Похорони Меня Ложью (ЛП) - Сото С. М

Я стискиваю зубы.

— Я больше не знаю, что и думать. Некоторые вещи не складываются, когда дело касается его. Что, если он невиновен.

— Как вы можете быть так уверены? Вам не кажется странным, что он полетел в семейный

отпуск в ночь смерти вашей сестры? Это его лучшие друзья. Вы хотите сказать, что они девять лет ничего ему не говорили? Чушь. В его рассказе чего-то не хватает, и он не так невинен, как хочет, чтобы вы думали. Вам лучше забыть его. Смешайте его с остальными, пока он не попытался погубить и вас тоже.

Я делаю паузу, пытаясь пробиться сквозь шквал эмоций, бурлящих во мне, когда дело касается База. Придя к подобию соглашения с самой собой, я киваю, молча соглашаясь с ним.

— Я все равно не хочу лгать. Я хочу рассказать свою историю, но хочу, чтобы это была правда, моя правда, а не что-то сфабрикованное для СМИ.

Они вздыхают в унисон.

— Уверен, он ожидает, что вы останетесь верны своему слову. Но как ваш адвокат, я не советую этого делать. Все будет очень запутанно. Вы готовы к этому? Вы уверены, что это то, что вы хотите сделать, потому что, как только я даю вперед, никаких тормозов. Мы либо на полной скорости, либо нет.

Я сглатываю, стараясь не обращать внимания на комок размером с мяч для гольфа, застрявший в горле, ненавидя себя за то, что собираюсь сделать это с Базом. Это его погубит. Его семью. После этого он меня возненавидит. Но я не могу думать об этом, потому что все, что я когда-либо делала, все, ради чего я когда-либо работала, может действительно сбыться, если я сделаю это. Наконец-то это происходит. Справедливость для моей сестры. Ответы. Мы наконец-то обретём душевный покой, и, может, тогда моя сестра сможет покоиться с миром.

Я мысленно возвращаюсь к ее словам в ночь аварии, и задаюсь вопросом, не ждет ли меня тоже мир? Не знаю, будет ли это возможно после того, как это попадет в вентилятор, но можно надеяться.

Остальная часть встречи заканчивается быстро, оба адвоката явно раздражены моим решением, но это меньшее из двух зол, и единственное исключение, которое я была готова сделать. Я ценю журналистику и правду, стоящую за словами, и отказываюсь становиться лицемеркой только для того, чтобы кто-то прочитал мои слова или услышал мою статью.

Засунув руки в карманы пальто, я иду по улице, наблюдая за людьми, позволяя своему разуму работать над событиями встречи и тем, что это, возможно, будет означать для будущего. Я вздрагиваю от вибрации напротив ноги. В кармане у меня звонит телефон, и, взглянув на экран, я сразу понимаю, кто это. Нажимая кнопку ответа, я подношу динамик к уху и вздрагиваю, когда слышу голос.

— Ты издеваешься надо мной, Маккензи? Все, о чем я просил, это держаться подальше от неприятностей. Это все, о чем я просил. Тебе чертовски повезло, что тебя поместили в психушку раньше, чем я успел до тебя добраться.

— Джек, — стону я.

За все это время я совершенно забыла о своем друге Джеке и о той роли, которую он сыграл в моих попытках сбить парней. Без его хакерского я ни за что не смогла бы так долго дурачить База или кого-то еще. Я бы тоже, наверное, гнила в тюремной камере, если бы не его помощь во время взлома дома Зака в Хидден-Хиллз.

— Мне очень жаль. Все вышло из-под контроля, и я... Боже, прости, что втянула тебя в это.

— Я не сержусь. — он вздыхает, явно чувствуя себя виноватым за то, что огрызнулся на меня. — Я испугался. Думал, ты уже мертва. А потом узнал, что ты в психушке. Блядь, я думал, тебе делают лоботомию и все такое.

В уголках моих губ появляется улыбка.

— Они этого больше не делают. Но, как бы то ни было, я сожалею, что расстроила тебя. Как ты вообще узнал, что я там?

Он усмехается.

— Это моя работа, помнишь?

— Верно, — я резко смеюсь. — Полагаю, именно так ты и достал этот номер?

— Довольно хорошо, не так ли?

Я ухмыляюсь. Это моя первая настоящая улыбка за целую вечность.

— Ты лучший, я когда-нибудь говорила тебе это?

