порицание плюс обязал его быть особо внимательным за рулем.

Поскольку здоровья Высоцкого не хватает на дальние переезды, он вынужден выступать с концертами в черте города Москвы и Московской области. 20 февраля состоялся первый после перерыва концерт — на факультете аэродинамики и летательных аппаратов МФТИ, что в городе Жуковский. Правда, он едва не сорвался. Организатор концерта В. Янклович договорился, что руководство института платит Высоцкому гонорар, но билеты на концерт не продает. «Собирайте деньги с народа любым другим способом», — было заявлено «физикам». Таким образом Янклович пытался обмануть ОБХСС. Однако, едва они с Высоцким подъехали к зданию, как перое, что увидели, — в кассах продают билеты. Янклович возмутился и заявил, что концерта не будет. Но «физики» так всполошились, так стали биться в истерике, что пришлось им уступить.

Высоцкий начал свой концерт со следующего вступления: «Выступать перед студенческой аудиторией всегда очень рискованно. Я одно время даже перестал это делать после того, как однажды на химическом факультете в университете девочку задавили. Я сказал, что больше ездить не буду, потому что… Вот, задавили, значит, и с трудом ее оттуда вынесли… Я сказал, что я ездить не буду.

Действительно, не ездил в чисто студенческие аудитории… Потому что это всегда какие-то прорывы… Например, я помню, в медицинском институте гигантская дверь шестиметровая упала. Она медленно-медленно так вот упала, все разошлись и сели на нее тут же. И все продолжалось, как будто ничего не случилось. Но тогда это было организованно, а потом в университете такая случилась история…