Владыка морей ч.1 (СИ) - Чайка Дмитрий

— Это великая цель, — задумался Умар. — Я не могу противиться тому, кто несет свет истинной веры, но мы не можем распылять наши силы. Война с персами займет еще не один год. Еще не добит император ромеев. Еще не взята Кесария, и несколько крепостей с Сирии. У нас множество дел прямо под носом. Ты хочешь завоевать Синд, Амр тянет меня в Египет. Он утверждает, что возьмет его, потому что знает там каждую тропу. Он водил туда караваны лет двадцать подряд. Я запретил ему думать об этом, но он всё равно не унимается(3). Египет захватил твой старший брат, а он великий воин, хоть и не принял еще ислам. По моим сведениям, его наследник спешно укрепляет города и нанимает воинов. Нет, я не буду слушать Амра. У него помутился разум. Эта война не пойдет на пользу нашему делу.

— Я кину клич в Йемене и Бахрейне, великий, — вновь просительно посмотрел на него Надир. — Я возьму несколько городов в дельте Инда, я укреплю там власть ислама и обогащу умму податями от торговли. Я уже построил мечеть на Сокотре на эти деньги. Я привел целую суму серебра, которую прошу потратить на строительство мечети в Иерусалиме. И я полностью согласен с тобой, великий. Поход в Египет — глупость. Египет многолюден, а его воины — отважны и умелы. Мы просто погубим там множество мусульман, не добившись успеха. Страна Синд разбита на небольшие княжества, а значит, покорить ее будет гораздо легче. Да и война против язычников, поклоняющихся многоруким статуям — куда более важное дело, чем война против тех, кто верит в единого с нами бога. Они считают своим пророком распятого Ису, мы же — Мухаммеда, да благословит его Аллах и приветствует. Они заблуждаются в своей вере, но это вовсе не преступление. А вот в Индии — совсем другое дело. Ведь Пророк, да благословит его Аллах и приветствует, заповедал, что удел язычника — либо принять ислам, либо умереть. Так позволь мне начать священную войну в тех землях.

— Я не могу запретить тебе творить благое дело, Надир, — задумчиво ответил халиф. — Ведь все, что ты сказал — истина до последнего слова. Огнепоклонники персы — вот самая важная цель сейчас. И любителей многоруких демонов мы приведем к покорности, когда настанет время и будет на то благословение Аллаха. Воины получат добычу, казна уммы — положенный закят, а земли праведных прирастут. Я не вижу изъяна в твоем предложении, Надир, но помочь тебе не смогу. У меня нет лишних людей для такого похода. Если ты считаешь, что справишься с этим, я дам тебе свое позволение. Ты сам наймешь воинов, и сам поведешь эту войну.

— Раз я сам поведу эту войну, величайший, — склонил голову Надир, — не будет ли дерзостью с моей стороны закрепить пост наместника тех земель за мной и моими потомками?

— Не будет, — ответил Умар. — Я дам тебе свиток со своей печатью, чтобы вожди племен прислушались к твоим словам. Ты не так алчен, как наша знать, и это весьма отрадно. Ты носишь скромные одежды, ты не усыпан камнями с головы до ног, и жертвуешь больше, чем требует закон. Я думаю, ты принесешь той земле больше пользы, чем Халид или Муавия, которые не знают удержи в накоплении богатств. У этих воинов золото уже перестало помещаться в сундуки. Ты не похож на них, Надир. Я был бы счастлив, если бы все мусульмане были такими, как ты.

— Спасибо тебе, великий! — вновь склонился в поклоне Надир и выкатился на свежий воздух, пока халиф не передумал.

— Стой! — услышал он голос халифа. — Ты объедешь племена Бахрейна и Ямамы, а потом вернешься сюда. Ты возьмешь с собой муэдзина Билала и отправишься в Палестину. Он отвезет мое послание, и ему может понадобиться помощь. Я доверяю тебе, как себе самому, Надир.

— Нет, ну до чего с ним бывает сложно, все-таки, — бурчал себе под нос Надир, когда вдохнул вечерний воздух. — Воистину, святой человек! Совсем не такой, как все мы, грешники. Когда поеду к вождям племен, не забыть бы переодеться в шелковый халат, надеть перстни и золотой пояс. Иначе не поймут ведь. И ведь и предупредить никого нельзя, что скоро чума придет. Как представлю этот разговор:

— Величайший! Мой старший брат, языческий колдун, предсказал, что в Палестину придет чума. Бр-р! Да я ни за что на свете не скажу подобное халифу мусульман! Я еще не выжил из ума!

