Один день в Древнем Риме. Исторические картины жизни имперской столицы в античные времена - Уильям Стирнс Дэвис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рабы, естественно, могли свидетельствовать в суде только с согласия их хозяина и под пыткой, хотя правивший император-гуманист недавно выпустил эдикт, максимально ограничивающий ее применение. Адриан также, в противоположность практике, сложившейся в дни Нерона, предписал, чтобы в случае убийства владельца своими рабами предавались смерти только те из них, которые находились вблизи действительного места преступления. Он даже изгнал из столицы некую матрону по имени Умбриция за «жестокое обращение с девушкой-рабыней по ничтожному поводу». Все это, вполне возможно, смутно предвещало новые времена, но какое человеческое движимое имущество было готово ждать, чтобы увидеть через века, как все жестокости рабства сведены на нет законом?
Была ли у рабов, бредущих сейчас по улице Меркурия, более близкая по времени надежда? Возможно. На днях многие из них видели в престижнейшем первом ряду Колизея горделиво восседавшего человека. Его пальцы были унизаны кольцами с сардониксами, плащ с капюшоном сшит из тирской пурпурной ткани, ноги обуты в красные сандалии; волосы благоухали редчайшими ароматами, и окружала его почтительная свита. Однако, как тут же стали шептаться повсюду, лоб этого человека закрывали «большие белые повязки, подобные звездам», чтобы скрыть выжженные когда-то буквы FVR. Это был бывший раб, высоко поднявшийся вольноотпущенник, который пару десятков лет тому назад стоял на помосте аукциониста, а ныне стал одним из самых могущественных финансистов Римской империи.
Глава VIII
Социальное устройство: свободные люди – вольноотпущенники, провинциалы, плебеи и аристократия
Отпуск рабов на волю становится распространенной практикой. С точки зрения закона положение римских рабов было весьма убого, но обычно они не имели тех ужасных стигм расы и цвета кожи, которые несли на себе «говорящие орудия» других исторических эпох. Цвет кожи раба, внешнее сложение и умственные способности, по существу, не слишком отличались от таких же качеств его хозяина[111]. Если он грек или левантинец, то острота и скорость его мышления могли значительно превосходить умственные способности его господина. Смышленый раб, находившийся в собственности не слишком жестокого владельца, будет предан ему всеми способами, ожидая за это вполне возможного вознаграждения – желанной свободы. Разумеется, большинство измотанных непосильным трудом рабов, в особенности на деревенских полях, так и умрут, будучи движимым имуществом своих хозяев, как они и жили; но иногда рабов отпускали на волю, что давало остальным надежду на освобождение.
Часто смерть хозяина становилась стимулом для обретения свободы всеми прежними членами его familiae. В таком случае не надо вознаграждать верную службу того или иного раба за счет уменьшения наследства; да и престижно, когда в погребальной процессии следует много людей, только что ставших вольноотпущенниками – все в высоких красных головных уборах, означавших «свободу». Все они, вознося «щедрость» своего хозяина, будут чтить его память. Кстати сказать, есть мало лучших способов наказать нерадивого раба, чем намеренно отказать ему в освобождении, когда всех остальных его сотоварищей отпускают на волю.
Церемония отпуска на волю. Хотя многим рабам для этого и не приходилось ждать смерти своих хозяев. Они могли, например, заняться торговлей либо своим ремеслом, накопить свои peculum[112], а затем для них становилось вполне вероятным выкупить свободу для себя, своих жен и детей. В среде наиболее просвещенных состоятельных владельцев считалось благородным делом время от времени выбирать нескольких самых достойных рабов, обращаясь к ним с заветными словами: «Пойдемте со мной к претору!»
Когда все они выстраивались перед государственным чиновником – магистратом, тот торжественно осуществлял все требовавшиеся законом формальности. Один из сопровождавших магистрата ликторов выступал вперед, доставал прут из своей фасции и прикасался им к голове каждого из рабов, громко произнося при этом: «Я объявляю этого человека свободным!» Его хозяин клал руку на плечо раба, разворачивая его вокруг себя, и отвечал на слова ликтора: «А я желаю, чтобы этот человек стал свободным!», после чего наносил рабу легкий удар по щеке. В этот момент магистрат провозглашал: «А я постановляю, что этот человек свободен!» На этом церемония «отпуска на волю» заканчивалась; а по возвращении домой счастливый «вольноотпущенник» (libertinus) принимал поздравления от своих бывших товарищей по несчастью и дарил им сладости, финики, инжир и прочие вкусности.
Статус вольноотпущенников. Их большие успехи в деловой жизни. С этого момента раб становился вольноотпущенником своего бывшего хозяина. Он принимал первую часть полного имени своего хозяина; именно так Клеандр, отпущенный на волю несколько лет тому назад Публием Юнием Кальвом, гордо носил имя Публий Юний Клеандр. Его дети после отпуска на волю отца стали Юниями, с точки зрения закона не менее легальными, чем собственные дети Кальва. В результате знатные имена одной из самых благородных семей Рима практически на правах их родственников стали носить отпрыски темнокожих африканцев.
Энергичный вольноотпущенник, вырвавшийся на волю из рабского сословия, может сделать большую карьеру в своей новой жизни. Если его бывший хозяин являлся римским гражданином, то и он становился таковым без какого-либо процесса натурализации. Правда, не без определенных социальных стигм. Не только он, но и его дети не могли заседать в сенате и занимать посты в высших государственных учреждениях страны. Но бывшие рабы не переживали по этому поводу. Будучи вынужденными с юности использовать все свои ум и энергию, теперь они приобретали в жизни такие способности (зачастую не слишком деликатные и утонченные, которые могли помочь ему далеко продвинуться в торговле, предпринимательстве и в сфере финансов.
Обычно перед тем, как хозяин отпускал раба на волю, он договаривался о том, что бывший раб останется жить в особняке в качестве некоего бесценного «делового человека» для управления всем большим хозяйством. Многие из сенаторов, например Цицерон, во всех своих частных делах полностью полагались на доверенного alter ego[113], вольноотпущенника вроде способного и столь любимого Цицероном Тиро. Практически каждый из аристократов Рима доверял ведение своих дел такому человеку, который имел право пользоваться перстнем своего патрона с печаткой и был посвящен во все семейные тайны. Услужливый, исполнительный и обязательный, он, безусловно, становился значительным наследием после смерти хозяина дома; если же тот бездетен, то его наследником часто становится сам alter ego. И в самом деле, известно множество случаев, когда мальчишка-раб, попавший в дом в качестве слуги, сначала выслуживал свободу, затем становился самым приближенным к патрону человеком, а заканчивал тем, что не только наследовал его дом, но еще и женился на вдове своего бывшего владельца.
Типы
