Петля для полковника - Лариса Захарова

Но что же заставило его пойти на хладнокровное убийство? Чем провинился перед ним Киреев? Или чем вынудили его пересечь полстраны, чтобы убить? Чем шантажировали? Или сколько заплатили?! Если только вообще можно представить себе, что человек, выросший в наше время, в нашей стране, мог быть нанят и превращен в убийцу?»

Через день после «выздоровления» «охотник» подал на расчет. Из Астрахани выписался, указав в паспортном столе, что выбывает в Коми АССР. Сделали запрос в Сыктывкар — таковой не прибывал. Или пока не прописался, что тоже можно предположить. Но с другой стороны, прикидывала Левченко, что делать в таежных лесах этому Артему, человеку, выросшему в тепле, на юге? Да и привыкшему к легкой работе — что такое быть укладчиком для здорового парня?! Вряд ли он захочет наниматься в Коми рубить сосну и ель. А там другую работу ему трудно сыскать.

По запросу майора Левченко проверялся личный состав недавно принятых на промысловые плавбазы Черноморского и Азовского рыболовецких флотов. Сама Валентина Михайловна включилась в береговой поиск Артема среди рыбаков-артельщиков на Керченском перешейке. Нужно увидеть в лицо, говорила она, человек мог сменить фамилию и имя... Он мог и паспорт поменять — на эту мысль наводил ответ из Аэрофлота: в указанные МВД дни Сабатеев под своей фамилией в списках пассажиров не значился. Но добирался он только самолетом, иначе за пять дней так лихо ему не обернуться. На плавбазы отправили фотографии из личного дела «охотника» с Астраханского рыбозавода.

Милицейский «Москвич» свернул с шоссейки и пошел по песчаному проселку. Валентина увидела впереди сверкающую кромку воды, резко запахло рыбьей чешуей — родной запах, как дома, в Сосновке, где тоже ловили кефаль и скумбрию.

— Ну что, Валентина Михайловна, пойдем искать здешнего начальника? — спросил лейтенант, местный участковый. — Это вон там, за пирсом. Видите, белая будочка?

Лейтенант шел первым, словно прокладывая ей дорогу среди козел, на которых сушились сети, перевернутых лодок, среди сидящих, занятых делом, лежащих, отдыхающих от работы людей... Валя поглядывала по сторонам скорее из любопытства и радости узнавания. От начальника рыбартели ожидала услышать, кто тут новенький. Узнает, потом начнет знакомиться с этими новенькими...

И вдруг сердце екнуло, она сбавила шаг и внимательнее посмотрела в ту сторону, на человека, сидящего у края пирса. Подошла поближе, стала сбоку. Милиционер-водитель и лейтенант тоже остановились, вопросительно взглянув на нее.

Подошла еще ближе. «Он! Артем! «Охотник»... Сейчас задержание. Потом допрос. Алиби — бюллетень: лежал в жару, не вставая, — лихорадочно прикидывала Левченко. — Пара лжесвидетелей — и мы останемся в дураках». — Она напряглась. Значит, именно сейчас надо действовать! Парализовать его волю!

Он резко поднял голову, и она спросила, пристально глядя в его лицо:

— Ну шо, Артем, и давно с Москвы вернулся?

Ждала его реакции. Исключительной оказалась реакция у «охотника». В лучах солнца только сверкнуло лезвие массивного ножа для разделки рыбы. Стремительно увернувшись, Валентина потеряла равновесие и спиной полетела в воду...

XX

На первом же допросе, увидев живую и невредимую Левченко, Артем рассказал все, что знал о делах на Астраханском рыбозаводе, надеясь, что эти показания отвлекут милицию от совершенного им убийства, его личность покажется милиции ничтожной на фоне Уткина, Калиева, Балакина. Конечно, он рассчитывал, что добровольные признания облегчат его участь.

