Цвет моего забвения - Мария Бородина

— Но мне не справиться одной, — возражает блондинка.

Я ненавижу выбирать между плохим и очень плохим, а особенно — когда решение нужно принимать быстро. Теперь же от этого зависит жизнь моих соратниц. Что ж, по крайней мере, Принцессе и девятой ничего не угрожает сейчас. Если, конечно, в темноте нет ещё одного психа.

— Оставайтесь здесь, — отрезаю я. — Я помогу Нетти, а потом вернусь за вами.

— А вдруг тут…

— Я боюсь за неё, — бескомпромиссно заявляю я. — Очень боюсь.

Я поднимаюсь, хрустнув коленками, и ползу по стеночке к выходу. Освоившись и размяв ноги, перехожу на бег. Просвета впереди не видно. Через несколько метров стена обрывается и рука проваливается в пустоту. И темнота вокруг снова превращается в мёртвый, беззвучный вакуум, в котором я не могу найти направление.

— Девятая? — выкрикиваю я, но тьма снова съедает мой голос, превращая его в жалкое подобие шёпота. — Нетти?! Где вы?!

Шаги уносят меня всё дальше. Чернота вокруг абсолютна.

Лили

На первом этаже — не одна, а две женщины. Обе не шевелятся. Обе лежат. Только одна смотрит в потолок, а другая — в пол.

Первая валяется, раскинув руки, на полу у лестницы. Лицо — сплошное кровоточащее месиво. Даже глаза превратились в два окровавленных провала. Большая доска прижимает её правую руку. Я живо представляю, что можно почувствовать, если такая внезапно прилетит в голову, и тело пробирает дрожь.

Вторая женщина — Десять. Я могу узнать её, даже не вглядываясь. Она скорчилась в лифтовой шахте, загородив большой спиной вывернутые руки. Хорошо, что я не вижу её лица.

Хватит лирики. Обе женщины мертвы. К ним даже не нужно подходить, чтобы убедиться. Вы замечали, что мёртвый человек даже на фото выглядит иначе: будто теряет выпуклость? Он сливается с обстановкой, становясь пятном на стене или полу. Оболочкой.

— Мертвы, — выдыхаю я в пространство. Эхо расползается по закопченному потолку. Я должна показать Лорне, что впечатлена. Обязана. — Вдруг и нас сейчас так же?

— Ничего не бойся, пока я с тобой, — Лорна оборачивается, и её ладонь ложится на моё плечо.

Лорна очень сильна. Но предсказуема. Я не вижу её лица, но готова поспорить, что на нём застыла бескомпромиссная решимость. Как и там, наверху, когда мы отлучились. Значит, я сработала верно.

Я продолжаю зачарованно смотреть вниз, перегибаясь через перила. Незнающий, взглянув на жуткую картину внизу, может предположить, что обе женщины умерли от одной и той же руки. И я подумала бы именно так, если бы не знала истины. А правда состоит в том, что я чувствую приближение конца. Игра началась, и правила очевидны. И первый ход уже сделан. Первые два хода.

Но самая страшная часть правды не в этом. Приближающийся маленький апокалипсис может уничтожить и меня. Превратить в такую же горку окровавленного тряпья. Нужно будет приложить много усилий, чтобы выстоять.

— Это ужасно, — говорю полушёпотом. — Я не хочу тут находиться!

— Мы уйдём, Лили, — отвечает Лорна, и я знаю, что она не врёт. — Прямо сейчас. Можешь закрыть глаза.

Мы спускаемся. Шаги размеряют время, дробя его на секунды. Сладковатый запах освежеванной плоти тянется по воздуху, запутывая нас паутиной. Хорошо, что это не моя плоть. Я могла бы оказаться на месте Десять. Могла бы быть и второй мёртвой женщиной. Просто мне повезло немного больше. Потому что я старалась лучше. Удача — прямое следствие стремления к совершенству и работы над собой.

Я отворачиваюсь от шахты, прячущей труп Десять. Теперь остаётся самое сложное: переступить через мёртвое тело. Лорна идёт вперёд. Она осторожно поднимает доску, прикрывающую руку второй жертвы. На майке убитой горит, отражая свет, единица.

— Совсем девчонка, — молвит Лорна с необъяснимым удовлетворением.

Я шумно вдыхаю через рот. Воздух свистит в горле. Я знаю, что хотела сказать этим Лорна. На месте первой могла оказаться я сама. Возможно, Лорна проявляет беспокойство обо мне. Но не исключено, что она начинает каяться.

Тяжёлые мысли атакуют голову, но я быстро прогоняю их. Всё равно Лорна никуда от меня не денется. Потому что у меня — тайна. Та, что ссадиной сомкнулась на её запястье.

Лорна легко поднимает окровавленную доску и осматривает её.

— Когда нет булавы, сгодится и доска, — резюмирует она, размахивая деревяшкой. — Хорошее оружие.

— Думаешь, придётся драться? — переспрашиваю я, и мне действительно становится жутко.

Вместо ответа Лорна изящно разворачивается, ведя за собой доску. Краешек, утыканный искривлёнными гвоздями, описывает в воздухе полукруг. Я любуюсь её движениями и всё сильнее убеждаюсь в правильности выбора. Моя союзница — самая сильная. Сильная, и хорошо поддаётся чужому вли…

Наши взгляды встречаются. Это похоже на признание в любви. Только наоборот. Зрачки Лорны горят недобрым огоньком. И я понимаю: мы не подруги. Она понимает всё. Наши отношения проистекают из страха. Перед ситуацией. И друг перед другом. Я боюсь Лорну, как сильного бойца. Она меня — потому, что я знаю больше, чем ей хотелось бы. И с ней, и со мной лучше не ссориться. Но вместе мы — настоящая сила. И мы будем стоять спиной друг к другу, пока одна из нас не сорвётся.

Между нами остаётся тишина, изредка разрушаемая лишь обрывками вдохов. Поэтому незнакомый голос, разорвавший пространство, заставляет меня вздрогнуть.

— Убийца!

Я оборачиваюсь: больше инстинктивно, нежели осознанно.

За моей спиной стоит женщина. Настолько огромная, что, кажется, может раздавить меня между ладонями. А, может быть, это мужчина с женским голосом и длинными волосами?!

— Что?! — вскрикиваю я, отпрыгивая к стене. Один взгляд на незнакомку внушает ужас.

— Как будешь оправдываться, убийца?! — незнакомка с яростью смотрит на Лорну.

Интерлюдия

Цвет второй. Малиновый

Нетти

Весна просыпается точно по расписанию. Март несётся по улицам запахом талого снега и щебетанием птиц. Он набухает почками, извивается на асфальте журчащими ручейками. Небо ещё не отпускает февральскую серость, но уже выгибается куполом ввысь. И солнце совсем по-весеннему бьёт по переносью. Скоро на ветках распустятся цветы, а из-под наста выглянут острые травинки и потянутся в небо, гонимые силой просыпающейся земли.

В это время года люди всегда ждут чуда, и я — не исключение. Но мне, в отличие от остальных, не нужно многого. У меня осталось лишь одно желание, да и о том нельзя говорить вслух. Я подумаю о нём, когда закончится день, и кровать примет моё уставшее тело.

А пока третий день весны звенит голосами, трамвайными рельсами и свежестью. И беззаботность, текущая в берегах улиц, окрыляет