Фазовый переход. Том 2. «Миттельшпиль» - Василий Звягинцев

– Ну и как мы на всё происходящее должны реагировать? – спросил после всех обменов приветствиями и непременных на англосаксонском «парти» фраз Латимер Нортон, газетно-журнально-телевизионный магнат, значительно опередивший по числу подконтрольных ему фирм и корпораций знаменитого Хёрста[94], хотя и уступавший уже упоминавшемуся Тафту Хартли.

– Что вы хотите сказать на самом деле, а не обиняками? – тут же отреагировал Джек Бернстайн, номинальный владелец массы хеджинговых, форексных, трастовых и один бог знает каких ещё финансовых компаний и фондов. Фактически он являлся обычным топ-менеджером в руководимой Сарториусом «Системе», но его реальное, без всяких налогов и сборов жалованье, замаскированное под прибыль от бизнеса, превышало полмиллиарда долларов в год. То есть неосведомлёнными людьми он вполне мог считаться полноценным олигархом и самостоятельным игроком.

Примерно в этом же качестве пребывали и остальные участники данного собрания. Никаких принципиальных возражений против смены курса их «большим боссом» они не имели и иметь не могли, поскольку зависели от него, что называется, «с потрохами». О структуре «империи» «шефа» они имели самое смутное представление, не зная даже, является ли Сарториус верхушкой пирамиды или всего лишь высшим по отношению к ним «передаточным звеном».

Но люди они все были достаточно умные, выдающиеся специалисты в отраслях, смотрящими за которыми были поставлены, обладали определённым, правда ориентированным только «сверху вниз» чувством собственного достоинства, и им хотелось разобраться, только между собой, что же происходит на самом деле и чем может закончиться.

Таких, как они, у Сарториуса было несколько десятков, и не только в США, а и по всему миру, включая Китай и Россию, но сейчас только эти шестеро успели созвониться и договориться о встрече. Прежде всего потому, что первой начало «фазового перехода» ощутила на себе именно медиасфера, с которой все были так или иначе связаны.

– Я хочу сказать, что моего уровня компетенции не хватает, чтобы понять, к чему организовано всё ныне происходящее и чем это может закончиться.

– Вы что же, сомневаетесь в обоснованности полученных вами инструкций? – с долей угрожающего ехидства спросил Нат Вайнер – политтехнолог над всеми политтехнологами «свободного мира».

– Не говорите чепухи, Натан. Никто ни в чём не собирается сомневаться. Мы все в одной лодке и не нуждаемся в проверке на лояльность. Но, чтобы наилучшим образом исполнить свою часть общего дела, полезно бы представлять картину целиком, а не заглядывать в дырочку на скрывающее её покрывало.

– Образно, – одобрил Вайнер, – только входит ли в условие задачи ознакомление вас с «картиной целиком»? Не боитесь выйти за рамки?

– Картины? – несколько раз пыхнув сигарой и выпустив большое ровное кольцо дыма, с наивной улыбкой спросил четвёртый собеседник, Мальком Форст, курировавший Федеральную резервную систему, Международный валютный фонд и что-то ещё.

– Картины, если угодно. Нам никто не поручал влезать глубже, чем положено, – ответил Вайнер.

– А разве кто-нибудь влезает? – шутливо выставил перед собой ладони Лорд Харадон, у которого «лорд» было не титулом, а именем. Принадлежал он к какому-то восточному племени, только никто не знал, к какому именно – армянам, ассирийцам, индусам или давно ушедшим в небытие хазарам. Наверное, поэтому он курировал финансовое положение и политический настрой всех более-менее значимых инородческих диаспор обеих Америк и Евразии. – Мы в дружеском кругу просто обмениваемся мнениями. За это нас никто не упрекнёт, пока мы исполняем свои должностные обязанности. Тем более, я надеюсь, мы достаточно давно и безупречно служим, чтобы внедрять в наши ряды шпионов и доносчиков, как говорят в России – «стукачей». Я, например, полностью уверен, что намечающийся поворот в государственной политике этой страны никоим образом не затронет наших с вами интересов. Напротив…

– А я вот беспокоюсь, – сказал шестой участник собрания, Уинтворт Мак-Кей, самый главный адвокат, барристер, солиситор, атторней и прочая[95]. Неофициальный, конечно. «В миру» он владел довольно солидной и авторитетной, но всего одной адвокатской конторой. – Мне эта страна небезразлична, и я обеспокоен…

– Чем же? – подался вперед Вайнер.

