Вышибала - Александр Ли

Мы выбираемся из переулка, проезжаем квартал. Внезапно фары выхватывают из полумрака окровавленное женское тело.

– Стой! Там человек! – кричу я таксисту.

Он с досадой качает головой и резко тормозит. Я выскакиваю из машины и бросаюсь к несчастной. Сама удивляюсь собственной смелости и безрассудству. Ведь рядом могут быть головорезы, грабители – да кто угодно. Прощупываю пульс – жива. В школе нас учили, как нужно оказывать первую медицинскую помощь.

Женщина лежит на боку. Я осторожно кладу ее на спину. Она стонет от боли, держась за живот. Кровь растекается по асфальту бурой маслянистой лужицей.

Я смотрю ей в глаза и понимаю, что где-то ее уже видела. Точно! Невысокая кудрявая брюнетка, родинка над губой. Та самая, которая кричала в кинотеатре! Она открывает глаза и тоже узнает меня.

Женщина стонет от боли и говорит:

– Эти гады подстрелили меня. Решили заткнуть рот, чтобы не сболтнула лишнего.

– Вам нужно срочно в больницу, вас ранили в живот и грудь, – взволнованно говорю я. – Надо немедленно вызвать «Скорую».

– Детка, не нужно. У меня все внутри горит. Вряд ли протяну больше минуты. – Она пытается отдышаться.

Видно, что каждое слово дается ей с трудом.

– Послушай меня… Я тебя видела в «Амфитеатре». С Оскаром… Ты там работаешь?

Я киваю и чувствую, что сейчас разревусь.

– Беги оттуда. Не раздумывай!.. Ты попала в самое страшное место в Бейсин-сити. Мы там все – собачьи консервы. Спасайся, иначе подохнешь точно так же, как я сейчас.

Я не понимаю, о чем она. Какие консервы, зачем бежать? Почему это самое страшное место? Кажется, у бедняжки начинается бред. Я трогаю ее лоб – он горячий, как утюг.

– Не закрывайте глаза. Говорите со мной. Все будет в порядке, врачи помогут вам выбраться. – Я тормошу обмякшее тело и наконец-то догадываюсь, что она мертва.

Пытаюсь нащупать пульс – бесполезно.

Таксист подходит, берет меня за плечи, трясущиеся от плача, и отводит в машину. Только что на моих глазах умер человек. Наверное, я до конца жизни буду помнить этот взгляд – испуганный, беспомощный, смиренный. Словно у зверя, загнанного в западню.

3

Я не могу прийти в себя от пережитого. Выходя из машины, прошу таксиста дождаться, пока не зайду в подъезд. Но там, в темноте и тишине, звенящей до тошноты, на меня накатывает животный ужас. Я застываю и ничего не могу с собой поделать. Жду, пока фары машины, проехавшей мимо дома, ненадолго осветят лестницу желтыми полосами, взмываю на свой этаж, захожу. Наконец-то я дома!

Отец ожидает меня на кухне. Он никогда не ложится, пока я не вернусь. Ставит чайник, спрашивает, что случилось, говорит, на мне лица нет. Отвечаю, что устала. Не рассказывать же об убийстве проститутки и ее словах о том, что все мы – собачьи консервы. Эта фраза гвоздем засела у меня в мозгу. Что она имела в виду? И еще этот умоляющий взгляд: «Спасайся!»

Я рассеянно болтаю ложкой в чашке и только тут понимаю, что сейчас мне придется пить чай. Перед глазами встает окровавленное женское тело, лежащее в черной луже, и я бегу в ванную. Меня долго и тяжело тошнит. Тело бьет нервный озноб.

Я набираю полную ванну горячей воды, ложусь в нее и пытаюсь прийти в себя. Ясно, что папе рассказывать о сегодняшней трагедии никак нельзя. Вообще никому. Очень мне не нравится эта смерть. Слова Оскара о рекламных роликах с собачьими консервами и предсмертный хрип проститутки накладываются друг на друга.

Собачьи консервы! Может, это ругательство такое? Вид зоофилии? Мерзость! Знать бы еще, что там на дисках, которые я по вечерам продаю.

Главное, запечатаны они очень надежно. Я смотрела, по грани склейки еще и марочка прилеплена, не отдерешь. На коробке нет никакой надписи, только черный квадрат. Будь там что-нибудь типа фильма или музыки, то приводилась бы вся нужная информация, а тут – пустота. Странно все это. Да и время продажи наводит на всякие мысли. Фильмы о котятах не сбывают после закрытия магазина.

Эх, если бы посмотреть! Одним глазком. Но когда я заикнулась о том, что неплохо бы мне знать, что продаю, Оскар так на меня посмотрел!

Потом он еще и сказал с улыбочкой:

– Любопытство сгубило кошку. – А глаза холодные-холодные!

Я больше не возвращалась к этой теме. Оскар – старый друг отца, а тот никогда не назовет так непорядочного человека.

