Военная разведка Японии против России. Противостояние спецслужб на Дальнем Востоке. 1874-1922 - Александр Геннадьевич Зорихин

Накадзима прибыл во Владивосток 23 января 1918 г. и на следующий день в сопровождении подполковника Сакабэ Тосно, капитана Кано Тоёдзю, агентов военной разведки предпринимателя Симада Мототаро, прозванного среди японцев «генерал-губернатором Николаевска-на-Амуре», сотрудника его конторы Сэкитакэ Сабуро, а также присоединившегося к ним в Хабаровске Такэути Итидзи отправился в Благовещенск. Формально делегация путешествовала по Дальнему Востоку под видом «Правления японо-российского общества»345.

28 января 1918 г. миссия Накадзима прибыла в приамурскую столицу, где ее уже ждали резидент Квантунского генерал-губернаторства в Алексеевске майор запаса Исимицу Макиё и его агент Тории Тёдзо. Накадзима обратил их внимание на то, что, хотя Приморье оказалось под властью большевиков и такая же ситуация складывается в Приамурье, в случае антисоветского выступления традиционно сильного амурского казачества приморские казаки поддержат его и общественное спокойствие в Восточной Сибири будет сохранено. Сразу же после этого разговора, являвшегося руководством к действию, Тории встретился с атаманом И.М. Гамовым и другими казачьими лидерами Приамурья, настойчиво призывая их к восстанию против благовещенского Совета346.

30 января 1918 г. 4-й Войсковой круг амурского казачества принял резолюцию, осуждавшую советскую власть и признававшую всю полноту государственного управления только за Учредительным собранием и демократическими органами самоуправления. В тот же день по инициативе казачьей верхушки Накадзима посетил командир 2-го Амурского казачьего полка полковник Р.А. Вертопрахов, озвучивший просьбу своего руководства к Японии об оказании военной помощи. Хотя Накадзима и уклонился от прямого ответа, он приказал Исимицу переехать из Алексеевска в Благовещенск и установить постоянную связь с казачьими атаманами347.

Появление на Дальнем Востоке начальника японской военной разведки не ускользнуло от внимания русских спецслужб: в феврале 1918 г. штаб Приамурского ВО получил информацию о прибытии Накадзима в Благовещенск и его возможном отъезде в Читу. При этом ни истинных целей пребывания японцев на Дальнем Востоке, ни их точных установочных данных контрразведка не знала: в директиве об организации наблюдения за ними, отправленной из Хабаровска в Иркутск, Накадзима Масатакэ фигурировал как «Накаджима Моситана», Симада Мототаро – как «Петр Николаевич Симада», Такэути Итидзи – как «Текеути Ицидзи», Сэкитакэ Сабуро – как «Сакатак Сабуро», Кано Тоёдзю – как «Канотот джю», а Сакабэ Тосио – как «Сакабара Суко»348.

Однако из Благовещенска Накадзима вернулся 7 февраля во Владивосток, чтобы с помощью надежных агентов выйти на руководство Уссурийского казачьего войска. Ключевая роль в решении этой задачи отводилась главам японской колонии в Имане и Никольск-Уссурийском и по совместительству агентам Корейской гарнизонной армии Хаттори Томидзо и Сабаку Ёсио349.

Необходимо отметить, что Войсковое правление Уссурийского казачьего войска заняло выжидательную по отношению к большевикам позицию, объявив после Октябрьской революции о созыве в Имане 4-го Войскового круга. Казачий съезд должен был рассмотреть важнейшие вопросы – о политическом моменте, об автономии Сибири и о демобилизации вернувшихся с фронта казаков Уссурийского казачьего полка. Узнав об этом, Накадзима послал на круг Сабаку, Хаттори и названного в документах ГШ «истинным русским патриотом» агента из Владивостока Алексина (возможно, Алек-шина. – Авт.) с задачей не только прощупать настроения казаков, но и лоббировать устраивавшую японцев кандидатуру руководителя казачьего войска. По рекомендации Алексина Накадзима остановился на подъесауле Н.П. Калмыкове, которому пообещал помочь и незамедлительно командировал в Иман из Владивостока резидента Корейской гарнизонной армии капитана Ёко Нориёси, повлиявшего, по утверждению японских историков, на избрание Калмыкова временно исполнявшим обязанности Войскового атамана350.