– Как раз намёком на внезапный, неконтролируемый слом существующей системы, чреватый хаотическим и разнонаправленным развитием событий. Как в России после внезапного краха коммунизма…

– Но там как раз всё удалось взять под контроль очень быстро, – возразил Вайнер, который здесь был словно бы на особом положении. «Капо ди капи», как это называлось в Италии, «надсмотрщик над надсмотрщиками».

– Это вам только кажется, – опять смутно улыбнулся Хардон. – Уж я-то знаю… Коллега Уинтворт по-своему прав. Ведь что случилось позавчера?

– Что вы имеете в виду?

– Латимер получил распоряжение экстренно объявить всем подконтрольным ему владельцам медиабизнеса, всем без исключения, прекратить ранее начатую кампанию и переключиться на работу по реализации неких «тезисов». Под страхом неполучения никакой рекламы, ни от кого, и одновременного повышения цен на аренду помещений в пять раз и более. Это ведь «большевизм» в чистом виде! Ещё два-три шага в этом направлении, и Америка превратится в бывший СССР или нынешнюю Северную Корею!

– А вам-то что? – с издевательской интонацией спросил Вайнер, против обыкновения затянувшийся сигарным дымом. И не закашлялся при этом. – Заодно прошу заметить, что столь неприятный всем нам Тафт Хартли, «кот, гуляющий сам по себе», получил аналогичное указание раньше вас, немедленно его исполнил и уехал якобы на рыбалку. Куда-то в сторону Кариб… В неизвестном направлении.

– Плевать мне на Хартли, пусть его там кашалот или гигантский спрут сожрёт! А мы? Мы же с вами, независимо от рода занятий, все капиталисты и граждане Свободного мира! Как-то даже странно об этом напоминать…

– Какой вы капиталист? Да и я тоже, – пренебрежительно сказал Мальком Форст. – Мы все – наёмные работники. И совершенно неважно, как называется строй, при котором мы трудимся и получаем жалованье! Да-да, именно жалованье, никак не прибавочную стоимость, которую открыл Маркс. Этот же Маркс писал об «азиатском способе производства», который не капитализм, не социализм и даже не феодализм. Однако и при нём некоторые люди жили очень неплохо. Поэтому я бы предложил, отнюдь не «выходя за рамки», о чём коллега Вайнер нас благоразумно предупредил, всё же обсудить, как нам, здесь присутствующим, морально и практически подготовиться к предстоящему «фазовому переходу». Коллега Лорд, я правильно помню восточную поговорку: «На Аллаха надейся, а верблюда привязывай»?

– Совершенно правильно. Я как раз хотел предложить то же, что и вы, исходя из этой именно поговорки. А откуда вы подцепили этот ваш «фазовый переход»?[96] И что это вообще такое? – заинтересовался Харадон.

– Один умный человек сказал. А объяснять долго. Последний раз что-то подобное было в пятом, кажется, веке. Когда после Рима началось Средневековье…

– Но тогда же ужас, что творилось, – инстинктивно поёжился Натан Вайнер, генетически не выносивший природных, а тем более финансовых и политических катаклизмов.

– Для кого как, уважаемый, для кого как, – философски возразил Харадон. – Варвары, после вонючих землянок поселившиеся в виллах патрициев и взявшие себе жён из лучших римских фамилий, насколько я помню, чувствовали себя очень неплохо…

Глава восемнадцатая

В «Национале» зал, где они заняли столик у окна, тот же самый, что много-много лет назад, был ощутимо другим, чем раньше. Не сказать, чтобы в чём-то хуже, просто другим, и всё. Вид сквозь панорамное угловое окно эркера, оформленное богатыми, собранными в этакие фестоны, бордовыми с золотом шторами, показался чужим. Только здание напротив, прежде Госплан, а теперь – Государственная Дума, осталось прежним, всё остальное из какой-то придуманной жизни.

Наблюдая окружающую их действительность, друзья всё больше склонялись к мнению, что они находятся совсем не на ГИП, а на линии, отслоившейся от неё совсем недавно, в день их «ухода», отчего изменения пока заметны только им, получившим возможность наблюдать жизнь как бы со стороны или же – «из дальних странствий возвратясь». Для прочих, обычных граждан всё если и менялось вокруг, то совершенно естественно, как собственное отражение в зеркале, перед которым бреешься каждый день. А увидел бы вдруг там себя же, но сразу постаревшим на тридцать лет, сильно бы отреагировал, эмоционально!