Библия и литература - Александр Мень

Как же понимать ее? В 1908 г. была опубликована повесть Куприна «Суламифь». Наверное, многие из вас читали ее. Куприн пытался интерпретировать эту библейскую книгу в духе не то чтобы историческом, а чисто земном.

Те из вас, кто хочет познакомиться с текстом самой книги «Песнь Песней», легко могут это сделать, взяв перевод Дьяконова, уже несколько раз у нас опубликованный.

Наиболее известное издание — «Библиотека всемирной литературы», 1-й том. Есть также довольно известный перевод Эфроса, изданный в 1909 г. в Петербурге. Мне он больше нравится; впрочем, всякий перевод есть только перевод.

Библейская «Песнь Песней» как бы не имеет сюжета. Это возгласы любви, это восторженные и, я бы сказал, довольно странные описания природы и восхваления то жениха, то невесты, то хора, который им вторит. Из этих разрозненных гимнов «Песни» Куприн выстраивает повесть о великой любви царя Соломона и девушки по имени Суламифь. Она пылает любовью к юному и прекрасному царю Соломону, но ее губит ревность, ее губят интриги, и в конце концов она погибает; именно об этой гибели и говорят строки библейской поэмы «Песнь Песней»: «Сильна как смерть любовь». Это могучие, вечные слова.

У Куприна не было никаких исторических оснований для такого сюжета, все это чистый вымысел. Если бы речь шла не о красивой новелле, я бы сказал, что все это вздор. Он имел право создать такую картину, как художник, но и только.

Хотя книга называется «Песнь Песней Соломона» (что значит «Самая замечательная песнь Соломонова»), она написана не от лица Соломона. Древний библейский царь упоминается там в третьем лице, причем явно недоброжелательно. И если вычленять оттуда какой-то единый сюжет, то речь идет совсем о другом: о девушке, которая любит пастуха. «Где ты, мой возлюбленный, пасешь своих овец?» — спрашивает она. Она убегает из дворца, стража ловит ее ночью на улице, а она не хочет идти во дворец, в гарем Соломона. Как все восточные цари, Соломон имел гарем — в древности считалось, что чем больше гарем, тем более значителен царь. Это было престижно — иметь большой гарем, как теперь собирать какие-нибудь коллекции. Я бы сказал, что при такой интерпретации библейская книга является антисоломоновой. Это книга протеста против псевдолюбви, против психологии сераля, где собраны девушки со всех концов света, которые живут практически без любви. И это легко понять.

Мне доводилось быть в гареме — бывшем гареме в Хиве. Это огромное здание, целое общежитие, и гид, который нас сопровождал, даже сказал мне без иронии, что нужен был «отдел кадров», потому что учреждение слишком огромное. Конечно, невозможно даже себе представить какие-либо личные отношения эмира с женщинами, которые там жили. Речь идет уже не о многоженстве, это просто какая-то толпа. И Соломон, вероятно, не мог упомнить своих жен даже в лицо — согласно библейскому преданию, у него было семьсот официальных жен.

Естественно, что человек, воспитанный на древней библейской традиции, где говорилось о том, что Бог создал двух и «да будут двое плоть едина» (это очень древний текст) — плоть не в каком-то отвлеченном смысле, а именно вот эта самая плоть, единая плоть, — воспринимал это как надругательство над любовью, что вызывало скрытый религиозный и сердечный, нравственный протест. Вот почему в XIX в. толкователи пытались интерпретировать эту книгу как драму, изображавшую пленение девушки из крестьянской семьи, которую за красоту притащили в гарем к Соломону. На нее смотрят дочери иерусалимские, а она говорит: «Я черна, потому что загорела под солнцем…»

Суламифь — это вовсе не имя. Она суламитянка, дочь Суламита — это была такая местность; имя ее в Библии не упомянуто. Есть предположение, почему она названа уроженкой Суламитской области. Когда отец Соломона, царь Давид, одряхлел (а он очень рано, по нашим понятиям, стал старым и дряхлым — слишком бурной была его жизнь, и царем он стал в тридцать лет), к нему была приставлена девушка-наложница, которая должна была согреть умирающее тело царя, — Ависага Сунамитянка. Хотя быть наложницей умирающего царя и считалось весьма престижным, я думаю, едва ли ей это было очень приятно. Как бы то ни было, ее привозят во дворец, и она оттуда бежит; она ищет своего возлюбленного по горам, и он весной встречает ее как свою единственную любовь. Единственную! «Одна ты у меня, голубица, — говорит он, — одна-единственная». Такова природа любви: по-настоящему можно любить только одного человека.

