Не позволяй душе лениться: стихотворения и поэмы - Николай Заболоцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1958
170. Не позволяй душе лениться
Не позволяй душе лениться!Чтоб в ступе воду не толочь,Душа обязана трудитьсяИ день и ночь, и день и ночь!
Гони ее от дома к дому,Тащи с этапа на этап,По пустырю, по бурелому,Через сугроб, через ухаб!
Не разрешай ей спать в постелиПри свете утренней звезды,Держи лентяйку в черном телеИ не снимай с нее узды!
Коль дать ей вздумаешь поблажку,Освобождая от работ,Она последнюю рубашкуС тебя без жалости сорвет.
А ты хватай ее за плечи,Учи и мучай дотемна,Чтоб жить с тобой по-человечьиУчилась заново она.
Она рабыня и царица,Она работница и дочь,Она обязана трудитьсяИ день и ночь, и день и ночь!
1958
171—178. Рубрук в Монголии
1
Начало путешествия
Мне вспоминается доныне,Как с небольшой командой слуг,Блуждая в северной пустыне,Въезжал в Монголию Рубрук.
«Вернись, Рубрук!» – кричали птицы.«Очнись, Рубрук! – скрипела ель. —Слепил мороз твои ресницы,Сковала бороду метель.
Тебе ль, монах, идти к монголамПо гребням голым, по степям,По разоренным этим селам,По непроложенным путям?
И что тебе, по сути дела,До измышлений короля?Ужели вправду надоелаТебе французская земля?
Небось в покоях ЛюдовикаТеперь и пышно и тепло,А тут лишь ветер воет дикоС татарской саблей наголо.
Тут ни тропинки, ни дороги,Ни городов, ни деревень,Одни лишь Гоги да МагогиВ овчинных шапках набекрень!»
А он сквозь Русь спешил упрямо,Через пожарища и тьму,И перед ним вставала драмаНарода, чуждого ему.
В те дни, по милости Батыев,Ладони выев до костей,Еще дымился древний КиевУ ног непрошеных гостей.
Не стало больше песен дивных,Лежал в гробнице Ярослав,И замолчали девы в гривнах,Последний танец отплясав.
И только волки да лисицыНа диком празднестве своемВесь день бродили по столицеИ тяжелели с каждым днем.
А он, минуя все берлоги,Уже скакал через ИтильТуда, где Гоги и МагогиСтада упрятали в ковыль.
Туда, к потомкам Чингисхана,Под сень неведомых шатров,В чертог восточного тумана,В селенье северных ветров!
2
Дорога Чингисхана
Он гнал коня от яма к яму,И жизнь от яма к яму шлаИ раскрывала панорамуЗемель, обугленных дотла.
В глуши восточных территорий,Где ветер бил в лицо и грудь,Как первобытный крематорий,Еще пылал Чингисов путь.
Еще дымились цитаделиИз бревен рубленных капелл,Еще раскачивали елиОстанки вывешенных тел.
Еще на выжженных полянах,Вблизи низинных родниковВиднелись груды трупов странныхИз-под сугробов и снегов.
Рубрук слезал с коня и частоРассматривал издалека,Как, скрючив пальцы, из-под настаТорчала мертвая рука.
С утра не пивши и не евши,Прислушивался, как вверхуВизгливо вскрикивали векшиВ своем серебряном меху.
Как птиц тяжелых эскадрильи,Справляя смертную кадриль,Кругами в воздухе кружилиИ простирались на сто миль.
Но, невзирая на молебенВ крови купающихся птиц,Как был досель великолепенТот край, не знающий границ!
Европа сжалась до пределаИ превратилась в островок,Лежащий где-то возле телаЛесов, пожарищ и берлог.
Так вот она, страна уныний,Гиперборейский интернат,В котором видел древний ПлинийЖерло, простершееся в ад!
Так вот он, дом чужих народовБез прозвищ, кличек и имен,Стрелков, бродяг и скотоводов,Владык без тронов и корон!
Попарно связанные лыком,Под караулом, там и тутДо сей поры в смятенье дикомОни в Монголию бредут.
Широкоскулы, низки ростом,Они бредут из этих стран,И кровь течет по их коростам,И слезы падают в туман.
3
Движущиеся повозки монголов
Навстречу гостю, в зной и в холод,Громадой движущихся телМногоколесный ехал городИ всеми втулками скрипел.
Когда бы дьяволы игралиНа скрипках лиственниц и лип,Они подобной вакханальиСыграть, наверно, не смогли б.
В жужжанье втулок и повозокВрывалось ржанье лошадей,И это тоже был набросокШестой симфонии чертей.
