Игра в кошки-мышки - Джон Карр

Доктор Фелл привстал в кресле.

— Должен сообщить вам, джентльмены, — тихо сказал он, — что это невозможно. И скажу вам, что, когда в половине девятого раздался этот выстрел, ничья голова не пострадала. Берусь утверждать, что в момент выстрела револьвер находился не далее чем в дюйме от микрофона и ствол был повернут в сторону таким образом, что несколько зерен пороха все же попали внутрь. И добавлю, что выстрел, звук которого раздался в половине девятого, был не тем выстрелом, которым был убит Энтони Морелл.

Доктор Фелл сделал паузу. Он запустил руки в тронутую сединой шевелюру. На лице его читалось заметное смущение и даже растерянность.

— Пока все ясно, не так ли? — спросил он, переводя взгляд с одного слушателя на другого. — Все вы пренебрежительно отнеслись к моему интересу по поводу телефона, но я не мог не заинтересоваться им.

Судья Айртон сделал глоток бренди.

— Объяснение, — признал он, — выглядит достаточно убедительным. Из чего следует…

Доктор Фелл взмахнул рукой.

— Следует, — сказал он, — что Морелл не шептал этих слов: «Дюны». Коттедж Айртона. Помогите!» Из этого следует, что данные слова прошептал какой-то другой человек, а потом продуманно выпалил чуть ли не в самый микрофон, дабы у оператора не осталось никаких сомнений, что там произошло. Из этого следует, что вся ситуация была продумана с целью создать ложное впечатление.

— Продумана?

— Продумана убийцей, — сказал доктор Фелл, — с целью доказать, что Морелл был убит именно в это время и именно в этом месте.

Инспектор Грэхем крутил в руках блокнот. Фред Барлоу допил свое виски с содовой. Доктор Фелл продолжил повествование:

— Все стало совершенно ясно, когда в субботу вечером мы обыскали эту комнату. Значит, были два выстрела. Первым предположительно убили Морелла, который скончался еще до половины девятого. Второй прозвучал здесь. Но в барабане револьвера была обнаружена только одна пустая гильза. Следовательно, для второго выстрела убийца, должно быть, вставил в барабан второй патрон, дабы мы поверили, что произведен всего лишь один выстрел. И теперь тут появляются два интересных аспекта. Во-первых, откуда взялся этот дополнительный патрон? Неужели убийца таскал его с собой для этой цели? Или, может, отстрелянную гильзу? Или же… — Доктор Фелл прервался. С извиняющимся видом он показал на шахматный столик. — В субботу вечером, когда я напряженно размышлял над этими вопросами, мне бросился в глаза шахматный столик. Я нашел фигуры и стал крутить их в руках. И когда я рассеянно подбросил и поймал одну из них, то при всех своих слабых умственных способностях ко мне пришло озарение. Ибо я припомнил некую привычку Морелла, а именно — тот предмет, что он таскал в кармане.

Судья Айртон, кажется, в первый раз пришел в замешательство. Когда он вынул сигару изо рта, инспектор Грэхем заметил на ней отчетливые следы зубов. Но голос у судьи оставался спокойным и ровным.

— Таскал в кармане? Не понимаю.

— Амулет на счастье, — объяснил доктор Фелл. — Его талисман. Он представлял собой пулю, револьверную пулю тридцать второго калибра. Обычно он подбрасывал и ловил ее. Те, кто знали его, включая мисс Теннант, подтвердят, что он никогда и нигде не расставался со своим амулетом. Тем не менее, я припоминаю, что, когда констебль Уимс зачитал перечень содержимого его карманов, эта пуля там не упоминалась.

— Вот оно что, — пробормотал судья, допивая бренди.

— Но из этого следует второе умозаключение. Если эта пуля или какая-то иная пуля, предназначенная для данной цели, была использована для второго выстрела, то куда, черт возьми, она делась? — Замолчав, он уставился на слушателей возбужденным взглядом. — В комнате ее нет. Инспектор Грэхем заверил меня в этом. Он заверил, что каждая щелочка, каждый закоулок были обысканы с предельным тщанием, но полиция не нашла ничего, ровно ничего, кроме того, что мы знали. Чем больше я наседал на него, когда в субботу вечером он вез меня в гостиницу, тем настойчивее он отбивал мои вопросы. Тем не менее, пуля никуда не могла деться. То есть логика подсказывает, она должна быть где-то здесь.

Судья улыбнулся.

— А вот уже совершенно нелогично, — заметил он. — В вас говорит нежелание отказаться от взлелеянной теории. Ибо пули здесь нет.

— О нет, она здесь, — заверил его доктор Фелл.

За окнами заметно стемнело, так что они могли увидеть лишь размытые очертания фигуры доктора Фелла, когда тот поднялся на ноги.

