Рукопись из Тибета - Валерий Ковалёв

На слова «Но там же ничего нет, я там ничего не вижу!» мне ответили, что бледнолицему и не положено видеть, так как дух пришел именно к пираха.

А если лесу нужен будет Кайман, вот тогда к нему будет прислан персональный дух в виде мини-самолета или моторной лодки — по их убеждению с белыми обычно бывает именно так.

И вообще, чего это я так беспокоюсь о духах? Ведь белый человек сам пришел сюда из призрачного мира — неужели все забыл о своей прошлой жизни?

Наверное, тебе Этьен, уже понятно, что все вышеперечисленное делают моих соплеменников почти невозможным объектом для просветительской работы.

Идея единого бога, например, буксует среди них по той причине, что с понятием «один» пираха, как я уже говорил, не дружат, а слова «бог» в их словаре нет.

Сообщения о том, что их кто-то создал, тоже воспринимаются пираха недоуменно.

Надо же, такой большой и неглупый вроде мужчина, а не знает, как делаются люди.

Создать человека, по их убеждению, очень легко: нужно засунуть свою хаху в женскую дырочку, и он появится оттуда в свое время.

Так как слова «образ», «концепция», «программа» и «идея» отнюдь не значатся в лексиконе моих подданных, я пытался выкручиваться как мог.

«А кто поместил его в хаху?»

Пираха переглядываются и высказываются в том духе, что сегодня слишком жарко и Кайману, похоже, напекло голову.

«Вы знаете, что будет, когда вы умрете?»

— Знаем, — отвечают мудрецы. — Вот мы не очень знаем, что происходит с нами до того, а с мертвыми все в порядке. Тусуются себе в лесу, да в ус не дуют!

История Иисуса Христа в переводе на их язык тоже выглядит не слишком убедительно.

Понятия «век», «время» и «история» для пираха пустой звук. Слушая про очень доброго человека, которого люди злые прибили к дереву гвоздями, пираха спрашивают меня, видел ли я это сам. Нет?

Видел ли Кайман человека, который видел этого Христа? Тоже нет?

Тогда как он может знать, что там было?

Короче, друг француз, пять лет жизни с этими ребятами не прошли для меня даром: теперь я убежденный атеист.

Живя среди этих маленьких, полуголодных, никогда не спящих, никуда не спешащих, постоянно смеющихся и не знающих ни греха, ни веры людей, я пришел к выводу, что человек куда более сложное существо, чем учит Библия, а религия не делает нас ни лучше, ни счастливее.

Пираха — самый счастливый народ на Земле, Лишь спустя годы я понял, что это нам нужно учиться у них, а не наоборот. Как считаем мы — люди цивилизации.

На этом Кайман закончил свой рассказ, после чего мы долго молчали. Слушая, как под лодкой журчит вода и наблюдая мироздание.

Когда солнце коснулось вершин леса на дальних плато, и жара немного спала, за очередным поворотом реки, на берегу возникла обширная деревня на сваях.

— Ну, вот мы и дома, — сказал вождь, как только лодка подошла к причалу — Ребята, суши весла!

Глава 5. Среди детей природы

Наше появление в деревне было воспринято с воодушевлением.

Из домов тут же высыпала целая толпа аборигенов в сопровождении собак, с интересом взирающих на белого человека.

Когда мы сошли на землю, Кайман поднял руку, приветствуя соплеменников, а затем толкнул речь. Поочередно указывая на небо, меня и реку.

— У-у-у… — прошелестело по рядам, и индейцы стали перешептываться.

Далее вождь пафосно закончил ее на высокой ноте, вслед за чем похлопал меня по плечу, а потом ткнул пальцем в лодку.

Кокои с Ораха тут же извлекли оттуда оставшуюся часть черепахи (мяса было еще довольно много), плоды дуриана и эмбрионов, что вызвало у присутствующих крики восторга.

После этого в окружении подданных Каймана, под тявканье собак, мы двинулись в деревню.

Ее дома, как я уже отмечал, стояли на сваях, были деревянными и крыты перистыми листьями пальм, что выглядело довольно экзотично.

Хижина вождя была в центре, отличалась несколько большими размерами, у нее нас встретили две молодые девицы.

— Знакомься, — мои жены Елиау и Тайяна, — представил их Кайман. Те, опустив глаза, игриво захихикали.

После чего мы вошли в прохладу дома, состоящего из крытой террасы и двух комнат.

На террасе лежали искусно плетеные циновки, и стоял какой-то вырубленный из дерева, ярко раскрашенный истукан; в первой комнате был каменный очаг и различная, стоявшая на полках утварь, во второй виднелись три гамака, а на стене висела двустволка с патронташем.

— Плоды цивилизации? — кивнул я на оружие.

— Ну да, — заявил Кайман. — Проникает понемногу.

Затем мы расположились на свежем воздухе, усевшись друг против друга на циновки, и одна из жен принесла две половинки кокосового ореха с каким-то золотистым напитком.

— Сок купуасу[129], рекомендую, — взял свою в руки хозяин.

Напиток был прохладным, кисло-сладким на вкус, и я с удовольствием выпил.

— Сегодня в твою честь устроим пир, — сказал Кайман, тоже высосав содержимое.

— А может того, не надо? — сказал я, будучи по натуре скромным.

— Надо, Этьен, надо — наклонился он ко мне. — Я сказал пираха, что ты упал с неба, типа наш гость, и все желают веселиться.

— И они поверили?

— Они всегда верят, если хотят, — рассмеялся вождь. — К тому же это правда.

Когда на деревню опустилась ночь, а в небе замерцали звезды, все жители собрались на хорошо утоптанной площадке меж хижин, под высоким раскидистым деревом, напоминающим гигантский фикус.

Под ним, раздвигая мрак, ярко горел костер, где на вертеле жарилась свинья, а в рубиновых углях, завернутое в банановые листья, доспевало мясо черепахи. Здесь же стояли несколько выдолбленных из дерева подобия бочонков, издающих запах браги, а рядом с ними кокосовая посуда для пития со связками бананов.

Кайман прошел к почетному месту у костра, где уселся на длинный обрубок ствола, покрытый шкурой ягуара, мне на плечи молодые индианки водрузили венок из цветущих орхидей, а два пожилых охотника под доброжелательные возгласы соплеменников, усадили с ним рядом.

После этого вождь, сделав значительное лицо, выдержал паузу, вслед за чем встал (наступила тишина) и, судя по торжеству голоса, а также жестам, объявил о начале пира.

— Я-а-ай-я! — огласился берег радостным криком, и веселье началось.

Жарившие мясо охотники стали оделять им участников, а женщины с подростками разносить напитки.

Когда же первый голод был утолен, несколько молодых парней забили в принесенные с собой барабаны, образовался круг, и начались танцы.

С каждым часом градус веселья повышался, танцы сменялись песнями с бодрым речитативом и наоборот.