«Если», 1992 № 03 - Джон Бранер

Джулия растерялась.

— Хозяин… хозяин не хочет меня?

— Вот именно. По крайней мере, в этом смысле.

Ее губы задрожали, по щекам скатились две крупные слезинки.

— Я тебе не нравлюсь? Ты думаешь, я недостаточно хороша для тебя?..

— Я думаю, что ты хорошо готовишь. Все, хватит. Спокойной ночи.

Девушка засопела, всхлипнула и вдруг в голос зарыдала:

— Только потому, что я из деревни… ты и не смотрел на меня… никогда не звал… а сегодня ты был таким милым… я думала… я думала… У-у-у-у!

— Ладно, ладно, успокойся… Ради Бога, перестань реветь! Садись. Я дам тебе выпить.

После первого глотка бренди Джулия громко чмокнула губами и вытерла слезы.

— Хорошо, — блаженно пролепетала она. — Ты хороший. Любовь хорошая. Мужчине нельзя жить без любви. Любовь… Ах!

Джулия совершила телом змееподобное движение, казалось бы немыслимо для девушки с ее фигурой. Пэдуэй выпучил глаза и громко сглотнул.

— Дай-ка бутыль, — проговорил он. — Мне тоже надо выпить.

Через некоторое время Джулия вновь подала голос.

— Ну, теперь мы займемся любовью?

— Э-э… скоро. Да, полагаю, скоро. — Пэдуэй икнул. Потом посмотрел на крупные босые ступни девушки и сдвинул брови, — Только — ик! — еще одну минуту, моя тяжеловесная дриада. Давай-ка взглянем на твои ноги. — Ее подошвы были черными. — Нет, не годится. О, нет, просто исключено, моя похотливая амазонка. Такие ноги — непер… непреодолимое психологическое пр… пр-пятствие.

— Чего?

— Омоем нижние конечности, о жрица любви!

— Я не понимаю!

— Неважно, я сам не понимаю… Суть в том, что тебе сперва надо вымыть ноги.

— Этого требует твоя вера?

— Скажем так. Ч-черт! — Пэдуэй свалил кувшин и чудом поймал его на лету. — Ну-с, моя царица благовоний…

Джулия хихикнула.

— Ты самый хороший мужчина на свете! В жизни ничего подобного не слышала…

Пэдуэй разлепил веки и сразу все вспомнил. Самочувствие было отличное. Он настороженно прислушался к своей совести. Та тоже чувствовала себя превосходно.

Мартин потянулся и сел, склонившись над девушкой, занимавшей две трети его не слишком широкого ложа. От резкого движения сползло покрывало и обнажились большие груди Джулии, а между ними — кусочек ржавого железа, подвешенный на спускавшейся с шеи веревочке. По ее словам, это — гвоздь из креста святого Андрея…

Пэдуэй улыбнулся. К перечню простейших механических новшеств, которые он собирался ввести в быт, еще бы добавить еще пункт-другой. Ну а пока…

Из густой поросли волос под мышкой Джулии появился мохнатый серый паучок размером с булавочную головку. Светлый на фоне золотисто-коричневой кожи, он медленно полз…

Пэдуэй вскочил с постели и, весь скривившись от отвращения, торопливо натянул одежду, забыв даже умыться. В комнате смердело. Рим, должно быть, притупил его обоняние, иначе он давно заметил бы этот неприятный удушающий запах…

Проснулась Джулия. Мартин что-то неразборчиво пробормотал и выбежал за дверь.

Два часа он провел в публичных банях. Вечером робкий стук Джулии вызвал громкие крики и категорическое приказание убираться прочь и больше не подходить к его комнате. Девушка подозрительно засопела; тогда Пэдуэй выскочил на порог.

— Еще раз всхлипнешь, и ты уволена! — рявкнул он и с треском захлопнул дверь.

Джулия повиновалась, но с тех пор кидала на него по вечерам злобные взгляды.

Возвращаясь в воскресенье из Ульлиевой библиотеки, Пэдуэй застал у своего дома безмолвную толпу зевак. Он внимательно оглядел дом и не увидел ничего такого, что могло бы привлечь внимание.

— Скажи, незнакомец, — обратился Мартин к ближайшему мужчине, — почему вы так странно смотрите на мой дом?

Мужчина молча окинул его взглядом, и толпа стала медленно — по двое, по трое — расходиться.

В понедельник не явились два работника. К Пэдуэю подошел Нерва и, робко кашлянув, сказал:

— Полагаю, тебе следует знать, достойный Мартинус… Вчера, как обычно, я был на обедне в церкви архангела Гавриила…

— Ну?

— Отец Нарциссий читал проповедь о колдовстве — говорил о людях, которые прибегают к помощи демонов и пользуются нечестивыми приспособлениями. Очень странная была служба. По-моему, он имел в виду тебя, хозяин.

Пэдуэй встревожился. Конечно, нельзя исключить случайности, но он был уверен: Джулия решила снять с души грех совокупления с колдуном и исповедалась. Первая проповедь привела верующих поглазеть на логово нечистой силы. Еще две или три…

Толпы религиозных фанатиков Мартин боялся больше всего на свете — оттого, безусловно, что их мыслительные процессы разительно отличались от его собственных. Он вызвал Менандруса и попросил собрать информацию об отце Нарциссии.

Сведения оказались из рук вон плохи — с точки зрения Пэдуэя. Отец Нарциссий был одним из самых уважаемых священнослужителей Рима. Честный, щедрый, справедливый, бесстрашный, без малейшего пятнышка на репутации — что само по себе делало его выдающимся церковником.

— Джордж, — задумчиво проронил Пэдуэй, — кажется, ты упоминал о епископе, который содержит любовниц…

Менандрус ухмыльнулся.

— Это епископ Болоньи, хозяин. Один из дружков папы: больше времени проводит в Ватикане, чем у себя в епархии. У него две содержанки — то есть, о двух известно достоверно. Ни для кого не секрет, что почти каждый епископ имеет любовницу. Но сразу двух!.. Отличная выйдет история для газеты.

— Может быть. Пиши. Сделай ее сенсационной, но не отступай от фактов. Отпечатай три или четыре пробных оттиска и хорошенько их спрячь.

Чтобы добиться аудиенции у епископа Болоньи, который, по счастью, был в Риме, потребовалась неделя. Епископ оказался великолепно одетым вельможей с красивым бескровным лицом. За его слащавой улыбкой угадывался тонкий извращенный ум.

Пэдуэй поцеловал епископу руку, и после обмена любезностями началась легкая, ни к чему не обязывающая беседа. Мартин разглагольствовал о благой деятельности церкви и о своих скромных усилиях способствовать ей при каждой возможности.

— Вот к примеру… Известно ли Вашему преосвященству о моей еженедельной газете?

— Да, я читаю ее с удовольствием.

— Надо заметить, что за работниками моими необходим глаз да глаз, ибо в похвальном рвении собирать новости они иногда совершают ошибки. Я поставил целью делать газету чистую и целомудренную, достойную войти в любой дом, чтобы не сопровождало ее даже тени скандала! Хотя порой это значит, что весь номер приходится писать самому. — Он горестно вздохнул. — Ах, грешные люди! Поверите ли, Ваше преосвященство, встречаются опусы, полные клеветы на деятелей церкви! Вот недавно попалась мне чудовищная выдумка. — Пэдуэй достал пробный оттиск. — Боюсь показывать, дабы праведный гнев Вашего преосвященства в адрес этого мерзкого плода больного воображения не обрек меня на вечные муки в адском пламени.