В то время как Накадзима устанавливал отношения с антисоветскими лидерами в Приморье и Приамурье, аналогичную задачу решал харбинский разведывательный центр подполковника Куросава. В феврале 1918 г. в поле его зрения попали четыре потенциальных проводника японского влияния в Маньчжурии и Забайкалье – управляющий КВЖД генерал-лейтенант Д.Л. Хорват, лично знакомый с Накадзимой с 1916 г., бывший начальник штаба Приамурского военного округа генерал-лейтенант В.Н. Доманевский, бывший заместитель начальник Иркутского пехотного училища по строевой части полковник М.П. Никитин и командир Особого Маньчжурского отряда (ОМО) Г.М. Семенов351.

Григорий Михайлович Семенов активно включился в антисоветскую борьбу в Забайкалье еще в августе 1917 г. Хотя к концу октября он имел в отряде только 50 человек, атаман успешно локализовал выступления большевиков в Забайкалье и Северной Маньчжурии. В декабре 1917 г. Семенов разоружил «обольшевичившийся» гарнизон станции Маньчжоули, а 29 января 1918 г. в ходе рейда пленил гарнизон Читы и красногвардейский отряд под Оловянной, в результате чего на территории почти всего Забайкалья была свергнута советская власть. Однако в феврале 1918 г. советские части выбили ОМО в Маньчжурию352.

Не располагая достаточным количеством сил, Семенов не мог продолжать боевые действия. Единственным на тот момент источником пополнения отрядных запасов оружия и боеприпасов были армейские склады КВЖД, однако из-за натянутых отношений атамана с Хорватом они оставались недосягаемыми для семеновцев. Поэтому в начале февраля 1918 г. Семенов выехал в Харбин для переговоров об оказании помощи с японскими представителями.

13 февраля Семенов встретился с генеральным консулом Сато Наотакэ и подполковником Куросава Хитоси. Не озвучивая свою политическую программу, Семенов заявил им о намерении восстановить порядок в России, для чего ему требовалось 2000 винтовок, 20 пулеметов, 6 горных орудий, 2 гаубицы и 250 000 рублей. Атаман обещал Куросава и Сато при наличии достаточного вооружения очистить от большевиков территорию до Иркутска или Читы, а в перспективе дойти до Челябинска. Под впечатлением от услышанного Куросава 13 и 17 февраля двумя телеграммами проинформировал Генеральный штаб о необходимости немедленно и «без всяких колебаний» вооружить Семенова, аргументируя свое предложение тем, что «именно он способен вселить уверенность и повести за собой умеренные силы», а «оказание помощи Семенову сейчас, когда его ресурсы исчерпаны, сделает его верным союзником Японии»353.

Окончательное решение об оказании помощи Семенову было принято японским правительством на основании доклада Накадзима от 24 февраля о целесообразности поддержки патронируемого Хорватом «Дальневосточного комитета активной защиты Родины» и поставок через него оружия и денежных средств отрядам Семенова, Никитина и Калмыкова. Накадзима предлагал нацелить семеновские части на Читу и направить отряд Никитина в район Уссури для проведения совместных боевых операций с Калмыковым354.

25 февраля 1918 г. кабинет министров Японии решил передать Семенову со складов в Харбине и Рёдзюне 2000 винтовок, 50 пулеметов, 8 полевых орудий, 2 гаубицы, 200 пистолетов и 10 000 ручных гранат. В феврале – марте 1918 г. Семенов получил от своих новых друзей 3 106 408 рублей355.

Одновременно в штаб ОМО на станции Маньчжоули была направлена группа японских военных советников во главе с офицером разведки Генштаба капитаном Куроки Синкэей. В ее состав входили капитаны Хираса Дзиро (занимался вербовкой японских добровольцев и резервистов), Сакаба Кана-мэ (отвечал за связь с