Мальчишки-ежики - Петр Капица

— Правда?

— Честное пионерское. Пьесу уже репетируют, а она у нас не кончена. Запарились совсем.

— Хочешь, я буду тебе помогать?

— Это как же?

— Ты дашь мне тетрадки для домашних упражнений, а я буду в них переписывать все, что приготовлю сама.

— Но почерк-то у меня другой, сразу узнают.

— Я уже пробовала писать твоим почерком. Левой рукой вроде получается.

— Что же, у меня такой паршивый почерк? — изумился Ромка.

— Ага, буквы неровные… прыгают и валятся. Но ты можешь сказать, что дома писал не торопясь.

— Ладно, валяй. Кому из учителей захочется вглядываться в мой куриный почерк.

С этого дня у Ромки отпала забота о домашних заданиях. Алла аккуратно выполняла обещание: все делала сама и, придя в класс совала ему в парту тетради, а после уроков уносила их домой.

Однажды она пришла в школу огорченной. Отдав Ромке тетради, негромко сказала:

— Бабушка недовольна мной. Она говорит, что мы поступаем неразумно. «Твой мальчик ничего не будет знать, — говорит она. — Вскоре он пожалеет, что воспользовался твоей добротой. Лучше занимайся с ним дома». Ты будешь ходить к нам?

Ромке не хотелось показываться ее бабушке. «Еще женихом назовет». И он спросил:

— А кто твоя бабушка?

— Она художница. Пишет акварелью и маслом.

— Мне же неудобно ходить, да и некогда, — начал отнекиваться Ромка. — Потом должен писать. Знаешь, я, наверное, стану писателем.

— Ты серьезно?

— Да, — сказал Ромка. — Только мне мешает школа. Вставай по утрам и ходи каждый день.

— Как же без школы? — не могла понять девочка. — Писатель должен быть образованным.

— Должен, но ему не обязательно ходить в школу. Максим Горький без всякой школы всему научился.

Этот аргумент показался девочке убедительным, и она шепнула:

— Пусть бабушка ругается, я буду тебе по-прежнему помогать.

И Ромка, занимаясь всем чем угодно, меньше всего уделял времени урокам. Первое время его спасали хорошая память и запас слов, которыми он мог пустить пыль в глаза, создать впечатление, что знает предмет, но не может заучить сухие формулировки. Когда его вызывали к доске, он стоял навострив уши и ждал подсказок. Громачеву шептали с разных сторон. Его слух не все улавливал, и иногда Ромка нес такую несусветную чушь, что класс покатывался со смеху.

Вместе с классом смеялся и Громачев, чтобы преподаватель подумал, что он умышленно повторил глупую подсказку. А Стебнид в такие минуты сидела пунцовой, она страдала, переживая его провал.

Извинившись за подхваченную подсказку, Ромка выкручивался из неловкого положения и, получив троечку, был доволен.

Спектакль, показанный пионерами в Зимнем театре, имел успех. На сцену вызывали не только драмкружковцев, игравших в «Хижине дяди Тома», но и авторов инсценировки.

Удача вознесла Ромку. Слыша отовсюду похвалы, он решил, что стал уже опытным литератором.

Риск

По вечерам Ромка зажигал семилинейную лампу и писал до глубокой ночи. В школу приходил невыспавшимся, с опухшими и красными глазами и почти ничего не слышал из того, что вдалбливали в головы его одноклассникам. Когда кто-нибудь из учителей называл его фамилию, он вскакивал и растерянно хлопал глазами, не зная, что ответить.

— Громачев, ты никак на уроках спишь? — строго спросил физик.

— Я сегодня не выспался, — честно признался Ромка. — Спросите в следующий раз.

— Следующего раза не будет, — предупредил учитель. — По этому разделу у тебя круглый ноль.

— Ты хоть немножко учи, — посоветовала Алла Стебниц. — Тебя же выгонят из школы.

— Да, могут выгнать, но я иду на риск, — ответил Ромка, и в глазах его светилась решимость. — Вас мне все равно не догнать. Но когда меня напечатают, то учителям станет, стыдно, что они ставили мне двойки и «баранки».

Алла, хоть и сомневалась в будущем успехе, все же спрашивала:

— Может, тебе помочь? Давай черновики, я буду переписывать.

— Не надо, а то сама отстанешь. Я один буду пробиваться. Ты читала «Мартина Идена» Джека Лондона?

— Нет.

— Прочти. Там такой же парень, как я, только немного старше.

За несколько недель, словно одержимый, Ромка написал семь небольших рассказов и более двадцати стихотворений. По мере готовности он переписывал свои произведения начисто, запаковывал и отсылал в редакции журналов и, как Мартин Иден, ждал банковского чека и авторского номера журнала.

