Меч Тристана - Ант Скаландис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И она прекратила. В одночасье. Да так затосковала, бедняжка, что попросила у королевы отпустить ее в монастырь. Прекрасная Белокурая Изольда плакала, но она была все-таки добра и не смогла отказать любимой рыжей камеристке, с которой так много было связано в ее жизни.
И Бригитта ушла однажды в ненастный день, надвинув темный капюшон на свою огненную шевелюру, прошла по двору, вскочила на лошадь, и вскоре фигура ее потерялась в дождевом тумане.
Тристан грустно пошутил:
— Представляю, как быстро она обучит лесбиянству весь монастырь.
— Дурак ты, — сказала Изольда. — В древних текстах об этом ни слова нет.
— Зато Джованни Боккаччо напишет очень цветисто веков через пять.
— Через четыре, — автоматически поправила Изольда.
— Ну, через четыре. Вот вернемся в Москву и почитаем.
— В какую Москву? — встрепенулась Изольда.
— В нашу Москву, — сказал Тристан и посмотрел на любимую.
Ливень зарядил основательно, и было непонятно, это слезы или капли дождя стекают у Маши по щекам.
На этом заканчивается первая часть новейшего скеля о Тристане и Изольде.МЕЗОЛОГ[1] ПЕРВЫЙ,
или
ПРИМ-СКЕЛЬ пополам с РЕМ-СКЕЛЕМ
Они бежали вдвоем по лугу, и было им очень хорошо. Потом упали в траву и стали молча смотреть на небо. Ни о чем не надо было говорить. Ветер легонько шевелил траву и приносил издалека запах можжевеловой хвои и цветущего хмеля. Над головой покачивались высокие былинки, метелки вереска и конского щавеля, а совсем близко, если чуть повернуть голову, пестрели яркими пятнышками веселые желто-лиловые башенки. Маша приподнялась на локтях и увидела, что их вокруг много-много. Как будто она оказалась вдруг посреди моря, катящего издалека свои лимонно-фиалковые волны.
— Ты помнишь, как называются эти цветы? — спросила она.
— По-латыни? Melampyrum nemorosum.
— Ни фига себе! Тоже красиво. А по-нашему-то как, помнишь?
— Конечно, помню, — кивнул он. — Марьянник, или иван-да-марья. Семейство норичниковых.
— Каких-каких? Слушай, кто тебя ботанике учил? Ведь не в школе же такое дают.
— Разумеется, не в школе. Это один местный знахарь…
— Стоп! — Она словно проснулась. — Мы с тобой говорим по-русски. А местный знахарь — это кто?
— Знахарь был эринский. Кажется, он называл себя Кухулином.
— Слушай, а где мы? — встревожилась она еще сильнее.
— Мы? На совершенно замечательном летнем лугу. Среди цветочков.
— Я тебя серьезно спрашиваю. — Она надула губки.
— А меня остальное не интересует. Главное, что мы вместе, погода отличная и нам хорошо вдвоем.
— Ой! — новый всплеск удивления. — Что это за хламида на мне?
— Это блио, — пояснил он, — верхняя одежда типа плаща, равно мужская и женская.
— Да хоть в каком мы веке?
— А вот это тем более не важно! — улыбнулся он. — Расскажи мне лучше, что тебе снилось сегодня.
— Расскажу. — Она прикрыла глаза и задумчиво покивала. — Представляешь, такая ахинея!
— Рассказывай, рассказывай. Сны — всегда ахинея.
— Ну так вот. Привиделось мне, будто к нам сюда, в лес, нагрянул Марк вместе с этими бородатыми здоровяками, ну, Рыцарями Круглого Стола. А мы с тобой как будто в лесу жили, — пояснила она, и он вздрогнул от этого «как будто», но ничего не сказал, а продолжал слушать. — Окружили нас, и Марк начал выступать, мол, как же тебе не стыдно, Тристан, ты, мой любимый племянник, позоришь меня перед всей Логрией и лично перед товарищем Артуром, увел у меня жену, понимаешь, да и увел-то черт знает куда: ни печки, ни бани, ни постели нормальной, живете, понимаешь, в какой-то пещере, как бомжи, прости Господи!
А ты все это слушаешь, склонив голову набок, улыбаешься, а потом этаким высоким штилем отвечаешь:
Нет, мой король,не уводил твоей жены я!Ты сам же и изгнал ее тогдаиз замка вони за пределы Корнуолла.А потому, коли теперь вернутьее желаешь искренне и страстно,на это сможешь право получитьлишь в честном поединке — не иначе.И я готов с тобой сразиться, дядя!Ведь позабыли мы давным-давноо дружбе, о любви и общей крови…
А Марк опять в сварливом таком тоне, мол, как тебе не стыдно со старым дядей, можно сказать, почти с отцом, разговаривать как с мальчишкой, я тебе, мол, не пацан из-за какой-то бабы стихи сочинять и спортивные соревнования устраивать. В конце концов это жена моя, Богом данная и вполне легитимно мне принадлежащая, так что верни, говорит, Изольду — и баста!
