Вождь - Джон Норман

Артисты, если так можно было их назвать, еще не появились на огороженной деревянным барьером арене, окруженной трибунами. Зал в секции девятнадцать имел очень высокий потолок; вверху можно было разглядеть длинные, ничем не прикрытые стальные брусы и шпангоуты. В секции, одной из сотен ей подобных, умещалось несколько тонн груза. Теперь же в ней находились только скамьи, да по углам стояло несколько контейнеров и спасательных капсул. Секцию освещали мощные электрические прожектора, маленькая арена была залита их слепящим светом. Включать свет можно было с пульта, находящегося у двери. Дальний угол секции скрывался в полутьме — вероятно, где-то там артисты ожидали своего выхода. Если это и было зрелище, то оно не отличалось профессиональной постановкой.

— В чем суть сегодняшнего состязания? — спросила судебный исполнитель.

Да, она пришла слишком рано — собралось всего несколько зрителей.

— Не знаю, — ответила ее соседка, одна из тех женщин, что прошлым вечером сидели за столом капитана. Вместе с другими после ужина эта женщина поцеловала дочь судьи и пожелала ей счастья. — Мне не хотелось обидеть вас, дорогая, — продолжала она. — Я уверена, что ваш наряд приемлем на Тереннии.

— Это обычная одежда людей моего круга, — подтвердила судебный исполнитель.

— Женщин и мужчин?

— Конечно.

— Понятно, — протянула соседка так, что становилось ясно: она ничего не поняла.

— Мы одинаковы, — продолжала судебный исполнитель.

— И мужчины, и женщины?

— Да.

— Вам это не кажется нелепым? — поинтересовалась соседка.

Судебный исполнитель предпочла оставить этот вопрос без ответа.

— Простите, — спохватилась соседка.

— Ничего страшного, — успокоила ее судебный исполнитель.

Соседка сегодня была одета не в вечернее платье, уместное за ужином у капитана, а в нечто более приличествующее для посещения состязаний — хорошо сшитый брючный костюм.

— Вчера вечером вы были одеты совершенно иначе, — заметила соседка.

Это была правда. Облегающее белое платье без рукавов, купленное на корабле, в которое судебный исполнитель осмелилась облачиться вчера, как небо от земли отличалось от тереннианской одежды, так называемой «униформы», надетой ею сегодня. Униформа была призвана скрыть половые признаки — это пытались сделать различными способами, более или менее успешно. Сегодня судебный исполнитель надела самый распространенный вид униформы — намеренно широкую, бесформенную мешковатую одежду из целого куска ткани. Ткань скрывала ее от шеи до щиколоток. Одежда внизу имела широкие штанины и нечто вроде длинной серой накидки поверх них. Вдобавок судебный исполнитель надела «балдахин» — проволочную раму, укрепленную на вороте униформы и поднимающуюся над головой, с прикрепленными к ней полупрозрачными «занавесями». Это сооружение должно было скрыть изгиб ее плеч и откровенные выпуклости груди. Единообразие и в поведении, и во внешности высоко ценилось на Тереннии.

— Несомненно, Палендий будет здесь, — беспечно проговорила судебный исполнитель.

— И его великолепные животные тоже, — кивнула соседка.

Судебный исполнитель смутилась. Конечно, Палендий не слишком интересовал ее. К своему стыду, она поняла, что соседка чересчур ясно понимает ее чувства.

Следует упомянуть, что хотя сегодня судебный исполнитель надела униформу, под ней скрывалась совершенно иная одежда, также купленная на корабле — еще более редкая и необычная для Тереннии.

Это белье было тщательно скрываемым секретом судебного исполнителя. Она чувствовала, что могла бы умереть от стыда, если бы ее тайну кто-нибудь разузнал.

— Вы заметили, как смотрел на вас тот парень, что стоял справа от Палендия? — спросила ее соседка.

— А вы заметили? — довольно переспросила судебный исполнитель. Значит, ей это не показалось. Конечно, так она и знала, но все же было приятно получить тому подтверждение. Кроме того, ей польстило внимание соседки — оно тешило ее тщеславие, ибо судебный исполнитель, как любая женщина, была тщеславна.

Именно на нее одну смотрел этот мужчина!

— Конечно, — кивнула соседка.

— Неужели? — изумилась судебный исполнитель, которая, следует признаться, ожидала услышать нечто большее.

Соседка отлично поняла ее.

— И еще как смотрел! — прошептала она.

— Как же? — выспрашивала судебный исполнитель. Каким душным внезапно показалось ей новое белье, поверх которого была надета униформа!

— Даже не спрашивайте, милочка, — ответила дама в брючном костюме, как бы желая прекратить разговор.

— Нет, прошу вас, говорите, — настаивала судебный исполнитель. — Я хочу знать.

— В самом деле?

— Конечно.

— Я знаю, что вы из патрицианок, милочка, — продолжала соседка, — все мы завидуем и восхищаемся вами, но этот мужчина смотрел на вас так, как будто вы не более, чем заурядная рабыня!

— Понятно, — кивнула судебный исполнитель.

— Прошу вас, не обижайтесь, — попросила ее соседка.

— Конечно, не буду, — ответила судебный исполнитель.

— Хотела бы я, чтобы он так смотрел на меня! — шутливо вздохнула соседка.

— Я не рабыня, — раздраженно возразила судебный исполнитель.

— В глубине души все мы рабыни.

— Не может быть.

— Неужели вы никогда не размышляете, сколько бы за вас могли заплатить? Какова цена вам как женщине?

Судебный исполнитель сердито молчала. Она и впрямь иногда, чувствуя себя одинокой, никому не нужной и забытой, думала, сколько она может стоить и найдется ли мужчина, готовый заплатить за нее. Много раз она представляла себе невольничьи торги, лица мужчин, скрытые в темноте, и крик ведущего торгов.

— Он похож на варварское божество — такой рослый, с поразительно правильными чертами лица, — сказала судебный исполнитель.

— Разве каждая женщина не будет готова трепетать перед таким мужчиной и повиноваться ему? — заявила соседка.

— Только не настоящая женщина!

— Те женщины, которых вы называете «настоящими», просто еще не встретили своего хозяина.

— Что за вздор! — воскликнула судебный исполнитель, понимая, что ее соседка права.

— Разве вам трудно представить, что вы принадлежите этому человеку? — поинтересовалась соседка.

— Конечно.

— А я считаю, что вы способны на такое, — заметила соседка, поглаживая ей руку.

— Нет! — решительно заявила судебный исполнитель.

— Думаю, вы бы стали повиноваться ему. Наказания вскоре заставили бы вас смириться, — улыбнулась соседка.

Судебный исполнитель проглотила ком в горле и опустила голову. Она не сомневалась, что стала бы повиноваться, угождать, не дожидаясь побоев. Он вполне мог побить ее, если бы остался недоволен, но она не нуждалась в побудительных мотивах.