Орда – неважный композитор,Но из ордынских партитурМонгольский выбрал экспедиторC-dur на скрипках бычьих шкур.
Смычком ему был бич отличный,Виолончелью бычий бок,И сам он в позе эксцентричнойСидел в повозке, словно бог.
Но богом был он в высшем смысле,В том смысле, видимо, в какомСкрипач свои выводит мыслиСмычком, попав на ипподром.
С утра натрескавшись кумыса,Он ясно видел всё вокруг —То из-под ног метнется крыса,То юркнет в норку бурундук,
То стрепет, острою стрелою,На землю падает, подбит,И дико движет головою,Дополнив общий колорит.
Сегодня возчик, завтра воин,А послезавтра божий дух,Монгол и вправду был достоинИ жить, и пить, и есть за двух.
Сражаться, драться и женитьсяНа двух, на трех, на четырех —Всю жизнь и воин и возница,А не лентяй и пустобрех.
Ему нельзя ни выть, ни охать,Коль он в гостях у росомах,Забудет прихоть он и похоть,Коль он охотник и галах.
В родной стране, где по излукамТекут Онон и Керулен,Он бродит с палицей и луком,В цветах и травах до колен.
Но лишь ударит голос меди, —Пригнувшись к гриве скакуна,Летит он к счастью и победе,И чашу битвы пьет до дна.
Глядишь – и Русь пощады просит,Глядишь – и Венгрия горит,Китай шелка ему подносит,Париж баллады говорит.
И даже вымершие гунныИз погребенья своего,Как закатившиеся луны,С испугом смотрят на него!
4
Монгольские женщины
Здесь у повозок выли волкиИ у бесчисленных станицПасли скуластые монголкиСвоих могучих кобылиц.
На этих бешеных кобылах,В штанах из выделанных кож,Судьбу гостей своих унылыхОни не ставили ни в грош.
Они из пыли, словно пули,Летели в стойбище своеИ, став ли боком, на скаку ли,Метали дротик и копье.
Был этих дам суров обычай,Они не чтили женский хламИ свой кафтан из кожи бычьейС грехом носили пополам.
Всю жизнь свою тяжелодумки,Как в этом принято краю,Они в простой таскали сумкеПоклажу дамскую свою.
Но средь бесформенных иголокЗдесь можно было отыскатьИскусства древнего осколокТакой, что моднице под стать.
Литые серьги из Дамаска,Запястья хеттских мастеров,И то, чем красилась кавказка,И то, чем славился Ростов.
Все то, что было взято с бою,Что было снято с мертвеца,Свыкалось с модницей такоюИ ей служило до конца.
С глубоко спрятанной ухмылкойГлядел на всадницу Рубрук,Но вникнуть в суть красотки пылкойМонаху было недосуг.
Лишь иногда, в потемках лежа,Не ставил он себе во грехВоображать, на что похожаОна в постели без помех.
Но как ни шло воображенье,Была работа свыше сил,И, вспомнив про свое служенье,Монах усилья прекратил.
5
Чем жил Каракорум
В те дни состав народов мираБыл перепутан и измят,И был ему за командираНезримый миру азиат.
От Танаида до ИтилиКоман, хозар и печенегТаких могил нагородили,Каких не видел человек.
В лесах за Русью горемычнойЮтились мокша и мордва,Пытаясь в битве необычнойСвои отстаивать права.
На юге – персы и аланы,К востоку – прадеды бурят,Те, что, ударив в барабаны,«Ом, мани падме кум!» – твердят.
Уйгуры, венгры и башкиры,Страна китаев, где врачиИз трав готовят эликсирыИ звезды меряют в ночи.
Из тундры северные гости,Те, что проносятся стремглав,Отполированные костиК своим подошвам привязав.
Весь этот мир живых созданий,Людей, племен и целых странПлатил и подати и дани,Как предназначил Чингисхан.
Живи и здравствуй, Каракорум,Оплот и первенец земли,Чертог Монголии, в которомНашли могилу короли!
Где перед каменной палатойБыл вылит дуб из серебраИ наверху трубач крылатыйТрубил, работая с утра!
Где хан, воссев на пьедестале,Смотрел, как буйно и легкоЧетыре тигра изрыгалиВ бассейн кобылье молоко!
Наполнив грузную утробуИ сбросив тяжесть портупей,Смотрел здесь волком на ЕвропуГенералиссимус степей.
Его бесчисленные ордыСновали, выдвинув полки,И были к западу простерты,Как пятерня его руки.
Весь мир дышал его гортанью,И власти подлинный секретОн получил по предсказаньюНа восемнадцать долгих лет.
6
