Актеры советского кино - Ирина А. Кравченко

режиссере Иване Пырьеве, недовольной же блондинкой, конечно, была его супруга Марина Ладынина. И когда Шукшин остался не у дел, ему советовали сходить к Ивану Александровичу, к тому часто прямо домой заявлялись пылкие, видевшие себя режиссерами, юноши, жаждая благословения и более весомой поддержки, но Василию гордость не позволяла. Пришлось удовлетвориться припиской к Студии им. Горького, где Шукшин к тому времени снялся в картине «Два Федора», а потом и в «Простой истории». Актерской профессией, благо режиссеры рано заметили в нем талант, он кормился со студенческих лет, потом и в своих фильмах, злясь и чертыхаясь, становился перед камерой (вместо, например, «изменившего ему» Леонида Куравлева, когда-то отказавшегося от роли). То есть пока не снял свой первый фильм, зарабатывал в любых, даже второсортных, картинах и публикацией рассказов. Зарабатывал откровенно мало, едва на жизнь хватало. А жить было негде, ночевал у знакомых, углы какие-то снимал, пробовал прописаться у кого-то из друзей, но те отказали, спасибо, помогла редактор журнала «Октябрь», где он уже печатался, прописала у себя. Первая собственная квартира, однокомнатная, которую Шукшин наконец-то купил, находилась на краю Москвы, в «курятнике на втором этаже». И только под конец жизни Василий Макарович переехал в просторную квартиру, успев пожить там чуть больше года.

История его кино — это история таких же скитаний и сопротивления. Более-менее устойчивым положение Шукшина оказалось после первой полнометражной картины — «Живет такой парень». Но этот фильм остался едва ли не единственным среди его больших лент, которую сняли и сдали гладко худсовету. А потом началось. «Печки-лавочки» резали нещадно, чего стоили хотя бы кадры с Федей Тилилецким, певшим под балалайку; на фоне этих кадров должны были идти титры: все, кто присутствовал на съемках, хлюпали носами, слушая его, но зампредседателя Госкино, посмотрев материал, приказал «сморщенного старика полностью выбросить из фильма». Полетели и сцены с плотогоном, дразнившим эхо: «Кто украл хомуты?» — «Ты, ты, ты». — «Кому не спится в ночь глухую?» — «…». Дивное хулиганство, как бы оно украсило картину! А чтобы отстоять финальные кадры со словами своего героя «Всё, ребята, конец», которые сочли пессимистичными, Шукшин во время сдачи фильма пошел на хитрость: сам сел за пульт, зажал звук перед этой репликой, а его приятели в зале принялись громко кашлять. В общем, картину переделывали в два раза дольше, чем снимали, а заплатили Шукшину копейки, по третьей категории. Подлили горечи и земляки, обидевшись, что Василий Макарович показал их представителя отсталым, словно явившимся из вчерашних времен, пошли статьи и письма в Госкино. Тут, конечно, как всегда у Шукшина, не обошлось без анекдота: дядя его, остановившись у племянника на обратной дороге из Польши, тоже попенял ему на «неправдоподобие», и Шукшин вконец расстроился. А тем временем дядя принялся рассказывать, как перед поездкой за границу их учили правильно держать вилки с ложками и не чавкать. «А чем чавкать-то? — возмущался дядя. — Жижи какой-то в плошки наливали». Шукшин расхохотался: «Ну, скажешь, ты на моего Ивана не похож?»

Фильм «Калина красная» был задуман двухсерийным, но разрешили только одну серию. Постоянно подводили актеры. Леонид Куравлев отказался от роли Егора Прокудина, пришлось Шукшину в очередной раз и руководить процессом, и сниматься самому. Георгий Бурков пропадал на гастролях, и роль Губошлепа сжалась до эпизодической. Вера Марецкая передумала играть старуху Куделиху. На роль «приятной Люсьен» из воровской малины Шукшин во время турпоездки в Италию присмотрел Людмилу Гурченко, но его уговорили взять другую актрису, Татьяну Гаврилову, поддержать человека, а та во время съемок запила, и он вынужден был латать ткань фильма режиссерскими уловками. Кстати, от Гавриловой Шукшин не отказался до конца работы, и не только потому, что другой исполнительницы не было: все знали, что он людей своей артели не предает. Все-таки картину сняли, на одном дыхании, и сдавали худсовету летом. Это был тактический ход: почти все «паны» в отпуске, авось пронесет. Но в худсовете из «опытных орлов» заседал Сергей Бондарчук, который, говорят, высказался после просмотра фильма: «Есть правда жизни и правда искусства. Правда жизни здесь присутствует, а где правда искусства?» У Шукшина на обсуждении, как вспоминают, текли слезы, но он собрался с силами и выступил в защиту «Калины». Директор «Мосфильма» Сизов предложил показать ее на дачах членов политбюро и чтобы Шукшин выступил перед ними. Но посмотрели и без него, и сам Брежнев, говорят, всплакнул. После чего картина была принята и ее почти не порезали.

Шукшин отличался такой особенностью: неприятности его подначивали, он после них как озверевший кидался в работу. И в то же время постоянно валился в больницы «подлатать желудок». А чем объяснялись неожиданные исчезновения Шукшина, во время которых друзья не знали, что подумать? Вот закрыли картину «Степан Разин», которой он бредил много лет, а самим Стенькой — с детства, читая все, что было связано с его героем, и, как только забрезжила возможность съемки, тщательно выбрал натуру, актеров, мечтая Разина сыграть сам. И когда Василий Макарович узнал, что фильм зарезали, и уехал к матери в Сростки, режиссер Станислав Ростоцкий решил написать ему письмо о грехе… самоубийства. Боялись, что Шукшин наложит на себя руки. А причин того, почему свернули уже начатую работу над картиной, худсовет так и не назвал. Говорили, что на трехсерийный фильм с массовыми съемками, стругами и прочим разинским антуражем потребуется несколько миллионов рублей, а это, мол, оставит многих режиссеров без работы. И неизвестно еще, что выйдет из затеи Шукшина: в картине может оказаться много крови, к тому же вещь бунтовская, а это советским людям ни к чему. Попытавшись еще несколько раз пробить своего «Разина», и все безуспешно, Василий Макарович решил отложить фильм до лучших времен. А тем временем решил снять картину о любовном треугольнике: он сам — геолог, заблудившийся в тайге, приходит к домику лесника в исполнении Алексея Петренко, жену которого сыграла бы Лидия Федосеева… Но о «Разине» продолжал думать все время, чувствуя, что главный его фильм так и не сбудется.

…Я спросила у Ларисы Ивановны, чем занимался у них Шукшин, и тут же себе мысленно ответила: естественно, писал, как всю жизнь, с юности. В армии он читал приятелям рассказы, поступать хотел на сценарный факультет, узнав о режиссерском случайно, и печататься начал еще в студенческие годы. А снимаясь в своей первой картине «Два Федора», у Марлена Хуциева, Шукшин писал ему диалоги, он их лихо придумывал или подслушивал на улице, обладая способностью запоминать разговоры со всеми нюансами. Сергей Герасимов даже советовал Шукшину бросить режиссуру и посвятить себя кроме актерства сочинению диалогов в кино. Тот не