Против Сталина и Гитлера - Вильфрид Штрик-Штрикфельдт

Эпизод этот вызвал новую волну недоверия к немцам, но в ОКВ предпочли игнорировать этот факт.

Постепенно все так называемые "национальные воинские части" в составе немецкой армии получили значки с национальными цветами своих народов. Только самому большому народу - русским - было в этом отказано. Этот вопрос настоятельно требовал своего решения. Но и тут возникли трудности. Исторические русские национальные цвета - белый-синий-красный - были под запретом. Предложения разрабатывались как в Дабендорфе, так и в штабе генерала восточных войск. Дабендорфские проекты на 90% содержали бело-сине-красные цвета. Один проект соответствовал даже бывшему флагу дома Романовых.

Розенберг сам с интересом занимался вопросом о флаге. Романовский флаг с орлом и бело-сине-красные цвета были им, разумеется, отвергнуты. Напротив, Розенбергу понравился синий Андреевский крест на белом фоне, задуманный в виде небольшого щитка на красном знамени. Лишь обилие красного не понравилось министру, и он предложил свести красный цвет до узкого обрамления белого поля с синим Андреевским крестом. Гроте был доволен и, будучи в Дабендорфе, особо поздравил Малышкина, подготовившего со своими офицерами проект.

Таким образом, национальные цвета в сочетании с Андреевским крестом были отвоеваны. Когда генерал Гельмих приехал в Берлин со своими проектами, решение уже было вынесено. Это обрадовало - Гельмиха, так как его штаб, конечно, придерживался распоряжения о запрете цветов, и Гельмих сам признал, что навряд ли его проекты были бы для русских приемлемы.

От специального сукна для обмундирования пришлось отказаться, поскольку изготовление его практически было немыслимо, как из соображений времени, так и из-за недостатка материалов. Русские добровольцы были разочарованы тем, что им придется по-прежнему носить немецкую защитного цвета форму: от немецких военнослужащих их отличали теперь лишь широкие русские погоны. Но на практике это имело и свои преимущества, так как солдаты видели в русских, в их же форме, товарищей по оружию, а немецкое гражданское население просто не отличало их от своих.

Когда позже высшие русские офицеры получили право{24} носить также немецкие погоны, это подчеркнуло внешне их равное с немцами положение.

Учебный лагерь Дабендорф было не узнать, когда в назначенный день выстроились русские добровольцы, почти все в одинаковой форме и со своим национальным значком, и Власов, в сопровождении своих генералов, принимал парад.

В своей речи Власов обрисовал страдный путь закабаленного русского народа. Он просил людей забыть страдания, причиненные им немцами, так как "без прощения не может быть мира и будущности ни для каждого в отдельности, ни для народов".

Власов говорил просто и с полнейшей откровенностью. Он ничего не скрывал и никого не щадил. Люди ловили каждое его слово! Впервые рядом с немецким флагом над лагерем развевался синий Андреевский крест на белом полотнище.

Гельмих тоже обратился с речью к добровольцам, приветствуя их как товарищей по оружию, "как честных товарищей по оружию в борьбе за будущее Германии". Немецкий офицер-переводчик, не колеблясь, перевел: "в борьбе за будущее русского народа". Когда Гельмиху после рассказали об этом самовольстве переводчика, он тепло поблагодарил его и добавил:

- Там, где встречаются два мира, нужно многое пересмотреть! Я еще не вполне преуспел в этом.

Ведель и многие другие представители генералитета и генерального штаба посещали Дабендорф по случаю подобных торжеств, но также и без особого повода. Таким образом устанавливались некоторые личные контакты, и этим облегчалась наша работа "посредников" между двумя мирами.

Германская пресса, как и прежде, молчала обо всем, так волновавшем русских добровольцев. Известный писатель Эрих-Эдвин Двингер, однако, еще до основания Дабендорфа стал защитником Русского Освободительного Движения. Он распространил ряд меморандумов, нашедших отклик и в таких кругах, к которым у нас не было доступа. Мужественно выступал, вместе с Двингером, и Гюнтер Кауфман, издатель широко распространенного национал-социалистического юношеского журнала. Оба подверглись неприятностям, а Двингер чуть не попал под суд и ему было запрещено печататься. Но он с еще большим усердием стал вести устную пропаганду среди крупных партийных руководителей, чтобы привлечь их к идеям Русского Освободительного Движения. Многие из них начали теперь чутко прислушиваться, так как, по общему мнению, "Двингер должен понимать, в чем дело".

Русская эмигрантская газета в Париже - "Парижский вестник", много писала об Освободительном Движении. Между ее издателем Жеребковым, редактором полковником Пятницким и Зыковым в Дабендорфе очень скоро установился тесный контакт. Было достигнуто соглашение об общем направлении политики и об информации для добровольческих частей. Русская печать во Франции не была под контролем ОКВ, а действовавшие во Франции цензурные правила давали гораздо большую свободу высказывания и информации.

Одна швейцарская газета опубликовала примечательную статью о Власовском движении. Предполагая, что это движение будет теперь поддержано нацистами, газета указывала на значение такого развития дела для хода войны на Востоке. "За что немцы берутся, то они делают хорошо!" - писала газета "Базлер национал-цейтунг" от 7 июня 1943 года ставила, однако, вопрос: остается ли, при таком развитии событий, еще время для осуществления планов Власова?

Конечно, Зыков не упускал возможности обыграть в "Добровольце" и в "Заре" такие статьи, указывая, что и за границей обратили внимание на Освободительное Движение. Это Движение нельзя уже было замолчать, хотя немецкая пресса и не говорила о нем ни слова.

Поездка Власова на средний участок фронта

Воззвание Русского Комитета в Смоленске имело необычайный успех, в особенности на среднем и северном участках фронта. На южном участке, вполне естественно, всё затмило поражение под Сталинградом, но и оттуда приходили положительные отзывы. А дивизии групп армий "Центр" и "Север" доносили о росте числа перебежчиков из Красной армии. Но главное - у населения занятых областей России, вопреки Сталинграду, возникли новые надежды. Очень явной была перемена настроений также среди добровольцев и "хиви".

Гелен, Рённе и другие офицеры Генерального штаба в ОКХ последовательно продолжали свою линию. С Треско и Герсдорфом из штаба группы армий "Центр" они договорились о том, чтобы Власова пригласили посетить фронт.

Население здесь прямо-таки взывало к Смоленскому Комитету. Где был Комитет? В Смоленске никто о нем ничего не знал. А добровольцы хотели видеть Власова!