Потом я получила зарплату за неделю. Добавила к ней сверхурочные и поняла, что отсутствие любопытства может приносить хороший доход. Купила новые чулки и помаду – красную, как коралл. Боже, как она мне идет! Зубы сразу кажутся белее, чем обычно, глаза сияют. Я верчусь перед зеркалом и так, и эдак – вылитая Мишель Монаган, вот только волосы надо уложить и выпрямить. Вьются как сверла в папиной дрели. Ненавижу!

Если бы не эти волосы, может, я не возвращалась бы с работы одна. Иногда я замечаю на себе заинтересованные взгляды посетителей магазина, но дальше этого почему-то никто не идет. Наверное, из-за проклятых волос.

Я рассеянно стою у полки с фильмами о редких животных. Прикидываю, как выросли бы продажи, называйся они «Тайная любовь муравьеда Тома» или «Десять заповедей утконоса-мормона». А что еще делать после закрытия?

Внезапно раздается звонок. Открываю окошко – дерганый тип с бледным лицом и лихорадочно горящими глазами говорит кодовое слово. Покупатель! Открываю дверь, он платит, и я отдаю ему диск из отдельной секции под прилавком. Покупатель берет пластиковую коробку и трясущимися пальцами начинает сдирать защитную пленку. Он постоянно пританцовывает и дергает головой. Неприятный тип. Я выхожу из-за прилавка, чтобы побыстрее закрыть за ним дверь.

Он бредет к выходу и неожиданно роняет коробку с диском. Она падает и раскрывается. Я бросаюсь помогать – тип заторможен, явно под действием какого-то вещества. Поднимаю с полу коробку, а под ней нет никакого диска.

Я держу в руке черный картонный прямоугольник размером с визитку. На нем всего шесть цифр. Я без труда запоминаю их и отдаю картонку покупателю. Тот что-то мычит и выходит в ночь. Уфф! Я молодец.

Перед закрытием я смотрю на себя в зеркало – вот милашка! И помада чудо как хороша.

Выхожу на улицу. Не зря я прихорашивалась – у табачного киоска ярдов за пять от входа стоит он. Лео. Рядом припаркован его черный «Понтиак». Боже, одно это название сводит меня с ума! Такая машина может быть только у очень крутого парня.

А он действительно крут. Невысокий, но стройный, в шикарном костюме в полоску. Смуглая кожа, а глаза!.. Как описать эти темные омуты, полные опасной силы, в которых можно утонуть без остатка?

Я чувствую, что начинаю краснеть. Стою в нерешительности. Я хотела купить хлеба в круглосуточном маркете, единственном на весь город. Для этого надо всего-то пройти мимо Лео. Может, он не заметил меня?

Мы виделись пару раз. Лео о чем-то говорил с Оскаром, и после этих бесед мой работодатель неизменно был раздражен. А Лео улыбался, как Ален Делон. С таким же прищуром. Я знаю, что мы из разных миров. У Лео свой бизнес, он вращается в высших кругах. Если бы он хоть раз на меня взглянул!

В этот момент Лео поворачивается, приподнимает светлую шляпу и улыбается мне с легким дружеским кивком. Я киваю в ответ с достоинством, без намека на улыбку. Я порядочная девушка, пусть знает. Но он меня запомнил!

Я возвращаюсь в магазин – растяпа, чуть не забыла поставить на сигнализацию! Когда выхожу снова, Лео уже нет. Но на душе светло, как на улице, где нет ни единого разбитого фонаря.

4

Эта неожиданная встреча для меня – отдельное приключение. Я ощущаю небывалый подъем сил и воодушевление. Мне хочется танцевать, радоваться жизни. Последнее место, где я хотела бы сейчас оказаться, – наша унылая квартирка на окраине.

Я вспоминаю шестизначное число, напечатанное на кусочке картона. Это не телефон – однозначно. Не дата. Шифр! У нас на кодовом замке служебного входа он тоже шестизначный. Может, попробовать? А вдруг там демонстрируют какое-нибудь редкое кино, для гурманов? Вот бы хоть одним глазком взглянуть на шедевры, предназначенные для избранных!

Я сворачиваю за угол и подхожу к массивной железной двери, расположенной с противоположной стороны от главного входа. Оскар молодец. Даже здесь царит чистота, небольшое пространство перед дверью выложено тротуарной плиткой. Ее освещает лампочка в простом абажуре, укрепленная над входом.

Фонарь слегка поскрипывает, мне становится не по себе. В животе сворачивается тяжелый ком, внезапно накатывают воспоминания о женщине, подстреленной на дороге. Ладно, Пенни, не дрейфь. Ты же потом не заснешь, если не попробуешь узнать.

Я делаю вдох, будто собираюсь нырять на изрядную глубину, и набираю цифры на панели. Загорается зеленый огонек, и дверь бесшумно открывает свой черный провал. Захожу.

Тамбур, как это обычно заведено в кинотеатрах, отделен от зала тяжелой портьерой. Я барахтаюсь в ней, пока не нащупываю вход. В зале, сравнительно небольшом, царит темень. Хотя нет – светятся кончики сигар, изредка вспыхивают красным маячки у видеокамер. Я заметила их по всему периметру зала.