Изгнание из рая - Павел Загребельный

- Дамография - это уже из колоды карт, - захохотал Конкретный. - Ну, пиковую даму, допустим, знаем еще от Пушкина. А далее раскинем наших червонных девчат, красивейших в мире, дам бубен, которые грызут мужей даже в космосе и под землей, и трефовых дам, для которых первая половина жизни стремится набрать вес, а вторая - его сбросить. Такая ваша дамография?

- Навряд, - сказал Гриша. - Наша дамография - это даром - графия для мужчин. Дамография - это доярки, свинарки, птичницы, огородницы, садовницы, свекловичницы, - это все женщины, перед которыми надо упасть ниц всем благополучным, благонадежным, благословенным, благоустроенным и благопристойным.

- Допустим, допустим, - в тональности ведущего телевизионной программы "Очевидное - невероятное" пробормотал Конкретный. - Специфика моих демографических исследований не охватывает всех этих ваших маргинальных отклонений, но меня заинтересовало словосочетание "дюмаграфия". Оно не имеет ничего общего с нашей семиотикой и просто странно, что в каком-то глухом селе рождается такое чудо.

- А что тут удивительного? - пожал плечами Левенец. - О писателе Дюма слышали? А как у вас лично с "Тремя мушкетерами" и "Королевой Марго"? Так, как и у нас? Вот вам и дюмаграфия! А уж к ней так и хочется присоединить еще и думографию, потому что думать мы вроде бы все умеем, да не каждый хочет. Не так ли?

- Допустим, что я приехал сюда не думать, а... - с этими словами Конкретный ухватил на столе своими цепкими пальцами тоненькую папочку из пестрого пластика и вжикнул синтетической змейкой на ней.

"Вот гадство, - подумал Гриша, - даже бумаги запираются змеючками!"

Конкретный тем временем достал из папочки лист бумаги, исписанный с обеих сторон, держа кончиками пальцев за самый уголок, поднял высоко над головой, встряхнул им в воздухе чуточку пренебрежительно, а может, и брезгливо. За хвост да на солнце! Потом положил лист на стол, хлопнул по нему ладонью-лопатой, вздохнул:

- Допустим, что к моим научным занятиям это не имеет никакого отношения, но поручено - тут уж ничего не...

- Заявление? - догадался Гриша.

- Допустим.

- На меня?

- Еще раз допустим.

- Анонимка?

- Вся сила в том, что нет. Есть подпись. Дата. Место.

- Подпись? Не может быть. - Гриша даже забыл поинтересоваться, о чем заявление, так потрясло его то, что кто-то не только написал на него, но и подписал!

- Вот, - издали показал ему Конкретный. - Прошу. Шпугутькало. Без инициалов, но разборчиво. Шпугутькало.

- Такого человека в Веселоярске нет, - заявил Гриша.

- Может, женщина?

- И женщины нет. И никогда не было. И детей таких не было. И никого не было.

- Допустим, псевдоним.

- Как не аноним, то псевдоним? Так что же это - какой-нибудь поэт уже на меня написал, что ли?

- Поэзии мало, - вздохнул Конкретный. - Одна проза. Жестокая проза. Вы женаты?

- Ну!

- Жену вашу зовут Дарина Порубай?

- Ну!

- Почему она не взяла вашу фамилию?

- Вы у нее спросите об этом.

- У жены высшее образование?

- Высшее. А у меня среднее. Хотел на заочный - вот такое заявление помешало.

- Допустим, что заочное образование - это не совсем высшее, развеселился Конкретный.

У Гриши немного отлегло от сердца. Хоть парня веселого прислали. С этой гадской анонимкой-псевдонимкой!

- Да я и сам так считаю, - сказал он, - но надо же...

- Итак, - вмиг посуровел Конкретный, - вы не отрицаете, что женились на специалисте с высшим образованием, преследуя корыстные цели?

- Кто вам такое сказал? - подпрыгнул от возмущения Гриша.

- Так тут написано.