— С вашего разрешения инспектор Грэхем покажет вам, как действовал убийца. Я не так подвижен, чтобы лично повторить все его действия.

Все внимание зрителей теперь было привлечено к действиям инспектора Грэхема. С полной серьезностью и целенаправленной неуклонностью он извлек из кармана предмет, в котором при более близком изучении Фред Барлоу признал пакетик жевательной резинки фирмы «Сладости Тони». Грэхем стянул обертку с одной из пластинок и сунул ее в рот.

Судья молча наблюдал за ним с выражением, весьма похожим на то, с каким он в свое время смотрел на Тони Морелла.

— Конечно, — признал доктор Фелл, — я должен был значительно раньше прийти к этому умозаключению. На глазах были три достаточно ясных указания, в каком направлении следует вести расследование. Во-первых, состояние телефона, которое сразу же обратило на себя мое внимание. Оно беспокоило меня с самого начала, ибо я решительно не мог понять, как он получил такие повреждения, всего лишь упав со стола на ковер. Создавалось впечатление, что кто-то с силой швырнул его. Или, точнее, поднял аппарат как можно выше и кинул его на пол. Затем — небольшая подушка на сиденье вращающегося стула у письменного стола. Я рассмотрел ее. Она была грязной. Заметно грязной для такого чистого и ухоженного дома. Мне было сказано, что в самом начале вечера она попала в руки инспектора Грэхема, и тот обстоятельно исследовал ее. Тем не менее вполне очевидно, что кто-то во влажной обуви стоял на ней. И наконец, было вот это.

Доктор Фелл подошел к письменному столу. Стоя боком, чтобы всем были видны его действия, он потянул цепочку маленькой настольной лампы. И снова, как и день назад, когда лампу включал инспектор Грэхем, на поверхность письменного стола и на пол упал небольшой круг яркого света.

— Судья Айртон, — продолжил доктор Фелл, — сообщил нам, что, когда в двадцать минут девятого он покинул эту комнату, направляясь на кухню, горела только эта лампа. В этот отрезок времени до половины девятого кто-то включил канделябр. Зачем? Если вы присмотритесь к этой настольной лампе, то убедитесь, что ее металлический абажур не может менять положения. Она освещает только стол и участок пола. Верхняя часть комнаты остается в темноте. Поскольку существует несомненная связь между следующими фактами: а) кто-то стоял на подушке стула и б) кто-то поднял телефон и затем бросил его — остается только одно место, куда следует заглянуть. То есть именно там надо искать интересующий нас предмет.

Повернувшись, доктор Фелл подошел к выключателю центрального освещения, что находился у двери в холл. Свет, вспыхнувший после того, как он нажал на кнопку, ослепил всех, и потребовалось некоторое время, чтобы глаза привыкли к нему.

— Вот оно, — сказал доктор Фелл.

Со стены над столом на них смотрело уродливое чучело головы лося. Оно было старым и траченным молью, но сочеталось с выцветшими цветастыми обоями и истертыми диванными подушками.

В высоком голосе судьи Айртона появились хрипловатые нотки; расставшись со своей настороженностью, от удивления он был готов потерять самообладание.

— Вы хотите сказать…

— Покажите им, Грэхем, — предложил доктор Фелл.

Инспектор встал. Из бокового кармана он извлек револьвер «Ив-Грант» 32-го калибра и проверил его, дабы убедиться, что при нажатии курка барабан проворачивается.

Подойдя к столу, он поставил стул примерно в двух футах от него, чуть левее головы лося. Переложил револьвер в левую руку. Обернув платком кисть правой руки, он взял телефон вместе с трубкой. С аппаратом в правой руке и с револьвером в левой он влез на стул, который заскрипел, когда инспектор утверждался на нем.

Теперь его глаза были на одном уровне со стеклянными зрачками лося. Инспектор вставил ствол в углубление или, точнее, в провал, обозначающий правую ноздрю уродливого чучела. Вытянув шнур телефона на всю длину, он подтянул его поближе к револьверу. И нагнулся к микрофону.

— «Дюны», — тихо, но отчетливо произнес он. — Коттедж Айртона. Помогите! — И, отдернув голову, выстрелил.

В закрытом помещении раздался оглушительный грохот. Дальнейшие события промелькнули так стремительно, что Фред Барлоу смог восстановить их в памяти лишь задним числом.

Телефон, задребезжав, грохнулся о пол. Вслед за ним порхнул в воздухе носовой платок. Правая рука Грэхема сделала короткое движение перед тем, как он выкинул ее к левой ноздре головы чучела, в которую выпустил пулю. Но еще до этого на ковре рядом со стулом Грэхема появилось какое-то странное образование.