Юнг и Паули - Дэвид Линдорф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Готовясь встретиться с критикой чрезмерного расширения своей психологии, Юнг развил свою точку зрения на место психе в мире духа и материи. Поскольку психе является чисто эмпирической в своей способности как посредника наблюдать себя, она доказуема. Психе может передать сознанию опыт материальных и духовных проявлений, другими словами, всё, что мы воспринимаем. В свою очередь, эти проявления доказуемы только как психические представления. В этом смысле психе принадлежит одновременно духу и материи. Вместо того, чтобы признать чрезмерное расширение психологии, Юнг парировал, указав, что его концепция психоидного фактора, подобно нейтральному языку, подразумевает непсихическую сущность, доказуемую только через своё воздействие (на материю), например, синхронистичность.
Поскольку Паули настаивал, что его физические сны нельзя трактовать психологически, Юнг предположил, что бессознательное по какой-то причине старается увести его от психологии. Естественно, утверждал он, что в снах Паули используется язык физики, ведь это область его занятий, однако психологическое значение этих физических снов лежит в другой области. Разумеется, Паули не мог принять это замечание, он считал физические сны отдельными от личной психологии, даже будучи при этом уверенным, что они связаны с его индивидуацией.
Несмотря на различия во взглядах на сны Паули, Юнг подгонял Паули двигаться дальше: «Вы сделали два шага: осознание архетипических предпосылок астрономии Кеплера и противоположной философии Фладда, а теперь вы на третьем этапе, где предстоит решить вопрос: А что на это скажет Паули?»[266]
Юнг указал, что Паули ставит вопросы, относящиеся к основам природы, вопросы мирового порядка. Поиск ответа не на личный, а на космический, всеобщий вопрос — вызов целостности личности; как утверждал Юнг, целостность индивидуальная необходима для рассмотрения космической целостности, и это отражается во снах. Сон о металлической пластине с его физическим символизмом, считал Юнг, как раз попадает в эту категорию. Понятно, что значение этого сна оставалось неясным, но он явно значил больше, чем предполагал Паули.
Юнг отметил, что космические сны Паули напоминают некоторые его собственные сны, хотя сны Юнга говорили скорее на мифологическом, чем физическом языке. Цитируя сон, в котором группа крупных животных прокладывает путь через джунгли, Юнг обнаружил, что при попытке работы над сном он испытывает приступ тахикардии. Он заключил, что животные, выполняющие свою задачу, не желают, чтобы за ними наблюдали. Поэтому Юнг решил, что ему придётся «обойтись без психологии и подождать, не выдаст ли бессознательное чего-либо само по себе»[267]. Соответственно, сознательный поиск вселенской истины, как чувствовал Юнг, так же интересовавший Паули, как и его самого, мог породить ответ из бессознательного, который невозможно истолковать. Оставалось лишь терпеливо наблюдать за тем, что он создаст. Как показывает последующее письмо, у Паули имелась своя точка зрения на этот сон Юнга.
Чтобы завершить картину психического в его отношении к непсихическому и по контрасту со взглядом Лейбница на психе как на состоящую из замкнутых, без окон, монад, Юнг рассматривал психе как открывающую путь к ещё более удалённым видениям, которые он считал трансцендентной реальностью. Эта трансцендентная реальность иллюстрирует самость, о которой Юнг писал: «[Самость] — понятие, которое постепенно проясняется с опытом — как показывают наши сны — однако, ничуть не теряя при этом свою трансцендентность»[268]. Таким образом, психе по Юнгу имеет не только окна для наблюдения материи и духа, но и окно в трансцендентное, то есть реальность за пределами человеческого познания. В этом смысле связь психического с материей и духом превращается в четверичную, к трём добавляется четвёртое — трансцендентное[269].
Трансцендентное четвёртое
Памятуя об этом, Юнг предложил свой комментарий к «трём кольцам» Паули. Обратив внимание на то, что в руке Паули держит два кольца, материю и психе, он определил третье кольцо как дух, отвечающий за «теологически-метафизические пояснения». Четвёртое кольцо — человеческие взаимоотношения — вместе с остальными тремя составляет единство. С точки зрения психологии это возможность решить мировые проблемы via caritas — понятие, означающее христианскую любовь. Но, как тут же указывает Юнг, такая неограниченная любовь не избавляет от дьяволов, и именно в дьяволах заложена мотивирующая сила процесса индивидуации. Caritas требует осознания трансцендентного на земных условиях и так подвергает проверке все достоинства христианства. Поскольку психологический груз, который возлагается на личность, может быть больше того, который она способна вынести, формируются теневые проекции, снимающие часть ноши с психе, но приносящие лишь временное облегчение. Чтобы сдвинуться с этой точки, нужно осознать свою тень и освободить аниму от проекций — короче говоря, требуется столкновение с бессознательным.
В отличие от Паули, которого привлекал конфликт «психе против материи», Юнга интересовало другое противостояние: «дух против материи». Он верил, что современная эпоха в значительной степени утратила ощущение духа, объединив его с интеллектом. «Таким образом дух, так сказать, исчез из нашего поля зрения и его заменила психе»[270]. Возможно, это скрытое порицание изложенной в последнем письме концепции Паули, в которой дух явно принижается.
Юнг признавал сильную склонность мыслить противоположностями, такими как дух и материя. Как и с другими противоположностями, он считал одну условием существования другой, а психе — посредником, наблюдателем. Это делает материю (физис) и дух сущностями, имеющими персональное значение для наблюдателя. Здесь Юнг и Паули расходились, поскольку Паули — через призму своих физических снов — рассматривал материю как имеющую значение безотносительно психе наблюдателя, как символическую реальность в собственном праве.
Глава 9. Дух и материя: Два подхода к тайне бытия
Как физис стремится к завершению, так и ваша аналитическая психология ищет свой дом.
Вольфганг Паули
Прочтение «Ответа Иову» не только стимулировало, но и обеспокоило Паули; более того, споры с Юнгом оставили у Паули ощущение своей неспособности передать суть психофизической проблемы в том виде, в котором он воспринимал её. Кроме того, он чувствовал, что его отношение к бессознательному понимается неверно. То, как всё это волновало Паули, видно по двум его письмам к Марии-Луизе фон Франц (1915-1998), последовавшим сразу за получением письма от Юнга 4 мая. Именно у неё Паули искал понимания и совета.
Переписка Паули и фон Франц началась, насколько мы знаем, в 1951 году; она показывает, как близки были их отношения. Фон Франц, последовательница Юнга,