Ну а пока вы вот таким образом переругиваетесь, начинается уже полная чума. Рыцари разбредаются кто куда. Персиваль пришел с двумя симпатичными девушками, обеих зовут Валентинами, и вот теперь, отойдя в сторонку и приобняв своих подружек огромными ручищами, уэльский рыцарь как бы невзначай поглаживает и сжимает перси Валь. Говен скрывается за кустом по нужде. Жиркотлет решает перекусить с дороги. Колл, сын Коллвреви, сняв шлем с Мордреда Коварного, начинает тесать кол на его голове, при этом морда последнего становится совершенно «ред», то есть красной, однако коварный рыцарь невозмутимо достает из пачки «беломорину», выстукивает мундштук и закуривает. Наконец, самый высокий из всех — Куй Длинный — начинает откровенно клеиться к Бригитте, которая тоже оказывается здесь, с нами. Куй поет ей всякие дурацкие, полупохабные песенки, Бригитта хихикает, строит глазки, и я понимаю, что это наш лучший шанс.
«Слушай ты, Куй в блио, — говорю я, — хочешь, отдам тебе эту девушку?»
«Конечно, хочу! — вскидывается Куй Длинный. — Так хочу эту девушку — кушать не могу! До того хочу ее — аж челюсть свело!»
«Хорошо, — говорю я, — тогда уведи отсюда всех своих болванов вместе с королем Марком. Они мне надоели».
«Слушаюсь, мэм!»
Он вскакивает и кричит зычно:
«Господа! По коням! И немедленно уматываем отсюда. Я обо всем договорился».
«О чем, о чем ты договорился?» — растерянно поворачивается к Кую король Марк, прерывая свою очередную обвинительную тираду.
«А вот о чем. Ты же сам сказал, старина Марк, что драться с соперником не хочешь. Некрасиво это. Мы, конечно, твои вассалы, но как можно защищать рыцаря, отказавшегося публично от поединка? Ты хочешь, чтобы мы просто повязали Тристана Лотианского и увезли куда подальше, а ты бы уволок с собой Изольду Белокурую? Нет, это дело неправедное и недоброе. Во-первых, Тристан нас всех поуродует — его же победить нельзя, это любому ребенку известно. А во-вторых, видит Бог, уж слишком велики его заслуги перед Логрией. Неужели ты забыл об этом, старина Марк?»
«Нет, не забыл, — отвечает Марк. — Но ты так и не сказал. Куй, о чем же вы договорились».
«Верно, не сказал. Так ты слушай, старик. Все гениальное — просто!»
И тут Куй Длинный поет ему такой енглин:
Мир — народам,приюты — уродам,земля — крестьянам.Изольды — Тристанам!А мне, чтоб не было лютой обиды,достанутся прелести юной Бригитты!
Рыцари хохочут в восторге. Из-за деревьев со всех сторон косяком идут менестрели, барды и жонглеры с труверами, их скрипки и арфы звучат все торжественнее, я понимаю вдруг, что это «Свадебный марш» Мендельсона, и тогда из бочек с вином, которые уже стоят повсюду, с громкими хлопками вылетают пробки, и начинается всеобщая пьянка, буйная и неостановимая, как горный сель…
* * *— Это все? — спросил Иван, — следя за плывущими по небу облаками.
— Нет, — сказала Маша, — это был очень длинный сон. — Просыпаются ведь от кошмаров, от ощущения страха. А от радости, на веселом пиру очнуться было бы несколько чудно. Я и не проснулась. Я видела, что было дальше. Слушай.
Марк разыскал меня в шумной пьяной толпе, и вижу, он тащит за руку не кого-нибудь, а самого короля Артура, великого вождя логров. Додавил все-таки Марк своего старшего братеню — лично пожаловал.
«Позови-ка Тристана», — говорит мне Артур. Ну, я тебя позвала, а он и спрашивает: «Готов ли ты, о благородный Тристан Лотианский, отказаться от Изольды в пользу дяди своего, а моего двоюродного брата — короля Марка?»
«Помилуй Бог! — восклицаешь ты. — Преклоняюсь перед могуществом твоим, самодержец всея Логрии, но не могу не поразиться нелепости заданного вопроса. Никогда не изменял я однажды данному слову, а уж любви своей и тем паче изменить не могу!»
Поворачивается Артур к Марку:
«А ты, достопочтенный король Корнуолла, а также многих земель Уэльса и Альбы, ты готов отказаться от Изольды в пользу племянника своего Тристана Лотианского?»
Отвечает Марк:
«Да ты, Артур, наверное, и впрямь с годами умом слабеть начал. Что за вопросы такие! Зачем бы я звал тебя сюда, если б умел отказаться от жены своей?»
