Тарикат - Виталий Бриз

и даже на бедность, хотя если бы обеднел, то как мог бы дарить ей такие красивые шелковые платья и золотые украшения, осыпанные драгоценными камнями? Но если бы она только сказал: «Оставь все — и дом, и деньги, и пойдем куда глаза глядят в том, что только на нас надето», он бы не задумываясь исполнил бы ее каприз. Вот как он ее любил.

Но ничего нет вечного, однажды Лейла тяжело заболела. Ее ясные глаза стали тусклыми и безжизненными, озноб сотрясал ее хрупкое тело, и она совсем перестала есть и только стонала. Али был безутешен. Все время он проводил возле ее постели и возносил молитвы о выздоровлении возлюбленной. Он молился так горячо и искренне, как умеет мало кто из живущих. Можно сказать, что в своих молитвах он достиг уровня мукаддаса[1], и Аллах слышал его. Но Лейла все равно умерла. Аллах забрал ее.

И тогда Али стал совсем как сумасшедший. Он рвал на себе одежды и ругал Аллаха:

— Зачем Ты отнял ее у меня? Неужели она Тебе нужнее, чем мне?

И Аллах ответил ему:

— Я знаю, как она нужна тебе, но она нужна и мне. Время ее пришло.

Но Али не унимался, он топал ногами и кричал:

— Верни мне ее! Немедленно верни мне ее!

Аллах ответил:

— Я могу это сделать. Но ты должен заплатить цену.

— Я сделаю все, что ты захочешь! — воскликнул Али, преисполненный надежды.

— Отрекись от Меня. Забудь свою веру и живи жизнью человека, не имеющего Бога.

Али задумался. И думал весь день и всю ночь. А когда под утро заснул, то увидел удивительный сон. К нему пришла Лейла, как и прежде красивая и здоровая. И сказала:

— Я с тобой Али. И всегда буду с тобой. Только не отрекайся от веры, иначе потеряешь меня навсегда. Ты обретешь мое тело, но любовь исчезнет.

Наутро Али сделал выбор. Он поклялся в верности и любви к Аллаху, поняв, что, потеряв его он потеряет и Лейлу. Потому что все, что есть в мире — то и Аллах, и наша безграничная любовь к Нему. Человек и Аллах — это две стороны одной медали. Они неразрывно связаны друг с другом.

Вот и ты, Бахтияр, должен знать, что твоя память о прошлом никуда не исчезала, она просто в руках Аллаха, и он тебе ее вернет, когда придет время. А цену ты выберешь сам.

Я принял слова утешения, хотя и не до конца поверил в красивую сказку. «Она есть, но не у тебя». Вот как могут успокоить такие слова? Конечно, я был уверен: ничто не исчезает, и все где-то остается. Но разве мне от этого легче? Как бы там ни было, сам Ибн Араби верил в свои слова и говорил их от чистого сердца. Мои же сомнения оставались при мне, и либо я не заслужил благодати и безмятежности, либо просто не пришло для этого время.

Потом он заговорил о том, что мне нужен свой верблюд, потому что, скорее всего, наши пути разойдутся. Я встревожился и спросил, почему он не собирается вернуться в Медину вместе со мной. Но он лишь покачал головой:

— Может быть, тебе придется пойти не в Медину, а совсем в другом направлении. Но все это мы решим уже завтра.

Больше я ничего так и не смог добиться. И тревога моя только возросла.

Примечания

[1] Мукаддас (араб.) — чистый, со святой душой.

Глава 9

598-й год Хиджры

Если бы меня кто-то спросил: «Бахтияр, что ты сейчас делаешь, чем занят?». Я бы ответил: «Иду». Если бы меня спросили вчера или месяц назад, я ответил бы точно так же. Вся моя жизнь превратилась в один-единственный путь. Из города в город, из страны в страну, из года в год. Но когда не ведаешь цели своего пути, то остается только движение. Поэтому не спрашивайте, куда я иду. Ответа у меня нет, как нет его ни у кого из ныне живущих. Разве что Аллах знает, но не открывает мне истину.

Сегодня я пересекаю Великую пустыню, в который еще не был. И поверьте, если существует ад, то он похож на эти бесконечные ржаво-красные пески. И точно так же там теснятся огромные барханы, выеденные с одного боку постоянным ветром, оставляющие лишь узкий проход для путешественника. Иногда ветер выкапывает из барханов необычные тяжелые камни, похожие на розы. Они скатаны из слипшихся песка и гипса, и провели не одно тысячелетие под тяжестью барханов. Когда я нахожу их, то вспоминаю и собственную могилу, в которой провел много лет, и вышел из нее таким выносливым и крепким как эти розы пустыни. Да, оказалось, что я могу идти долгими часами и не уставать, что мне хватает глотка воды и куска лепешки, чтобы утолить голод и жажду и снова почувствовать себя полным сил. Это странно, ведь в те времена, когда я ходил с караваном моего названного отца Карима, то уставал точно так же, как и другие. Но в этот раз меня ведет не только моя воля, а еще и воля таинственного семечка, заключенного в белый шелк оберега, висящего на груди.

Поэтому путь мой легок. И я занят лишь тем, чтобы убить скуку. Я вспоминаю эпизоды моей новой короткой жизни, проговариваю суры Курана, но чаще всего возвращаюсь мыслями к тому, что послужило причиной моего сегодняшнего одинокого путешествия. Моя спутница молчалива. Это старая одноглазая верблюдица по кличке Ханым. Когда я решил отправиться в путешествие после хаджа, с трудом раздобыл ее в Мекке, да и только потому, что никто не хотел ее брать — она казалась слабой и усталой. Погонщик даже не взял с меня денег, словно был счастлив от нее избавиться. Но как оказалось, не по причине ее слабости, а из-за невыносимо дурного характера. Ханым соглашалась везти грузы, но людей на своей спине не терпела и сбрасывала каждого, кто пытался на ней проехаться. Один мальчишка даже сломал руку.

Но чаще всего я вспоминаю свой последний разговор с Ибн Араби. Это