И тогда мы с вами скажем: ну что ж, если Куприн и был не совсем прав в исторической интерпретации, он все-таки был прав, как и те, кто толковали это так, начиная с Феодора Мопсуестского, в том, что «Песнь Песней» — это просто книга о любви. Как же попала эта книга в Библию и для чего она туда попала? Величие Библии в том, что, она приняла в свое лоно книгу о любви. Ибо среди человеческих чувств одно из самых сильных и прекрасных — это любовь мужчины и женщины. Если мы эту любовь извращаем, топчем, окарикатуриваем, унижаем, то виновата здесь не любовь, а мы сами. Это может быть подтверждено следующей особенностью библейской символики: многие пророки говорили о Боге как о муже религиозной общины. Он — господин и любящий супруг. Таким образом, союз любви, где двое — плоть единая, сравнивался со священным союзом между общиной верующих и Творцом.

Этот символ, глубокий и емкий, повторяется впоследствии в «Посланиях» апостола Павла, например, в том самом месте в Послании к эфесянам, где говорится о муже и жене, — мы читаем его при совершении таинства брака, венчания. Апостол говорит, что муж и жена — это одно тело, и что хотя муж — глава жены, но он должен так же любить ее и переживать за нее, как человек за свое тело. «Никто никогда не имел ненависти к своей плоти, — говорит апостол, — но питает и греет ее». И дальше он продолжает: «Тайна сия велика, я говорю о Христе и о Церкви». То есть апостол переносит это уже на отношение Христа и Его общины. Тем самым и апостол, и авторы Ветхого Завета бесконечно возвеличивают саму любовь. И «Песнь Песней» становится книгой полисемантической, многоплановой: это и книга о любви, и книга об общине, о Церкви, это книга мистическая.

Недаром многие мистики, начиная с Григория Нисского (потом на Западе за ним последовали испанский поэт Хуан де ла Крус, французский мистик Бернар Клервоский и другие), пишут мистические толкования на «Песнь Песней». Оказывается, в этих строках скрывается очень много содержания. Это не просто лирика, это вечная красота.

Там есть одна тайна, которая до сих пор не разгадана. Неведомый священный, библейский поэт прибегает к так называемой концептуальной символике. Концептуальная символика в литературе означает систему образов, которые нельзя передать пластически. Я приведу хрестоматийный пример. Koгда апостол Иоанн пишет Апокалипсис, он изображает явившегося ему космического Мессию такими чертами: из уст Его исходит огненный меч, ноги Его подобны колоннам, раскаленные волосы как лава и т.д. И вот Альбрехт Дюрер, немецкий художник, в своих гравюрах к Апокалипсису пытается передать это дословно, как написано, и получается абсурдная картина: этого нельзя изобразить.

Второй пример: пророк Иезекииль пишет, что небесная колесница несла Божию Славу, и в этой колеснице движущими силами были четыре существа, символизирующие мир пернатых, мир скота, мир полевых зверей и человека. И сказано, что они шли на четыре стороны. Как можно себе представить такую колесницу, где четыре животных бегут одновременно на четыре стороны? Вот это и есть концептуальная символика. Она вся насквозь парадоксальна. Изобразить ее можно только крайне условно, языком иконы, но не языком реалистической живописи или гравюры.

Такой же странной символикой насыщена «Песнь Песней», где жених говорит о своей невесте, о ее красоте. Если мы возьмем обычную лирику, что можно сказать о прекрасной девушке? Что она как весна, что у нее прекрасные глаза… Здесь же ничего подобного: в «Песни Песней» такие странные сравнения, что у русского толкователя прошлого века М. А. Олесницкого возникло сомнение, о женщине ли здесь вообще говорится? Ибо ее нос, например, сравнивается с башней, обращенной к Дамаску. Боюсь, что как комплимент это звучит несколько странно. Жених разбирает каждую часть ее тела и дает сравнения: эта часть похожа на стадо овец — тоже сомнительно. Профессор Киевской духовной академии Олесницкий высказал предположение, что речь идет о Святой земле, которая уподобляется женщине; что невеста во всех частях своего тела олицетворяет Святую землю, поэтому она так странно и описана. А раз она олицетворяет Святую землю, значит, и Церковь: сначала ветхозаветную, а потом и всемирную новозаветную. Олесницкий очень подробно развил и аргументировал свою точку зрения.

Таким образом, мы видим, что Библия как бы начинает с простого (и это позволило Куприну дать такую незатейливую трогательную интерпретацию), но если углубляться дальше, мы приходим к мистической тайне единства между людьми и Творцом. Одно другого не исключает. Более того, когда автор «Песни Песней» говорит: «Сильна как смерть любовь», — он говорит и о нашей любви к женщине или к мужчине, и о любви ко Христу, к Богу, потому что и то, и другое есть любовь, могущественная, как смерть.