Римская рулетка - Петр Ярвет

— Ты уже думать по-нашему разучился, — презрительно хмыкнул Саня. — Вот опять ишачишь на этого черного. Опять кому-то прислуживаешь.

Пара подозрительных харчевен, приглушенный свет факелов, полуразрушенный колодец рядом с какой-то карликовой сосенкой, носящей ублюдочное название пинии, к ней привязана чья-то лошадь. Андрей подумал было, что это и есть цель их ночного путешествия по трущобам, очень уж напоминала коняга оставленный с включенным мотором автомобиль для штандартенфюрера Штирлица. Вот сейчас Феодор поблагодарит их, вскочит на коня… и домой они доберутся за полночь, придется стучать в ворота, а ребята уже спят, и Айшат будет горевать, что оставила на сковороде только треть и та уже остыла, подогреть бы надо. А Слава Хромин по-стариковски, на правах всеобщего дядюшки, станет упрекать лейтенанта российской госбезопасности за то, что поздно приходит, они же волнуются, так же нельзя, мало ли кого можно на дороге встретить. А этот бритоголовый волчонок будет жрать причитающуюся ему, Андрею, жареную рыбу и выбирать, что бы такое пооскорбительнее сказать гостеприимным хозяевам. Возможно, пройдется по поводу неславянского происхождения Айшатки или заявит, что историк предал идеалы борьбы Бати — Белого Магистра, и вот теперь всем заправляют грязные патриции.

Феодор аккуратно обошел лошадь, отгреб ногой грязное свалявшееся сено, и в свете восходящей луны, равно как и собственного факела, Андрей смог разглядеть небольшие дверцы, что-то вроде люка винного погреба, какие устраивают в ирландских домах прямо на улице перед домом, чтобы удобнее было грузить бочки с темным элем. Фишка заключалась в том, что самого дома не было, виднелось лишь что-то вроде заброшенного фундамента на месте снесенного сарая. Но рядом в заросшей грязью нише виднелись дверцы, не вызывавшие, честно говоря, желания отпирать их. Ну, дохлая собака в компании живых мокриц. Ну, может быть, расколотая амфора — уютное обиталище личинок мух. Много ли дверец, которые стоило бы открывать, видели вы на помойках?

Феодор присел на корточки и плоским ножом, сделанным из лопатки тура, выковырял землю, слежавшуюся вокруг массивных железных колец. Взялся за них, как за ручки, не опасаясь замарать ладони ржавчиной, и с силой, неожиданной в таком седовласом и пухловатом старичке, открыл обе створки.

— Вас с собой не приглашаю, — сообщил он с обычной своей приветливой улыбкой, — даже настоятельно не рекомендую. А в залог вашего послушания забираю с собой этот факел. Будьте рассудительны, смелый страж мой, я не возражал против присутствия мальца, так и вы не взыщите, что придется ожидать меня в неведении на поверхности. А теперь отправлюсь в царство мрачного Аида, и да поможет мне супруга его не переломать ноги на этой долбаной лестнице.

Действительно, вниз вели выщербленные ступеньки, но глубок ли этот потайной ход, разобрать было нельзя. Вот Феодор, по-бабьи подобрав тогу, шагнул на первую ступеньку, вот колышущееся пламя факела осветило низкий свод подземелья. Вот тень таинственного старика скрылась, а потом и эхо его шагов затихло. На поверхности земли, на окраине Вечного города остались только лейтенант ФСБ, юный гопник с Лиговки и лошадь, похожая на автомобиль с включенным мотором.

— Ну, — с невиданным сарказмом осведомился гопник, — и где нас тут накормят твои расчудесные друзья? Мы что же, всю ночь тут торчать будем?

— Я тебя не держу, — устало сказал Андрей. — Иди ты куда хочешь.

— Вот это здорово! — возмутился Саня. — Вот это мило. Ты сам-то выйдешь отсюда? Я, например, обратной дороги не найду. Сначала, блин, затащили, а потом, блин…

— А потом, блин, тебя, маленького, оттрахали! — завелся Андрей. — По-хорошему с вами никак, по уму тоже никак, на тебя что — орать надо, чтобы ты на задних лапках бегал? Куда? Куда, блин, пошел?

— А чего, блин? Ты сам говорил, куда хочешь иди

— Да не туда же, тебе же сказали…

Мальчик упорно стремился вниз по каменным ступеням, а хватать его за ухо второй раз за вечер Андрей счел педагогически неправильным: воспитательный прием утратит свежесть.

— Может, тебе, блин, менту, блин, и в кайф выполнять приказы этого черного, не знаю я. Может, ты с черной спишь… Может, ты и сам черный…

Подзатыльник, который влепил ему Теменев, был не сильнее предыдущего, но пребывающий на склизких ступенях малолетний преступник и сквернослов потерял равновесие и, воскликнув для ровного счета еще раз «блин!», покатился в подземную тьму, громыхая тряпочным поясом. Как видно, до поимки он уже пару раз прогулялся по рынку.