- А что там еще написано?

- Еще тут написано, что Дарина Порубай, будучи старше вас на три года и имея высшее образование, вышла замуж за механизатора, который много зарабатывал, с корыстной целью, но теперь выжидает, чтобы найти более выгодного мужа, о чем свидетельствует ее нежелание рожать детей от Левенца, тогда как машину "Жигули" в подарок от него она приняла...

Гриша онемел от такой наглой полуправды. Написано все вроде бы так, как есть, но одновременно чистейшее вранье.

- А что там еще написано? - с трудом удерживаясь, чтобы не заскрежетать зубами, спросил он.

- Еще что? Ну, заканчивает автор так: "По всему району поползли нездоровые слухи, и трудовые массы всколыхнулись и возмутились".

- И вы приехали разбирать это? О том, что поползли слухи? - не поверил Гриша.

Конкретный кивнул головой без видимого энтузиазма.

- А вот представьте, что к вам приехал кто-нибудь из села и начал о вашей жене, о семье, о детях. Как бы это вам понравилось?

- Не женат. Мне противопоказано. Я вегетарианец.

- Кто-кто?

- Закусываю солеными огурцами.

- А-а, тогда ясно. Так что, вы меня будете спрашивать по этой псевдонимке, а мне отвечать?

- Допустим.

- А как отвечать - по сути или так, как по телевизору?

- По телевизору? - Конкретный вдруг оживился. - А как это?

- Ну, спрашивают, скажем, председателя колхоза: по скольку центнеров пшеницы с гектара имеет намерение собрать в этом году, а председатель в ответ: взяв повышенные обязательства, труженики нашего колхоза прилагают все усилия, чтобы получить в этом году урожай зерновых на всех посевных площадях в среднем на 3-4 центнера выше прошлогоднего.

- Оч-чень интересно! - причмокнул Конкретный. - Но у вас мало слушателей. Нам бы поконкретнее.

- Да я - за, - сказал Гриша. - Конкретнее все было бы порвать эту писульку и пустить на ветер.

- Не имею права.

- Дайте мне, я порву.

- И вы не имеете права. Никто не имеет права. Заявление можно только закрыть. Для этого создана комиссия.

- Как же вы его будете закрывать?

- Очень просто. Я спрашиваю, вы отвечаете.

- А потом?

- Если надо - подпишете. Допустим, так. "Жигули" вы в самом деле купили?

- Купил. Как передовому механизатору продали без очереди.

- И подарили жене?

- Зачем дарить? Нужно - ездит. Нужно мне - поехал я.

- Допустим. А детей нет?

- Каких детей?

- У вас с женой детей нет?

- Нет.

- А "Жигули" купили?

- Купили.

- Итак, вы не возражаете, что "Жигули" купили, а детей нет?

Гриша смотрел Конкретному в рот, откуда вылетали эти бессмысленные вопросы, и поймал себя на мысли, от которой у него даже зачесалось на языке.

- Слушайте, товарищ Конкретный, - не удержался он от искушения немедленно поделиться своей мыслью, - а где рот у человека?

- Рот? - оторопело посмотрел на него Конкретный. - Какой рот?

- Ну, тот, которым мы едим борщ, а потом разглагольствуем. Где он? На голове или где?

- Ну, допустим, на голове.

- А голова думает?

- Допустим.

- Тогда почему же не думает рот?

- Конкретно, что вы хотите?

- Конкретно ваш рот. Что из него вылетает? "Жигули" с детьми? И это вся ваша демография? На чем же она базируется? На каком-то Шпугутькале и "Жигулях"? А хотите - я к "Жигулям" еще цветной телевизор добавлю?

- Телевизор?

- "Электрон-724". Сам купил, сам домой привез, сам антенну сварил в мастерской Сельхозтехники.

- А детей нет?

- Нет. А еще - веранду стеклянную, двадцать квадратных метров к дому пристроил.

- А детей нет?

- Да нет же. Теперь видите, до чего мы можем договориться.

