Сборник "Приграничье" - Павел Корнев

Железная дверь подъезда пятиэтажного жилого дома как обычно была приоткрыта, и я беспрепятственно попал внутрь. Дядя Вася — местный алкаш, притворявшийся, что выполняет роль консьержа, — уронил голову на руки, сложенные калачиком на стоявшем в его закутке столе, и преспокойно давил храпака. Видно, что-то совсем убойное употребил — раньше так рисковать своим теплым местечком он боялся, и хоть вечно был под мухой, но меру знал.

Только хмыкнув, я не стал его будить и взбежал на третий этаж. Точнее — на пролет между вторым и третьим этажом. Дальше подняться не успел: навстречу спускались два незнакомых парня в белых полушубках, пошитых из шкур серков. Простая связка: «белые полушубки — Патруль, Патруль — неприятности», рождалась в толком не проснувшемся мозгу непозволительно долго и в оборот патрульные взяли меня, особо не напрягаясь.

— Руки к солнцу, — скомандовал полноватый парень и перестал прятать за спиной руку с короткой дубинкой.

— Пасмурно сегодня, — ответил я, но руки все же приподнял — остановившийся на ступеньку выше напарника патрульный целился в меня из пистолета с предусмотрительно навернутым на дуло глушителем.

Сместившийся к перилам, чтобы не перекрывать линию стрельбы, толстяк быстро охлопал мои карманы и без труда обнаружил «Гюрзу» и финку. Убедившись в отсутствии других потенциально опасных для своего здоровья предметов, он легонько ткнул левой мне в подбородок. Удар у этого гада был поставлен на редкость хорошо — голову мотнуло, и я затылком врезался в стену.

— Слушай сюда. Сейчас спускаемся вниз и без фокусов: дернешься, сразу маслину в башку получишь, — предупредил переложивший в другую руку дубинку толстяк и для большей убедительности решил врезать второй раз. Теперь уже правой.

В голове у меня уже звенело, во рту стоял солено-металлический привкус крови, и снова подставляться под удар не хотелось совершенно. Я слегка отклонился и кулак угодил по скуле немного вскользь. И все равно в левом ухе зазвенело.

— Топай, — начав спускаться по лестнице впереди меня, приказал патрульный. Парень с пистолетом приближаться не стал и держал дистанцию. — Потрещать надо.

Прикинув, что сопротивляться в этой ситуации бессмысленно, я на подгибающихся ногах послушно поплелся вниз. Хоть бы кто-нибудь из жильцов дома в подъезд вышел… Не, это вряд ли. На пьяного дядю Васю надежды тоже мало. Да уж, похоже, от беседы с патрульными отвертеться не получится. А судя по настрою ребят, ничем хорошим она для меня не закончится.

Перенеся вес на левую ногу, я подался вперед и изо всех сил впечатал правый ботинок в поясницу спускавшемуся впереди толстяку. Тот ласточкой рухнул на бетонный пол, но мне было уже не до него — резко присев, я крутнулся на месте и метнулся вверх по лестнице.

Пистолетная рукоять ударила прямо в лоб, тело вмиг стало ватным, а сознание под негодующий крик внутреннего голоса — я же тебе говорил! — ухнуло в черную дыру. Каюк…

— Очнулся? — издевательски-ласково поинтересовался кто-то, когда колючий холод приложенной к разбитому лбу пригоршни снега заставил меня замотать головой.

Сипло выдохнув, я попытался вытереть залитые кровью и тающим снегом глаза, но руки почему-то слушаться отказывались. Хотя что значит — почему-то? Если пошевелить мозгами, то все сразу становится ясно — сковывавшие запястья наручники прицепили к чему-то у меня над головой. А вот это уже совсем нехорошо: наручники — это такая паскудная вещь, от которой хрен освободишься. Плавали, знаем.

— Очнулся, говорю? — потеряв терпение, пихнул меня ботинком под ребра обладатель смутно знакомого голоса. Точно ведь раньше пересекались…

— Да. — Кое-как вытерев лицо о рукав фуфайки, я открыл глаза и обнаружил, что полулежу на полу какого-то фургона. Разглядеть лицо сидевшего напротив затонированного окна человека не получилось, зато толстая сволочь с дубинкой тут как тут. Целехонек, даже морду при падении не разбил. Гадюка…

— Не дергайся, — легонько ударил он мне по бицепсу дубинкой, когда я попытался поудобней усесться на полу.

— Что ты, Ринат, он у нас мальчик умненький, — подался вперед сидевший у окна парень. Блин, да это же Андрей Кузьмин! Он же Хобот. Мой бывший сослуживец по Патрулю, век бы его не видеть. Теперь понятно, отчего голос знакомым показался. — Правда, Скользкий?

— Я только для друзей Скользкий, — не подумав, напомнил я ему о кое-каких наших прошлых разногласиях и тут же получил ногой в живот. Ах ты сволочь!

— А для остальных шершавый, что ли? — рассмеялся Ринат. — Можно проверить…

— Хватит его бить уже, — обернулся на звук удара водитель.

— Успокойся ты, никто никого не бьет, — вновь сел на свое место Хобот. — Хотя и надо бы.

— Не то слово, — поддержал его потерший поясницу Ринат.

— Мы люди гуманные, — продолжил глумиться скрививший толстые губы Кузьмин, — и делать этого не станем. Так что для тебя же лучше проявить здравомыслие и ответить нам на пару вопросов.

— Че надо? — Я постарался ослабить давление наручников на запястья и, упершись ногами в валявшийся на полу сверток, немного распрямил спину.

— А стоит ли? — заволновался водитель. — Давайте просто отвезем…

— И какой нам с того понт? — фыркнул Хобот, потер длинный нос, которому и был обязан прозвищем, и наклонился ко мне. — Год назад ты шлялся у Лудина в компании с каким-то придурком и взял у него бумаги, где они?

— Что? — не сразу понял я, о чем речь. — Какие бумаги?

— Броню не включай, — скривился Кузьмин. — Мы пока тебя еще пальцем не тронули, но будешь тупить — за этим дело не станет.

— Вообще не понимаю, о чем ты, — лихорадочно решая, как быть, ответил я. Они ведь действительно меня пока еще не били. Ну может, пару раз пнули, злость сорвали. Но это только начало. — Ты объясни нормально!

— В том декабре в окрестностях Лудина был? — скрипнул зубами Кузьмин, все же решив пока обойтись без мордобоя.

— Был, — не стал отпираться я. Знать бы, кто Хоботу капнул. И вот еще что непонятно — судя по полушубку, он все так же в Патруле лямку тянет, но с какой стати ему бумаги Жана сдались? Или это со стороны заказ? Да нет, вряд ли. — И что?

— Человечка там одного встретил?

— Какого еще человечка? — заартачился я.

— Не свисти — встретил. — Скорее всего Кузьмин и сам не знал, о ком речь, и это наводило на определенные размышления. — От горожан вы вместе сбежали. Вот у него бумаги ты и забрал.

— Да какие еще бумаги? Не было ничего такого! — уперся я на своем. Может, на пушку меня берут?