— Ты выглядишь дерьмово, Маккензи, но видеть твою улыбку чертовски приятно. И честно? Не совсем достаточно, я определенно не возражал бы, чтобы ты хвалила меня немного чаще.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Моя улыбка застывает на лице, когда до меня доходят его слова, и я оглядываюсь.

— Дай угадаю, ты меня видишь?

— Я у часов.

Я оглядываюсь, щурю глаза, пытаясь разглядеть его.

Я слышу его раздраженный вздох.

— Около твоих, Маккензи. Иисус.

Наконец я замечаю его в бейсболке, низко надвинутой на лицо, и качаю головой. Я показываю ему средний палец за то, что он придурок.

— Давай, нам надо поговорить.

Я пересекаю улицу, следуя за Джеком в здание, в котором, как я теперь понимаю, должно быть он остановился. Его студия заполнена коробками, компьютерами и проводами. Я съеживаюсь.

— Господи, Джек, — бормочу я, чуть не спотыкаясь о оборванный провод.

Он закатывает глаза.

— Ох, заткнись. Я думаю, что твои проблемы перевешивают состояние моей нынешней жизненной ситуации. А теперь посади свою задницу сюда и скажи мне, что, черт возьми, происходит. И начни с самого начала.

Я поджимаю губы.

— Возможно, мы пробудем здесь какое-то время.

Он пристально смотрит на меня, молча приказывая начать рассказ. Как только я рассказываю ему обо всем, что произошло, и о том, что, вероятно, произойдет после того, как статья выйдет в свет, он смотрит в потолок, вероятно, в поисках силы, качая головой.

— Ты тычешь пальцем в медведя, Маккензи. Это не сработает так, как ты хочешь. Ты ведь это знаешь, верно? Если ты не будешь осторожна, он убьет тебя следующей.

Я сжимаю губы, не убежденная.

— Хотела бы я посмотреть на его попытку.

— Ну и что теперь?

— Я буду наблюдать, как они все падают.

— А Баз? Что с ним?

— Я хочу услышать от него правду. Настоящую правду. Не какую-нибудь ерундовую историю, которую он раскрутил или раскрутил Винсент. Мне нужно знать, причинил ли он ей боль.

— Как, черт возьми, ты собираешься вытянуть из него эту информацию? Ты здесь, а он там. Ты не доверяешь ему, он не доверяет тебе. Это чертова катастрофа, ожидающая своего часа.

— Ну... — я замолкаю, ловя его взгляд, желая, чтобы он выслушал меня.

Он не слушает. Его рот раскрывается, шок освещает его черты.

— Ты шутишь. Скажи мне, что ты, блядь, шутишь? Ты хочешь вернуться, найти способ вернуться в его жизнь? Что, черт возьми, с тобой не так?

— Мне просто нужно, чтобы ты помог мне попасть к нему.

— Почему бы тебе не попытаться связаться с ним и не поговорить по-настоящему, а не лгать? Ты когда-нибудь думала об этом?

Я свирепо смотрю на него.

— Перестань это делать. Перестань заставлять меня чувствовать себя виноватой за тот выбор, который я сделала. Он не захочет меня слушать. Наш последний разговор прошел совсем не хорошо. Это единственный выход.

— А если он причинит тебе боль? Что мне тогда делать?

Мой рот открывается, и я замираю, думая о том, что он может причинить мне боль. Думаю об этом, страх не приходит, потому что я не вижу, как он это делает.

Я не могу видеть, как Баз причиняет мне боль. Или, может, я снова глупа и наивна, желая увидеть в нем лучшее.

— Он не сделает мне больно, — наконец говорю я.

— Ты уверена? — спрашивает он, сдвинув брови, и на его лице написано беспокойство.

Я впервые вижу его по-настоящему испуганным. Мне остается только надеяться, что я права.

— Нет. — я выдыхаю и пожимаю плечами. — Но я уже приняла решение. Мне нужно это завершение.

— Почему ты не можешь просто забыть об этом, Маккензи? Ты действительно думаешь, что он из тех мужчин, которые так легко поверят тебе после того, что случилось в прошлый раз? Уверяю тебя, нет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Нет, на этот раз у меня другой план. Ставки выше. Мне просто нужно, чтобы он думал, что я доверяю ему и все еще забочусь о нем.

— Ты все ещё заботишься о нем.

— Кто, черт возьми, это сказал?

— Никому не нужно это говорить. Это очевидно любому, у кого есть мозги.