Не все мы умрем - Елена Гордеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Миша, этого я не знаю. Хотя можно подумать. Зачем запирающее устройство, когда запирающим устройством являются обычные замки в двери? Ты их закрыл — и тайник недоступен. Но возможно, что он открывается только под определенным углом. А угол зависит от размеров кассеты. Таким образом, надо медленно открывать дверь, держась за ее торец. И ты сам почувствуешь, как твоя рука начнет проникать в тайник. Естественно, Дед Мороз делал это не таясь. Вот и весь «принцип карлика».
Михаил продолжал рассуждать:
— Значит, одни люди по спецзаказу делали дверь, а другие устанавливали. Что из этого следует? Что тайник в двери совершенно незаметен. Дверь можно сколько угодно рассматривать, но, если не знать секрет, ничего необычного в глаза не бросится. Завтра они у меня поищут!
Герман был обескуражен неудачей с поиском архива. Вернувшись к себе, он сел за компьютер.
Если у следователя Смолянинова в подозреваемых Полозков из Минтопэнерго, Кошкин из Минфина, братья Юдины, то Герман подозревал совсем других людей: следователя Смолянинова, капитана Завадского и прокурора Болотову, главу Фрунзенской межрайонной прокуратуры.
И первое, что он сделал, поднял досье этой троицы: кто такие.
Герман набрал шифр и стал ждать. Через минуту у него запросили еще шифр, он набрал новый. Система ответила первым доступом и затребовала личный пароль контактера. И только после тройной проверки последовала просьба ввести данные. Системой были выданы личные дела, послужные списки с перечнем уголовных дел, которые вела эта троица.
Списки ничем особенным не отличались. Обыкновенная «бытовуха», которая составляет 90 процентов всех современных преступлений: вместе дружили, вместе пили и вместе убили. Людям, занимающимся изо дня в день раскрытием подобных преступлений, просто не на чем изощрять свои интеллектуальные способности. Не на чем и незачем. По мнению Германа, авторы детективных романов очень сильно преувеличивают возможности следственных и оперативных работников. Но с другой стороны, что им, бедным, остается делать, если работа, которую ведут следователи, так рутинна? Горы бумаг, множество версий, которые заводят следователей в никуда, в болото, но которые отрабатывать тем не менее нужно, — отсюда нехватка свободного времени, недовольство близких, — все это очень далеко от романтики и чтению не поддается. А то, что поддается, — чистая литература, имеющая лишь отдаленное сходство с жизнью. И чем дальше от жизни, тем интересней. Ну где вы в жизни видели такого Шерлока Холмса или Эркюля Пуаро? Только в романах Конан Дойла и Агаты Кристи. А Родион Романович? Кто мучится тем, что замочил какую-то там старушку, кроме самого Федора Михайловича? Это Федор Михайлович пытается нас очеловечить, описывая свои чувства. А реальный Родион Романович? Ну замочил он ее, ну отсидит, а выйдет оттуда — Порфирия Петровича замочит, а заодно и судью, который вынес такой несправедливый приговор. И вас в придачу.
Из всех этих рассуждений о жизни и литературе Герман сделал только один вывод, но основополагающий: нет среди этой троицы человека, который мог бы додуматься до места, где находится тайник. Эта троица должна либо знать место, либо получить подсказку со стороны.
Проверяем близких к этой троице.
Запрос: капитан Завадский.
Семейное положение: холост, постоянной женщины нет. («Одноночки, — ухмыльнулся Герман. — Бежала коза через мосточек, ухватила кленовый листочек…») Престарелые родители живут отдельно, да еще в Звенигороде. Завадский отпадает.
Запрос: следователь Смолянинов.
В семье три женщины: мать, жена и дочь. Мать — 77 лет — маразм. Отпадает с большой вероятностью.
Дочь — 9 лет. Отпадает.
Жена. Герман запросил систему об этой особе.
Смолянинова Евгения Юрьевна. Девичья фамилия — Ильина. Год рождения — 1969. 30 лет. Окончила философский факультет МГУ. Генеральный директор компании «Экотранс».
Не состояла, не участвовала, не привлекалась. Между философом Ильиной и уголовником Мокрухтиным — пропасть. Что касается «подсказала» — вопрос открыт.
Прокурор Болотова.
Муж Болотов Валерий Федорович — инженер-строитель, 51 год, всю жизнь прораб. Постоянство занимаемой должности говорит о средних интеллектуальных способностях. Догадаться не мог, а узнать было неоткуда: с Мокрухтиным не сталкивался. Отпадает.
Сыну 14 лет, у Болотовой это поздний ребенок. Отпадает.
