Нам бы день продержаться. Дилогия - Михаил Поляков

– Иваныч, ты винтовки пристреливать будешь? – спросил я старшину. – А то я дымить пере-стану.

– А ты уже, что ль, миномет пристрелял? Всего четыре разрыва было? – удивился Грязнов.

– Хватит, мины жалко тратить, хоть и дымовые, склад же не резиновый. Две по дальности, две по горизонтали. Майор у себя разрывы засек и весь экран телевизора фломастерами разрисовал. Он и будет корректировать.

– Ну, тогда проверяем своих, чтоб никто в сектор не попал, и, как стемнеет, начнем. А эти далеко? – спросил, имея в виду иранцев, старший прапорщик.

– Затаились на границе стрельбища, там, где мы обычно охранение при учебных стрельбах выставляли. Тоже ждут захода солнца.

А вот про БТР чуть не забыли.

– Значит, так, Муха, сидишь на месте навод-чика-оператора. Петрова – на место механика. И ждешь. Машину не заводишь. Свой ночник не включаешь, пока стрельба не начнется. Как первый выстрел услышишь – заводишь машинку, врубаешь прицел и подсветку. Затем твоя задача – не пустить их влево на гребень или вправо к Файзулле. Они должны тут остаться, все. На нашем стрельбище. Ориентиры сразу приметь из машины через прицел, пока светло, чтоб с закрытыми глазами мог навести. – Муха кивает, его КПВТ – не хуже снайперки Грязнова, только шумный очень.

В горах сумерки наступают быстро. Вот уже и Грязнов приоткрыл диафрагму ночного прицела на пару щелчков и отстрелялся по первому рубежу на стрельбище, а затем дал Файзулле попробовать сериями по три выстрела. Диверсов эта стрельба по камням и трубам вряд ли напряжет, а нам прибавит и уверенности в будущей отстрелке снайперов, и не даст задремать на своих теплых от солнышка местах.

Трижды взорвался выстрелами «Взломщик», кроша своей пулей калибра двенадцать и семь миллиметра выделяющийся камень на светлом склоне сопки у начала Комплексной Полоски.

– Тащ старший прапорщик, а далеко лупит? – В глазах Файзуллы, подсвеченных зеленым светом ПНВ, искрится уважение и желание самому бабахнуть из противотанкового ружья с оптикой. Но патронов к нему не так много, и Грязнов будет поливать из этого чудовища лично.

– На скоко надо, на стоко и улупит, – пояснил Грязнов. – Ты внимательно смотри и слушай, а то мазанешь, ни разу ведь с ночника не стрелял, – инструктировал он Файзуллу.

– Тащ майор, – ненавязчиво поясняет свой план Виктор Иванович для Бобко и меня, – подпускаем на двести метров. Если колонной будут идти. А то ж они между собой интервал должны соблюдать. Пятнадцать рыл на пять метров – это уже семьдесят пять метров. Чтоб я их в ночник мог от первого до последнего взять.

– А не близко, Виктор Иванович? – сомневается майор.

– Так «вал» ночью дальше и не возьмет. Та и не надо. Я буду правее, второй ночник левее, до меня еще меньше будет. Ну, а если шо и пойдут влево на склон, то лучше по ним патронов не жалеть, – переживал Виктор Иванович за исход ночного боя.

– Пулеметы на фланги и вперед к операторской будке слева и справа на сопки, что стрельбище вдоль окаймляют. Сюда и сюда. Файзулла, ты слева, а я справа у пулеметов. Вторые номера с «Кострами». И РПГ с фугасниками у каждого. БТР и миномет по центру от опорного. Первым я бью. Потом – по обстановке. – Пулеметчикам я подсказываю, как пристрелять ориентиры на ночь. Немцы, суки, придумали. Они под приклад пулемета колышки вбивали, если грунт позволял; мы не фашисты, но опыт гансов, с учетом насадок светящихся, переняли. И что хорошо, кроме как по створу мишенного поля, ну никак им, этим рэйнджерам, не подойти быстро. А мы ж там еще МЗП накрутили. Нехай позанимаются кордебалетом, иначе им его никак не пройти. А им еще цели распределить, рекогносцировку провести по-тихому, расползтись вокруг заставы надо, часовых снять. Они ж, похоже, думают, что мы в основном здании обитаем. Главное, не спугнуть раньше времени.

Ох, как же трудно ждать. Если бы не майор в комнате связи у телевизора и картинка с колонной врага на экране, то с ума можно сойти. Дизель мы не выключаем. Он тарахтит за опорным и манит беспечным звуком генератора к себе не видимую простому глазу цепочку иранских коммандос. Свет, включенный на заставе, и брожение туда-сюда по освещенке электрических ламп повара, дневального и дежурного создают эффект нашего присутствия там, а не в пыли и жесткости горного камня на опорном и вокруг него. Солдаты переодеваются в здании, выходят то раздетые по пояс, то в майках, то в тапочках и даже в трусах. Деловито снуют то в сторону складов, то к туалету, то на конюшню. Курят на крылечке, изображая полный похренизм. Освещенную заставу видно далеко вперед в ночной тьме. И я не сомневаюсь, что спецназеры давно углядели наше светлое пятно среди темени горных склонов и не спускают с нас своих глаз. Застава, конюшня, собачник, ГСМ, гараж, склады и даже лампочка у туалета будут слепить их приборы ночного видения своими фонарями и лучами, находясь точно за нашей спиной и чуть выше. Мы молчим по радио. Только майор имеет право говорить в эфире.

