Записки психиатра. Безумие королей и других правителей - Максим Иванович Малявин

сыновей в карете по Стамбулу, пока султан Ахмед не погрозил им пальчиком. Мачеху Осман очень уважал (и скорее всего не знал, что не в последнюю очередь ее стараниями его мать, Махфируз, еще при Ахмеде убрали с глаз подальше), и потому, навестив ее в Старом дворце, провел в ее компании аж три дня. Итог – Ибрагим снова стал мальчиком, который выжил.

Потом был мятеж янычар, и Осман был убит, а султаном снова стал Мустафа I – правда, снова ненадолго. Когда в 1623 году Мустафа уступил трон одиннадцатилетнему Мураду IV, Кесем-султан стала валиде (онажемать) и регентом сына на пять лет, пока тот не подрос и не заявил – дескать, мама, я сам хочу рулить! Будущее Ибрагима снова повисло на волоске: Мурад, тихонечко зверея от того, что зачать наследника все никак не получается, а также просто в силу традиций, приказал уконтрапупить братьев, шехзаде Баязида, Сулеймана и Касыма. Очередь была за самим Ибрагимом, и фетва на казнь у шейх-уль-ислама Яхьи-эфенди была уже получена, но валиде Кесем-султан смогла уговорить старшего сына не брать на душу еще один грех.

Атмосферу, в которой находился Ибрагим, можно себе представить: за все годы жизни он так толком и не покидал пределов гарема, а последние четыре года так и вовсе был помещен в шимширлык – пусть и относительно комфортабельное, но по сути узилище, где и положено пребывать всем шехзаде, дожидаясь, пока их удавят. Окружение из боевых глухонемых киборгов… простите, евнухов – так себе компания: ни за жизнь поговорить, ни наорать толком. И никакой уверенности в завтрашнем дне.

В итоге, когда в 1640 году умер Мурад IV и к Ибрагиму пришли дать ему бразды, тот не поверил: «За мной пришли, спасибо за вниманье! – Сейчас, должно быть, будут убивать!»[13] И забаррикадировался наглухо. И даже Кесем-султан отказался слушать. «Какие ваши доказательства?!» – кричал он визитерам. Пришлось нести тело Мурада IV и класть прямо на входе – мол, все по-честному.

Ибрагим выдохнул – и стал восемнадцатым султаном.

Став султаном, Ибрагим и не подумал что-либо менять в системе управления империей. Зачем? Оно и так само работает, а получать на ровном месте головную боль и думать, что делать с гонцами, приносящими дурные вести, – вот уж увольте! На это есть мама (зря она, что ли, за звание валиде так отчаянно боролась!) и Кеманкеш Кара Мустафа-паша, великий визирь. Ну а что эти двое друг друга на дух не переносят – ну бывает, мало ли у взрослых людей на то причин.

Правда, есть и воспоминания других современников Ибрагима: мол, наговаривают на султана, на самом деле он поначалу просто вникал в управленческие процессы, а не сидел сложа руки. И бумаги внимательно читал, прежде чем подписывать, и даже, переодевшись простым (ну ладно, ладно, не совсем уж простым) гражданином империи, по рынкам гулял, узнавал, чем страна живет и дышит. А что потом стал косячить – так это уже потом, и были на то объективные причины… да кто бы их слушал, тех современников?

А Кесем-султан (да и не только она) призадумалась: султаном сыночка стал, это однозначно плюс. В дела не лезет, ибо ни бельмеса в них не понимает – в целом это тоже только стране на пользу. А вот на любовном фронте у него сплошной жирный минус. Где это видано – дитятке уже двадцать пять, а он со своим гаремом толком не знает, что делать, а на все намеки, что пора бы и наследниками обзавестись, отмахивается – мол, дожидайтесь залетного аиста или сами поищите в капусте, если так уж невтерпеж! И вообще, мама, чего это девушки ко мне голыми приходят? Оденьте их, а то ведь простудятся, как похолодает.

Мама выдала жест всех времен и народов, «рука-лицо», и отправилась на поиски участкового сексопатолога. И ведь нашла: Карабашзаде Хюсейн-эфенди (зовите меня просто Джинджи-ходжа, уважаемая) уверил валиде, что не бывает неизлечимых болезней, бывает лишь скромный бюджет, выделяемый на терапию. Лечить молодого султана будем дорого, но упорно. Есть у меня в заветном сундучке такие травки, такие порошочки – ммм, сам бы пил, да денег мало!

Снадобья Ибрагима торкнули не сразу. Нет, вы продолжайте, доктор, говорил он Джинджи-ходже, но я с двух стаканов что-то не пойму, насколько положительная динамика вырисовывается. А доктор, без труда смекнувший, какую золотую жилу он откопал, не прекращал стараний. А сейчас, авторитетно заявил он, состоится мой коронный сеанс заклинания джиннов (имя мое ни на что не намекает?). Изыди, джинн импотенции! Кыш, джинн половой инфантильности! Да еще и Кесем-султан подсуетилась: кастинг наложниц, уроки сексуального просвещения. Тут-то Ибрагим, что называется, и прозрел: опаньки! А я-то думал, эта деталь анатомии нужна, чтобы орехи там колоть, груши околачивать или землю пахать!

Поговаривают также, будто на самом деле решающую роль сыграла корпулентность очередной предложенной султану наложницы. Прямо как в том анекдоте про армянское радио, которому задали вопрос – мол, как женщине похудеть? Пусть крутит обруч вокруг талии – был ответ. А что, если талия не пролезает в обруч? – не унимался вопрошающий. Уважаемые, зачем портить такую красивую женщину! – вмешалось турецкое радио. В общем, где-то услышал Ибрагим, что чем обильнее телом женщина, тем она слаще. А тут Кесем-султан где-то пышечку нашла. И султан как с цепи сорвался.

Бойтесь своих желаний, ибо они могут когда-нибудь исполниться. Распробовав сладость любовных утех, Ибрагим практически поселился в своем гареме. Он приказал установить побольше зеркал, чтобы наблюдать процесс во всех ракурсах. Он устраивал сцены охоты льва на стадо газелей. Он повелел кормить особенно поразившую его своими формами армянку Шивекяр-хатун побольше и послаще, чтобы, не ровен час, не похудела. Так или иначе, а вскоре после того, как лечение Джинджи-ходжи и кастинги Кесем-султан поимели свой эффект, у Ибрагима с завидным, хотя и ожидаемым постоянством стали появляться дети (всего их за восемь лет правления родится 17). И матушке бы обрадоваться и успокоиться – но в характере султана все чаще стали сквозить те черты, за которые Ибрагима и назовут Безумным.

Итак, не успела Кесем-султан возрадоваться статусу бююк-валиде и в полную силу ощутить себя главбабушкой всея Османской империи, как на горизонте сгустилась новая проблема: сыночка чудить начал. Нет, он и раньше был на всю голову особенный, но как-то хотелось верить, что это всего лишь эхо тяжелого детства: социальная изоляция, глухонемые евнухи вместо товарищей по играм, постоянный и небезосновательный страх, что