Малавита - 2 - Тонино Бенаквиста

— Можно воспользоваться вашим телефоном? Мне надо позвонить в Соединенные Штаты, сейчас поздно, но разница во времени… Не беспокойтесь, это вам ничего не будет стоить, я позвоню за счет абонента.

Сосед жил один, никогда не ложился до зари, и сейчас Фред согласился выпить кофе, который тот столько раз ему предлагал.

— Проходите.

— Я решил быть умнее других и попытался сам установить себе дополнительную розетку в кабинете, ну и нарушил все, что только можно. Парень из «Телекома» обещал прийти в понедельник.

— Вы — как я, у вас тоже нет мобильника.

— Был, а теперь нет.

— Когда работаешь дома, как мы с вами, без него можно обойтись. Телефон там, справа от вас. Я сделаю нам без кофеина? Есть еще мирабелевая настойка, довольно ядреная, хотите?

— Думаю, я сегодня уже достаточно выпил. Хватит и кофе.

Фред подошел к полкам, на которых была выставлена продукция, взял в руки поочередно несколько горшочков, тарелок и вазочек и отпустил пару дежурных комплиментов мастеру. Затем, исполнив долг вежливости, набрал номер.

— Ничего серьезного, надеюсь?

— Нет, звоню племяннику, это единственное время, когда его можно поймать.

Гончар поставил перед Фредом чашку, тот кивком поблагодарил его.

— Алло, Бен? Это твой дядя.

Бенедетто Д. Манцони, сын Оттавио Манцони, старшего брата Фреда, жил в Грин Бэй, штат Висконсин. Когда-то он был самым молодым из команды Манцони и специализировался по взрывчатке. С тех пор прошло много времени, и теперь он вел спокойную жизнь в нескольких тысячах километров от своих прежних дружков.

— Цио?[15] Как только мне сказали, что звонят из Франции, я сразу подумал про тебя. Ты все еще там живешь?

— Да.

— Квинт нас слушает?

— Нет.

— Ну, как ты?

— Ты мне нужен, Бен.

Родные только что показали ему, какой он нежелательный и ненужный отец, что ж, теперь из одного уважения к ним он должен избавить их от себя.

— Ты помнишь Ласло Прайора?

— Ласло Прайора? Официанта из из бара Би-Би? Как не помнить!

— Как ты думаешь, он еще жив?

В нормальное время Том остался бы в Мазенке еще на день, чтобы переговорить с Фредом и оценить размеры морального ущерба, нанесенного за вчерашний вечер. Но сейчас у него были заботы поважнее: дело Джерри Костанцы разваливалось на глазах.

Сколько часов провел он в воздухе между Парижем, Палермо и Нью-Йорком, чтобы подготовить эту чертову операцию! А сколько видеоконференций?! Сколько информаторов надо было «окучить»?! Бюро давно уже не готовило ничего в таких масштабах. Агент Миранда Янсен не прилетит сегодня в Руасси, а в Бюро нет другой девицы с подходящей внешностью и достаточной подготовкой, чтобы заменить ее вот так, с ходу. Последнее время она вкалывала как лошадь, готовилась, похудела, став похожей на бритву, перекрасилась в блондинку и выучилась говорить на сицилийском диалекте. Том представил ее на больничной койке, в гипсе: он жалел Миранду и проклинал ее в одно и то же время. Миранда не знала Парижа. Том пообещал, в случае удачного завершения операции, устроить ей незабываемую прогулку по ночному городу.

— Том? Что-то не так?

Бэль не понимала, почему Том решил ехать тем же поездом, что и она, и даже поменял билет, чтобы оказаться рядом с ней в первом классе. Зачем ему понадобилось отправляться вместе с ней, если у него зверское настроение и он всю дорогу молчит, погруженный в свои мысли. Переживает, наверно, из-за вчерашнего?

— Не бойтесь. Том, ничего с ним не случится.

Но Квинту было решительно наплевать на Фреда с его чувствительностью и расстройством, наплевать на весь этот маскарад, на бури, которые сотрясут семью Манцони в ближайшее время. Годами он ловил ее папашу, потом охранял, сопровождал, обихаживал и даже замешал, когда собственные дети его устыдились. Манцони — это и его ссылка, разлука с Карен. Манцони — самая большая его победа и его проклятие. А теперь еще одно гангстерское отродье, Джерри Костанца, может уйти у него прямо из-под носа, помешать его крестовому походу против организованной преступности. За ночь Том не нашел никакого выхода, но он просто обязан был его найти. Провал — единственная роскошь, которую он не мог себе позволить.