Месяцем позже. Март 638. Окрестности Монемвасии. Побережье Пелопонеса.

— Так как, говоришь, тебя зовут? — Лаврик, вытирая от крови тяжелую кривую саблю, смотрел на константинопольского купца, которого только-только начало трясти крупной дрожью, хотя всё уже давно закончилось. Купец храбро бился с пиратами, атаковавшими его корабль на лодках-однодеревках, но вот после боя что-то сомлел, поймав откат.

— Евлогий, господин! — простучал зубами купец. — Я страховку в Тергестуме купил, потому-то у меня флаг был на мачте. Я бы иначе не посмел… Я как «Владыку морей» углядел, то чуть ума от радости не лишился. Я еще в Константинополе корабль этот видел… Тогда тоже чуть ума не лишился… Правда, тогда радоваться совсем нечему было… Простите, господин… Вспомнилось что-то не к месту.

— А тебя как зовут? — Лаврик кончиком сабли поднял подбородок словена, который стоял на коленях со связанными руками.

— Хлуд, — недобро зыркнул тот из-под мохнатых бровей, но смелого взгляда не отвел.

— Вам же, баранам тупоумным, сказано было, что корабли с флагом, где звезда нарисована, под защитой великого князя находятся! Знаешь об этом? — ласково, но одновременно как-то очень зло и страшно, сказал ему Лаврик, отчего могучего мужика мороз по коже продрал.

— Мы вольный народ, сопляк, — хмуро ответил тот. — Нам твой князь не указ.

— Понятно, — кивнул Лаврик. — У нас еще один храбрец. Туга! — крикнул Лаврик.

— Да, пан бандофор! — возник рядом однокашник по сотне.

— Готовь сотню на высадку! — резко скомандовал Лаврик. — Деревню сжечь, лодки порубить, пленных повесить, баб с детьми с земли согнать. Скажи, если увидим их тут еще раз, или если тела с виселицы снимут, вернемся и покараем.

— Есть! — Туга, который мгновенно для его лет дослужился до сотника морской пехоты, испарился, а двое парней прихватили незадачливого пирата, не осознавшего пока новых реалий, наступивших в этой части Эгейского моря.

— До дома-то дойдешь? — спросил Лаврик, критически осматривая купеческий хеландий. Кораблик вроде бы был цел.

— Дойду, господин, храни вас господь! — купца все еще потряхивало, но уже отпускало помаленьку, отчего голова его сама собой поворачивалась к берегу, где княжеские воины сноровисто сколачивали виселицу, далеко не первую за этот сезон. Девять штук больших кованых гвоздей на каждую виселицу уходило. Немалая ценность в этих нищих местах. Но великий князь повелел на наглядную агитацию средств не жалеть, а потому словенам, осевшим вдоль побережья, передали, что если хоть один гвоздь пропадет, то их будут на бесплатные колья сажать, причем затупив их предварительно, чтобы наказанный успел осознать перед смертью всю тяжесть своего проступка.

Пляжи южного Пелопоннеса, густо заселенного племенами езеритов и милингов, были уставлены такими украшениями. С владыками родов княжеские люди уже провели беседы, но вняли увещеваниям далеко не все. Вольный народ, непонятливый, что с них взять. Теперь вот купеческие корабли поближе к берегу подплывают иногда, чтобы полюбоваться, как словенский князь свои обязательства выполняет.

— Бывай! — махнул рукой Лаврик, и купец с превеликим облегчением перебрался на свой корабль, где уцелевшие матросы уже были готовы поднять паруса. Сразу же, как только повесят Хлуда, убившего двоих их товарищей. Пропустить это волнующее зрелище они не могли.

К вечеру все было кончено, и «Владыка Морей» отправился на восток, чтобы потом повернуть на юг вдоль берега Сирии. У него было еще одно важнейшее дело. Он должен попасть в Газу и патрулировать тамошние воды, пока не получит предсказанные великим князем вести. И распоряжения кентарх Болли Эйнарсон получил самые престранные. Удивительные распоряжения. Он должен стоять на рейде, не подпуская к кораблю ни одну местную сволочь, и не сходя на берег. И только тогда, когда он узнает, что в Палестину пришла эпидемия чумы, он должен отплыть в Пелузий, а затем в Александрию, где и начнется непонятное ему действо под названием «карантин».