Итак, у Германа в руках две женщины: прокурор Болотова и философ Смолянинова. На первое место он поставил Болотову. Шансов, что это она, было больше. Хоть она и не пересекалась с Мокрухтиным, но это только по документам. Сколько из дел Мокрухтина дошло до суда? Герман был уверен — не все. Поэтому вероятность, что эти двое все же сталкивались, оставалась.
Утром вся группа во главе со следователем направилась к подъезду Мокрухтина. Напротив дома за столиком, как обычно, дежурили Неумывайкин и Антипкин сотоварищи. Забивали козла. Как только появилась милиция, Антипкин закричал на весь двор, предупреждая:
— Рекламная пауза!
Завадский остановился и поманил его пальцем:
— Ну-ка иди сюда!
— Кто — он или я?
— Вы оба.
А когда подошли, сказал:
— Понятыми будете.
Антипкин тут же представил себе еще один труп и ватку со спиртом, которую дадут понюхать, и согласился.
И вот в присутствии понятых Антипкина и Неумывайкина, следователя Смолянинова, капитана Завадского и экспертов хозяйка квартиры Завьялова Зинаида Ивановна открыла входную дверь. Неумывайкин тут же зажал себе нос, а Антипкин гаркнул:
— Рекламная пауза! — и бесстрашно шагнул в квартиру, как в прорубь. За ним Неумывайкин.
Зинаида Ивановна распахнула дверь на балкон. В комнату ворвался свежий воздух. Понятые затравленно озирались в поисках трупа.
Михаил Анатольевич, входя, незаметно прощупал торец двери квартиры — так, на всякий случай. Торец как торец. Ничего необычного. А вот в квартире сразу спросил:
— А давно ремонт делали?
— В прошлом году, — отвечала растерянно женщина, уже предчувствуя что-то недоброе. — Я уехала отдыхать, а здесь мастера работали.
«Камера должна быть направлена на диван, — осматривая комнату, думал Михаил Анатольевич. — Ремонт сделан классно». Вместо потолка в трещинах, какой он видел в квартире Огаркова, у Зинаиды Ивановны была ровная матовая поверхность, с которой свисала современная люстра в виде ленты Мёбиуса.
— После ремонта что-нибудь в квартире переставляли? — спросил Михаил Анатольевич, имея в виду диван. Ведь должны снимать то, что происходит на нем.
— Нет. Сделали только натяжной потолок и чуть-чуть передвинули люстру.
Да, действительно, люстра висела не по центру, а ближе к дивану. В ней, должно быть, и скрыта камера. А кабель пустили под натяжным потолком.
Завадский и эксперты стояли молча, ожидая со стороны следователя только сигнала. И когда Михаил Анатольевич кивнул, сразу по стремянке полезли к люстре. Зинаида Ивановна испуганно схватилась за горло, наблюдая за тем, как светильник отцепили от крюка, развели дымчатые стеклянные ленты и вытащили миниатюрную передающую камеру.
Хозяйка мигом сообразила: снималось все, что здесь происходило. Ей стало невыносимо стыдно. Если раньше женщине казалось, что, кроме нее и «гостя», позора ее никто не видит — «гость» уйдет, и все быльем порастет, забудется, душевные раны затянутся, — то теперь поняла: ничего бесследно не проходит. Останутся кассеты, которые будут фигурировать в материалах уголовного дела, голое тело будут рассматривать следователь, капитан, судьи, позор станет наглядным. Одно дело рассказывать об этом, а другое — они сами все увидят. Тело Зинаиды Ивановны затряслось от истерических рыданий, и она повалилась на диван.
«Да! — думал Михаил Анатольевич. — Здесь, видно, такое творилось, что и представить трудно», — и с сочувствием посмотрел на рыдающую хозяйку.
Завадский бросился на кухню, где в предыдущий раз все обшарил, в аптечке нашел флакон валерианы, накапал побольше, из чайника плеснул воды и дал Зинаиде Ивановне выпить.
Михаил Анатольевич не стал выяснять, куда идет проводка, не дал указания снимать дорогой натяжной потолок, попросил только люстру повесить на место и быстрее увлек группу в соседнюю квартиру. Пусть женщина успокоится. Ему опять стало ее жалко.
А Завадский, глядя на Смолянинова, проявил такую чуткость и деликатность, которую Зинаида Ивановна и предположить в нем не могла. Позвонил в дверь к Нине Ивановне и попросил ее поухаживать за соседкой, которой стало плохо. Старушка засуетилась, начала переодеваться и кричала из комнаты на кухню, где ее ожидал Завадский:
— Опять топали надо мной! Но по веревке не спускались!
— Как топали? Когда?