Конкретный скоростным методом поскреб у себя в голове, сначала с одной стороны, потом - с другой, но ничего не выскреб, посмотрел на Гришу немного растерянно.

- Но я же должен составить справку!

- Составляйте хоть сто штук! Если хотите - могу засвидетельствовать и подписать.

- Допустим, мы сами.

- Сами так сами. А я поехал.

Прощались в духе взаимопонимания. О взаимоуважении промолчим. Не было надлежащих оснований.

Крикливца Гриша не разыскивал. Сообщить ему, что Левенца не сгрызут, как мягонький пирожочек? Гай-гай! Жаль усилий. Посмеяться вместе с ним? Если все время смеяться, то уже вроде и не смешно. Мог бы, мог бы товарищ Крикливец разобраться и сам и не позорить его, Левенца, перед людьми, так нет же - умыл руки. На нем весь район висит! А что висит на тебе?

Гриша гнал мотоцикл по дороге и незаметно для себя начал разговаривать с мотоциклом, с дорогой, с полями, с небом, с облаками и птицами. Этот Шпугутькало, или как там его, хотя и негодяй, а попал в больное место. Как спастись от жгучей боли в душе? Ой, красный бурячок, зеленая ботва... Газануть бы со зла так, чтобы мотоцикл сорвался с пригорка и полетел куда глаза глядят. Приземлишься в автоинспекции. Пути неисповедимы... И коровы могли бы летать над фермами, помахивая розовыми крыльями. А с кем придется иметь дело Дашуньке? Тут чудеса нужны другие. Чтобы просо само становилось пшеном; чтобы помидоры росли в скорлупе, как грецкие орехи, и не гнили, ожидая транспорта; чтобы в сахарной свекле сахар собирался в комочек, как косточка в абрикосе, чтобы... Каждому хотелось бы научиться летать в пространстве, жить без еды, узнавать будущее и вообще... А за кого выходить девчатам замуж в селе? За трактора и комбайны? "Ой, знав, нащо брав таку невеличку, мене мати годувала, як перепеличку". Чужую любовь ненавидят, когда своей не имеют. Пахать поперек поля. Школьников на поля, школьников на поля! А в раю дети были? Где-то там города и городки объявляют себя безъядерными зонами. Капля в море. А у нас все степи безъядерные и безракетные, только пшеница да кукуруза, свекла да гречиха. А память? Почему мало детей родится в степях? Факты действительно имели место. "Мои кони, твоя бричка, жена моя химеричка". Вопрос надо обсуждать. Принимать конкретные меры. А детей мало и в степях украинских, и в лесах белорусских, и в Прибалтике. Считаем критику правильной. Горькая память войны, закодированная в сознании молодых матерей. Взяли повышенные обязательства. А детей мало. "Бешиха* колючая-болючая, тут тебе не стоять, кости не ломать..." Все, как один. "Мы - эхо, мы - эхо, мы - нежное эхо друг друга..." А может, я не председатель, а самозванец. Как тот Лжедмитрий? И на меня все валится, будто снег на голову. Положение горькое, как желчь. "Жигули" уже без очереди. А детей мало. "Иди себе в краски**, там будешь пить и гулять и выгоду получать..." Твердая порода украинская! Муж говорит: ячмень, жена говорит: гречка. Мужья руководят, а жены царствуют. Хор наивных напевал: "Ой, кто в лесу, отзовись-ка!" А он был в степях, и не было у него никакого намерения менять их на все соблазны и богатства мира. Гремел на черном мотоцикле, в черном дыму, в черных думах памяти и разлада. Не знал модных внутренних монологов и архетипов словесных структур - обращался к себе самому и к степи, к небу и к солнцу, и слова сплетались старые и новые, а душа рвалась мимо них и над ними, хотела безбрежности и силы, как у этой степи, как у этой всеплодящей могучей земли с ее мощной грудью и щедротным лоном, с изгибами-перегибами, всплесками-перелесками.