Битва двух империй. 1805–1812 - Олег Соколов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Торжественные приёмы, парады следовали один за другим. Так как в город из военных допускали только избранных лиц, многие русские офицеры переодевались в гражданскую одежду, чтобы посмотреть на Наполеона, и на улицах Тильзита постоянно было оживлённо.
Вечером 30 июня французские гвардейцы устроили грандиозный банкет, на который пригласили солдат русской гвардии: преображенцев, семёновцев и измайловцев. На равнине неподалёку от города было составлено огромное каре из столов, в центре которого оркестр играл весёлые марши. Столы ломились от угощений: говядина, свинина, баранина, жареные гуси и куры, шнапс и пиво лились рекой. Солдаты сидели вперемежку — русские и французы. В разгар банкета веселящихся солдат навестили сами императоры. Наполеон, с удовольствием взирая на пиршество воинов, произнёс, обращаясь к своим гвардейцам: «Гренадеры, то, что вы сделали, — прекрасно!» Можно себе представить, какими тостами и криками восторга встретили это появление монархов двух самых могущественных империй на свете! Но пиршество стало ещё более весёлым и разгульным, когда императоры ушли. Солдаты обеих армий братались и закончили тем, что, поменявшись мундирами, ходили по городу с криками «Да здравствуют императоры!» по-русски и по-французски…
Если мы остановились подробно на, казалось бы, маловажных деталях тильзитской встречи, то лишь для того, чтобы показать, сколь абсурдной была война между Россией и Францией и сколь малы были противоречия в 1805–1807 гг. Ведь, едва только замолчали пушки, солдаты и офицеры обеих сторон сели за один стол и искренне, от всей души радовались встрече, словно были старыми друзьями. Невозможно представить себе подобную сцену в войне между армиями, которых разделяет национальная, идеологическая или религиозная вражда.
Без сомнения, эта атмосфера влияла и на ход серьёзных переговоров. Знаменитый историк Альбер Вандаль блистательно сказал по этому поводу: «При переговорах с Россией они (французы) делали вид, что ведут их с не побеждённым врагом, а с заблуждавшимся другом, что дело идёт только о том, чтобы вернуть его на истинный путь»[51].
Было бы долго и бесполезно описывать все перипетии переговоров; к тому же самое интересное осталось за кулисами, ибо происходило без свидетелей. Тем не менее хотелось бы отметить следующее: в течение долгого времени во французской исторической литературе бытовало мнение, что оба императора были очарованы друг другом и попали, в известной степени, под взаимное влияние. Факты говорят о другом. Если Наполеон действительно в некоторой степени был пленён «лучезарной улыбкой» Александра, молодой царь никоим образом не попал под влияние великого корсиканца, хотя внешне, как умелый актёр, изображал восторг. Своей любимой сестре Екатерине он писал 17 (29) июня 1807 г. из Тильзита: «Господь нас спас. Вместо жертв мы выходим из борьбы даже с некоторым блеском. Но что Вы скажете о всех этих событиях? Я провожу целые дни с Бонапартом, целые часы наедине с ним! Я спрашиваю Вас, не сон ли всё это?»[52]
Нет, это бы не сон, и молодой русский монарх сохранял более чем трезвую голову. Той же самой Екатерине, которой он поверял свои самые сокровенные мысли, он несколько позже без обиняков писал: «Бонапарт считает, что я дурачок, ну что ж, смеётся тот, кто смеётся последним. Все мои надежды на Бога».
Что касается Наполеона, то он не без некоторой наивности поведал в письме к жене в тот же день, когда в первый раз встретил Александра: «Друг мой, я только что встречался с императором Александром. Я очень доволен им, это очень красивый и добрый молодой император. У него больше ума, чем это принято считать»[53].
Известный советский исследователь русско-французских отношений той эпохи Владлен Сироткин писал, что никакого обольщения друг друга императорами не было, а был расчётливый торг.[54]
Было бы довольно странно, если бы лидеры двух великих держав в своих действиях руководствовались только личной приязнью и «по дружбе» уступали бы друг другу в серьезных политических вопросах. Совершенно естественно, что оба старались получить на переговорах максимальное количество выгод. В этом смысле они оба были вполне нормальными здоровыми людьми, хотя Наполеон действительно во многом был очарован молодым царём.