Время шло, а ему никто не отвечал. Не надеясь на честность и внимание издателей, Ромка по вечерам заходил в читальню клуба железнодорожников и с волнением перелистывал поступившие журналы.

Однажды Матреша показала ему большой конверт со штампом журнала «Красная деревня». У Ромки захватило дух. С бьющимся сердцем он надорвал конверт и… вытащил листки с собственными стихами. К ним была приколота записка:

«Уважаемый товарищ Громачев!

Ваши стихи к печати не пригодны. Они не оригинальны. Кроме того — слабы рифмы, не соблюден размер, неясен замысел. Если хотите сочинять, то больше читайте современных поэтов, повышайте свою культуру, расширяйте кругозор. Если будете посылать новые стихи, — сообщите, где вы работаете».

Ромку принимали за взрослого неуча. Внизу стояла неразборчивая подпись литературного консультанта. Видно, это его рука испачкала зелеными и красными чернилами рукопись, жирно подчеркивая неудачные рифмы, исправляя орфографические ошибки.

Ромку, ожидавшего успеха, сначала ошеломило неприятное письмо. Ему было стыдно и горько. «Что я скажу Алле Стебниц? — подумал он и тут же решил: — Не покажу. Может, в других редакциях напечатают. Так было и с Мартином Иденом».

Он не сдался, не пал духом. Вечером опять зажег лампу и принялся сочинять. И некому было его остановить. Неграмотная Матреша, полагая, что Ромка усердно готовит уроки, ставила на стол горшок с молоком и совала краюху хлеба, намазанную маслом.

Ромка жевал хлеб, запивал молоком и сочинял почти до рассвета.

Следующая неделя принесла новые огорчения: вернулись стихи и рассказы из четырех журналов. Словно сговорившись, все твердили одно и то же: написал о том, о чем уже давно написано, слишком мал запас слов, он повторяется, пишет не очень грамотно.

«Учитесь, учитесь, учитесь!» — советовали литературные консультанты.

«Что же теперь делать? Как быть?» — всерьез задумался Ромка. Надо решать: следует ли писать, не глядя ни на что, или прекратить и усесться за учебники? Он смог бы догнать класс, если бы вот так же по ночам сидел за грамматикой, физикой, алгеброй и геометрией. Но на него учителя уже махнули рукой и перестали вызывать к доске.

Об этом скоро узнает Тубин. Пионеров, которые плохо учатся, он вызывает на совет дружины. А там конечно не похвалят. Но жалко было бросать сочинительство. Может, не стоит сдаваться, а пойти на позор, муки, лишения и добиться своего? Грамматику он осилит. Это не такое неодолимое дело. Самые тупые девчонки-зубрилы научились писать без ошибок. Если понадобится, он словно стихи выучит учебник грамматики.

Почему в редакциях решили, что у него мал запас слов? Ведь в пионерском отряде ни у кого так не подвешен язык, как у Ромки и Гурко. Это даже замечают учителя, которые ставят тройки. Но, видно, для литератора этого мало. Ну и что же? Если понадобится, Ромка сумеет накопить тысячи новых слов. Он будет много читать, узнавать, что обозначают незнакомые слова, запоминать их и пускать в оборот.

С учителями не сложилось доверительных отношений. У людей, которые смотрели на него строго и с подозрением, неловко было спрашивать о книгах. Двоечник — и вдруг интересуется бог знает чем?

Бабушка у Аллы Стебниц закончила Академию художеств. Она конечно знает, сколько книг уже вышло в свет и какие из них нужно прочесть. Ромка попросил Аллу исподволь все выведать. И девочка выполнила его просьбу. На другой день она пришла в школу и, отозвав его к дальнему окну в коридоре, сообщила:

— Бабушка говорит: если все книги сложить вместе, то получится самый высокий горный хребет. Одному человеку, даже если он проживет тысячу лет, не осилить и миллионной доли. Только в Питерской публичной библиотеке хранится несколько миллионов книг и рукописей.

— Как же в редакциях узнают, что написано другими?

— Бабушка думает, что ни один человек этого не знает. Есть каталоги, много специальных книг, энциклопедий. В них записано в сжатом виде все, что знает человечество.

На уроке математики Громачев подсчитал, сколько книг он прочтет за сорок лет. Вышло немного — не более пяти тысяч томов.

— Я тоже подсчитала, — на перемене сказала Алла. — У меня получилось еще меньше. Но бабушка говорит, что существует партитурный способ чтения. Овладев им, можно прочесть в три раза больше.