Андрей огляделся по сторонам. За спиной огромным, наевшимся осьминогом дремал Город. С другой стороны, из-за городской заставы, где в этой нездоровой части Город граничил с болотом, поднимался зеленоватый в свете луны туман. Туман словно оседал на ветвях пинии, и ее ветви неприятно блестели; так же маслянисто блестели ручка коновязи и зеленоватые стенки колодца, за которым, словно стая побитых и заснувших псов, теснились лачуги, сделанные в эту эпоху, не знающую ни автомобильных свалок, ни гофрокартона, бог знает из какого утиля. Рядом, маслянисто поблескивая, мерно урчала незнакомая лошадь. Андрей сплюнул с досады и на ощупь побрел вниз, мысленно упрашивая Селену заглянуть в эту нору, достойную разве что крысы Шушары, преданной смерти достославным Буратино.

Саня обнаружился на третьем повороте, и сначала Андрей, грешным делом, испугался, не свернул ли себе мальчишка шею при падении, настолько неагрессивно воспринял тот прикосновение ментовской ладони к своему драгоценному колючему затылку. Но очень скоро выяснилась причина такого дружелюбия. Скин прильнул глазами к крохотной щели, оставшейся между камнями. Оттуда в черную темноту коридора пробивался узкий луч света из куда большего помещения уровнем ниже.

«Катакомбы…» — вспомнил Андрей бессвязные слова, оброненные в толпе на рынке, и неуверенные суждения, слышанные от Святослава Хромина. Трудно сказать…

— Ты только смотри, — бормотал восхищенный Саня, мигом забывший все идеологические противоречия и превратившийся в нормального подростка, отломавшего доску от летнего кинотеатра и теперь уверенного, что будет бесплатно смотреть все непристойные фильмы, куда не пускают детей до шестнадцати. — Это прямо как в «Брокенсворде», точно!

Лишенный возможности смотреть, ибо Саня прилип к щели прочно, Андрей вслушался. Хорошо поставленный голос вещал:

— Итак, что скажет нам вновь прибывший друг Феодор?

Голос произносил это имя твердо, на латинский лад, но голос, послышавшийся в ответ, мягкий, вкрадчивый и вместе с тем непререкаемый, принадлежал, без сомнения, магнату петушиных боев:

— Не скажу, что принес совсем добрые вести, но ведь информация ценна всегда. Люди ходят на петушиные бои. Ведь этого вы ждете от меня, а не рассуждений на тему, что вам следует делать. Вас интересует только — не меньше ли стали ходить на петушиный двор? Нет, друзья, не меньше… Но и не больше, и весь вам на это сказ. Мы знаем, что петушиные бои — это не способ управлять народом. Но это верный признак того, насколько народ управляем, ибо сказано…

— Хлеба и зрелищ, — подхватил третий голос, тяжелый и охриплый. — Но не кажется ли вам, дорогой Феодор, что народу может надоесть однообразное зрелище побед петухов, выращенных одними, так сказать, руками. Те же руки, насколько мне известно, которые вносят деньги на свои же ставки, и собирают их потом преумноженными. Поистине ваша флейта, дорогой Феодор, будет поискуснее флейты Марсия, но, если вы помните, и с него в конце концов содрал кожу лучезарный Аполлон…

Убедившись, что оппонент завершил обличение, Феодор покашлял, и Андрей живо представил себе его лицо: вот он сдвигает перед собой кончики пальцев перед тем, как улыбнуться, спрятав улыбку под огромным греческим носом.

— Ну, как говорят в народе, — без малейшего озлобления проговорил устроитель азартных игр, — «а за козла ответишь». Говоря же серьезно, дорогие друзья, я не вижу противоречия в том, что, занимаясь петушиным двором, владею петушиным питомником. Предмет надо знать, друзья. А если кто-то из присутствующих имел несчастье ставить против моих питомцев…

Поднялся шум, но его покрыл тот же голос, который Андрей слышал вначале:

— Наверное, нет смысла напоминать, почему собираемся мы здесь, а не в сенате. Мы делаем это, чтобы исключить распри, дрязги и процедурные вопросы, без которых не обходятся пустобрехи и словоблуды на мраморных скамеечках, в то время как самые дельные и достойные из настоящих сенаторов давно приглашаются на эти тайные сходки. Мы не можем сидеть и ждать, когда оппозиция всучит населению программу, после которой оно почувствует, что ему швырнули толстый ломоть хлеба. Мы должны не пропустить свой ход и предложить со своей стороны порцию зрелищ. Тогда все, что делается, пойдет только на благо республике. Но горе нам, если мы не рассчитаем силы.