Самое главное — то, ради чего вёлся торг, ради чего Наполеон, Александр и их помощники предпринимали дипломатические манёвры, ловчили, пытались напустить время от времени туман. Задачей Наполеона было заключение союза с Россией навсегда; Александр лишь старался добиться временного мира, или, как модно было говорить в советской историографии, «мирной передышки», чтобы затем с новыми силами и новыми союзниками обрушиться на того, кого он считал своим личным врагом.
О том, насколько Наполеон желал не просто мира, а именно союза с Россией, лучше всего говорит его поведение в ходе преследования русской армии после сражения под Фридландом. Так же как после Аустерлица, он фактически намеренно выпустил разбитого неприятеля. Если бы французский император желал разгромить Российскую империю, видел бы в долгосрочной перспективе новую войну с русскими и, как писалось в анафеме, «тщился наваждением дьявольским вовлещи православных в искушение и погибель», то лучшего момента, чем июнь 1807 года, просто невозможно было придумать.
Маршал Ней докладывал в своём рапорте от 20 июня 1807 г. из Инстербурга: «Каждый день приносит новые доказательства страшного беспорядка, в котором он (неприятель) находится. Те, кто хорошо знают Россию, утверждают, что несчастья, которые она претерпела, так сильны, что она потрясена в своих основах, и внутри неё царит беспорядок такой, что отряд французских войск мог бы дойти хоть до Петербурга»[55].
Вспомним о бывших шляхтичах Речи Посполитой, а ныне подданных русского царя, готовящихся взяться за оружие. Наполеону не потребовалось бы идти ни на Петербург, ни на Москву, ни на Камчатку для того, чтобы в 1807 году нанести сокрушительный удар империи Александра I. Французскому императору достаточно было произнести только: «Польша снова жива!»
«О, если бы Наполеон, вместо того чтобы заключить Тильзитский мир, — восклицала Софья Тизенгаузен, — пошел прямо в Литву, когда русская армия была разбита, когда все умы были возбуждены… когда все сердца пылали патриотизмом! Наполеону нужно было только появиться, чтобы все взялись за оружие»[56]. Но император французов заботился не о восстановлении Речи Посполитой, он не желал посрамления России. Наоборот, в описываемое время Наполеон неоднократно всеми способами старался выказать уважение русским войскам, генералам, офицерам, солдатам…
Конечно, Наполеон делал это не из-за какой-то особой любви к русскому народу, просто он был уверен, что сама логика, сама география подсказывает: России и Франции суждено не просто жить в мире, но и быть союзниками. Он разбил русских под Фридландом, но генеральное сражение по нравам той эпохи было для профессиональных армий естественным солдатским делом, не накладывающим отпечатка на последующие отношения между народами. Зато он старательно избегал событий, подобных «резне в Праге», которые могли бы на десятилетия, а то и на столетия испортить отношения между двумя нациями. Сомнительной славе уничтожения не успевшей переправиться на другой берег Немана дивизии он предпочел перспективу искреннего союза, причем союза не только геополитического, но и эмоционального. Наполеон надеялся, быть может несколько наивно, что его великодушные жесты будут оценены.
Стендаль, современник и свидетель этих событий, на редкость точно оценил происшедшее: «Наполеон покинул Тильзит в полной уверенности, что приобрел дружбу императора Александра, уверенность в достаточной мере нелепая, но это заблуждение прекрасно, оно столь возвышенного свойства, что посрамляет тех, кто клевещет на императора…»[57]
Итак, Наполеон вел переговоры, поставив себе цель добиться союза с Россией. Александр предпочел бы просто заключить мир, но ценой, которую необходимо заплатить за почетный мир, был союз с Францией.
Вопросом, который вызвал самые интенсивные дискуссии, был вопрос о Пруссии. Наполеон хотел сурово покарать это государство. Тем более что сделать это было нетрудно, так как большая часть прусских владений состояла из земель, не так давно отторгнутых от соседей. Достаточно было просто вернуть им потерянное, и Пруссия почти исчезла бы с европейской карты. Александр всеми силами выступил на защиту, но не столько Пруссии, сколько прусской королевской четы, а ещё точнее — очаровательной королевы Луизы. Ее красота также брошена в горнило дипломатического сражения.
6 июля 1806 года прелестная королева приехала в Тильзит, где уже вследствие настоятельных просьб Александра разместился прусский король. Карета Луизы остановилась у скромного дома, занимаемого её мужем; королева едва успела подняться в комнату на втором этаже, как с улицы раздался шум. Это во главе огромной свиты приехал Наполеон. Решительно войдя в дверь, он стремительно поднялся по лестнице.