Противоречивые решения крутились у него в голове, раздирая его на части. То, что подсказывала интуиция, запрещал устав, то, что нашептывал инстинкт, отказывался принять разум, подсознание же толкало его на поступок, против которого восставало нравственное чувство. И все же непреодолимое желание рискнуть победило.

— Бэль, вы слышали когда-нибудь о Мауро Сквелье? Капо из Палермо, связанный с кланом Пользинелли из Бруклина?

Бэль удивилась, услышав, что он называет какие-то имена, к тому же еще и мафиозные.

— Сквелья? Когда я была маленькая, о нем говорили как о каком-то памятнике древности — что-то вроде фараона. Он еще жив?

— Он подключен к аппаратам искусственного дыхания и кровообращения. Уже назван его наследник. Но семья Пользинелли хотела бы, чтобы это был кто-то другой, а потому страсти по обе стороны Атлантики накалились до предела.

Бэль впервые слышала от Тома подробности его деятельности в Федеральном бюро. И какие подробности!

— Джерри Костанца из клана Пользинелли отказался ехать в Палермо для улаживания конфликта, а Джакомо Реа, представитель Сквельи, не принял приглашение явиться в Бруклин.

Том уже не мог остановиться, Бэль же не решилась спросить его: Зачем вы мне все это рассказываете?

— После долгих переговоров, которые длились нескольких месяцев, оба согласились проделать часть пути и встретиться на нейтральной территории. Свидание состоится в ближайший четверг в Париже.

— …?

— Главная беседа пройдет при закрытых дверях в апартаментах Костанцы в «Плазе». Потом они пойдут ужинать в ресторан отеля, и около полуночи Джерри вернется к себе в номер. Он никогда не меняет своих привычек.

На какой-то миг она испугалась, что отец снова взялся за старое и совершил какую-то глупость, которая скажется на них всех.

— За ужином Костанце захочется женского общества. Обычно вне дома он обращается в лучший эскорт-сервис страны, где в данный момент находится. Ему присылают одну-две девицы, самых красивых и разговорчивых; он разыгрывает перед ними роль этакого патриарха — эрудита и соблазнителя, а потом за кофе благодарит за компанию и идет спать. Девицы получают бабки, каких никогда не получали за ужин в шикарном ресторане, и еще до полуночи тоже укладываются — в свою постель с пультом от телевизора в руках. Госпожа Костанца в курсе привычек мужа и считает их совершенно безобидными.

Бэль начала сомневаться, что дело касается ее отца.

— Если бы все шло по плану, вместо такой девицы в четверг Костанцу развлекала бы специальный агент Миранда Янсен, но эта кретинка умудрилась сломать ногу.

— Том, вы правда хотите меня попросить о том, о чем я думаю?

— Разве я вас о чем-то попросил?

— Да, прикинуться шлюхой ради ФБР! Я правильно поняла?

— Как я могу предлагать это вам — дочери Манцони?

«Дочь Манцони». Если бы он хотел сказать ей, что у нее больше данных, чем у Миранды, для выполнения такого задания, он сделал бы это именно так.

— Вы хорошо меня рассмотрели, Том? Я? Undercover?[16]

— Повторяю еще раз: я ни о чем вас не просил, и, даже если бы вы согласились занять место Миранды, не имел бы права взять вас на эту роль. С чего вы решили, что обладаете такими данными? Да, у вас именно та внешность, что нравится Джерри, вы отлично знаете мафиози, говорите по-английски, по-французски и понимаете исконный сицилийский диалект.

Схватив сумку, Бэль выбежала из купе. Как Квинт, защищавший их все это время до паранойи, мог предложить ей такое? На Лионском вокзале она ускорила шаг, чтобы оторваться от него, но его рука легла ей на плечо.

— Я не могу дважды предать своего отца за такой короткий промежуток времени: первый раз, называя вас папой, второй — согласившись работать на его злейших врагов.

— Если вы захотите встретиться со мной до четверга, я в Париже всю неделю.

Бэль почувствовала себя вдруг страшно одинокой посреди толпы: ни семьи, ни друзей, никого, кому можно было бы доверить тайну семьи Манцони, которую она не переставала носить в себе.

Меньше чем через час она лежала в объятиях Франсуа Ларжильера на его драгоценном ковре, не привыкшем к такому обращению. После бурной встречи они застыли в молчании, тесно прижавшись друг к другу. Ей вдруг стало жалко невинности их первого периода, которой, казалось, не будет конца.

Тем временем Франсуа медленно высвободился из ее объятий, оделся и принял нравоучительный вид. Бэль не успела даже испугаться, как он завел свою обычную пластинку: он собирался в очередной раз доказывать ей, что их отношения обречены на провал. Почему все мужчины в ее жизни такие извращенцы? Отец, Том Квинт и самый ненормальный из всех — Франсуа Ларжильер.