– Восемьсот-семьсот метров, – коротко говорит наушник в шести радиостанциях голосом Бобко. Если они идут так, как мы рассчитали, то майор будет говорить нам только дистанцию до первого и последнего в колонне ниндзей от аятолл. Народ затихаривается на своих местах, а шакалий хор начинает свою стандартную ночную песню. Шакалы недовольны, мы и иранцы нарушили границы их владений. И обсуждение нашего недипломатичного поведения глушит все остальные звуки вокруг.

– Шестьсот-пятьсот, – напрягает наушник голосом раненого майора. Дистанция считается от края ближайшего окопа, направленного своим фронтом в сторону нашего стрельбища.

– От суки, не дай бог, подъемники мне попортят, – недовольно ворчит шепотом нештатный оператор стрельбища, поправляя разложенные на бруствере справа две коробки с лентами для «Печенега». Второй номер не остается без ответа.

– И шо ты им сделаешь? – шепотом интересуется он.

– Все, шо смогу, – кивает первый номер пулемета на коробки, в которых через три обычных патрона забит в ленту трассер.

– А ну цыц оба, мля, растренделись тут, сотру нах до позвоночника, если еще хоть слово услышу, – шипит на них Цуприк из своей ячейки, как рассерженная гюрза. Сегодня и его день. И Боря не мелочится, десять ВОГов для его подствольника ожидают своей очереди для стрельбы по целям и рубежам, выложенные в нише и у среза окопа. Старшина и Файзуллин стараются не отрывать, что называется, глаз от наглазников – иначе пипец всей маскировке. Отсвет подсветки на лице виден прекрасно не только соседу, но и особенно в ПНВ противника, что двигается напротив и немного сбоку.

В ночном оптическом прицеле невозможно различить черты лица. Зеленая или желтоватая фигура, излучающая тепло, двигается в круге серого мерцания электрических импульсов, перечеркнутая визирными рисками и пунктиром измерения угловых величин. Тихо щелкает колесико вертикальной или горизонтальной наводки, выбирая упреждение. Все в зависимости от силы ветра, давления, направления стрельбы, влияния Земли, дальности, наличия или присутствия тумана, водной поверхности, качества патрона, пули, свойств винтовки, высоты, температуры, ветра. И самое главное – опыта снайпера. Для охотника этот процесс происходит самопроизвольно и почти неосознанно, как дыхание.

Первый выстрел самый простой – его противник не ожидает, поражение будет стопроцентным, поэтому можно выбрать цель. Прежде всего надо уничтожить самых важных и опасных людей в цепочке приближающегося врага. Это командир, его заместитель, связист и их штатный снайпер с пулеметчиком. Первым идет следопыт, он не суть важен. Грязнов пытается вычленить эту четверку среди целей упорно продвигающихся в темноте к позициям пограничников. Иранцы не знают, что они уже давно под контролем и в их сторону направлены стволы шести пулеметов, трех снайперок, двух гранатометов, пяти «Костров» и почти десяти автоматов.

– Леший, – так именуют теперь старшего прапорщика Грязнова в радиоэфире, – я Первый Залив, даю целеуказания. Как понял – прием? – В ответ три коротких щелчка тангентой в эфире.

– Третий в колонне – пулеметчик, седьмой в цепочке – связист, восьмой – предполагаем командир, задачи остальных определить трудно. Как понял, прием? – Снова три щелчка тангентой в ответ. Виктор Иваныч лежит со своим «валом» и раздает цели. Ночных прицелов у нас только три. Один стоит на здоровенном чудовище. Это «Взломщик», больше похожий на противотанковое ружье. Второй – на «вале», третий на СВД Файзуллы, четвертый есть в БТР. Но пока не начнется стрельба без глушителей, заводить БТР или его ВСУ и врубать подсветку фары нельзя. Собственно, раздавать-то нечего. Первым выстрелом из своего автоматического комплекса наш Леший уберет связиста и постарается разбить станцию, которая висит у него за спиной. Вторым выстрелом из этой же винтовки Грязнов постарается уничтожить командира группы, следующего за связистом. Далее по реакции противника. Если сообразят, что к чему, то в дело вступит СВД Файзуллина, и всей маскировке конец. После Файзуллы, задача которого – снайпер или пулеметчик, огрызнется огнем все, что у нас есть по пристрелянным секторам, если они двинут вперед. А работать по целеуказаниям я своих орлов на стрельбище научил хорошо. Вот только не ночью стреляли. Главное, чтоб головы берегли, а патронов у нас хватает.