На сей раз Артем ехал в Москву в купе с зарешеченным окном. «Конечно, Балакин, такой гнусняк, может сказать про инспектора рыбнадзора, — думал Артем под стук колес. — Но про Киреева говорить не будет — это же самому подставиться и приятеля подставить, через которого в Москве шла связь. А с инспектором такая старая история, и свидетелей, кроме Балакина, нет, скажу — оговор. Ну, пришьют, конечно, сопротивление властям. Но майорша, слава богу, цела осталась. У этой бабы чертовская сноровка и нервы крепкие. Но вот откуда майорша знала, что он был в Москве? Балакин сболтнул? Страхом Балакин держать умел — чуть вильнешь хвостом, тут же — помнишь, как в драке убил инспектора рыбнадзора?»

Артем верил, что его не расстреляют. Не могут его расстрелять. Он молодой, сильный, на тяжелую работу отправят. Он ведь сирота. Мамка померла, батька мачеху на другой день привел. Ей назло он школу бросил. Сирота. Не воспитывали ни семья, ни школа. Попал под влияние плохих людей. Так что после приговора — на помилование в Верховный Совет, и все. А через десять-пятнадцать лет он еще молодой будет. И денежки балакинские ему и тогда пригодятся. Вот уж их не отнимут — не в сберкассу сдал.

И уснул Артем от этой навевающей надежду мысли крепко-крепко, до Москвы так и проспал.

Но в Москве его иллюзии быстро рассеялись. Ему показали несколько фотографий. В одном из лиц он с содроганием узнал того мужика из лесочка.

— Никого не знаю, — процедил хмуро.

— Хорошо, — сказала Левченко. А теперь вот объясните... — Она не договорила — открылась дверь.

В комнату зашел генерал.

Артему отчего-то сразу вспомнилась армия. «Вот где надо было оставаться, дурню, — подумал. — Зачем старшине грубил? Служил бы путем, остался бы на сверхсрочку».

Генерал сказал:

— Приступаем к опознанию.

Артем испугался еще больше. К стулу, на котором он сидел, подставили еще четыре табуретки, в комнату начали заходить люди, рядом усадили еще четырех мужиков. Потом вошел мальчишка, за его спиной стояла женщина в черном костюме, так прямо училка из кино. За ней — еще какие-то люди.

— Вот этот, — сказал мальчишка, указывая на Артема. — Вот этот, точно.

— Чего? Чего — этот? — зарычал Сабатеев.

— Тихо, — строго сказал генерал, и он сразу примолк.

Ох, да это тот самый мальчишка! У него еще псина была здоровая на поводке... Вот черт!..

— Гражданин Ильин, — сказал генерал, хорошо, хоть не ему, — пройдите со мной, у нас с вами еще одна общая тема для разговора.

Сухопарый высокий мужик пошел за генералом.

— С вещдоком, Валентина Михайловна, как освободитесь, тоже зайдите ко мне, — добавил генерал от двери и посмотрел на мальчишку: — А тебе, Вадим, спасибо. Будь всегда таким же внимательным.

Все ушли. Остались двое — майорша и лейтенант. Сейчас спросят, где с мальчишкой виделись, и пойдет... Ну, ничего, скажет, у этого мальчишки купил билет в Большой театр.

Майорша вынула из сумки сверток. Принялась раскрывать. Мелькнула голубая, потом желтая плащовка... Он все понял.

— Объясните, Сабатеев, каким образом на этой куртке остались отпечатки ваших пальцев, а также ваши волосы, застрявшие на воротнике? Куртка изъята в Москве у гражданина Ильина. А отпечатки пальцев на ней — ваши. Вы знакомы с Ильиным? Он давал вам ее померить? Поносить? Когда это было? Кстати, Ильин только что был здесь. Он вас не знает. Кто вам дал куртку и кому потом вы ее вернули?

Вот теперь все. Понятно, почему еще в Керчи они первым делом отпечатки пальцев взяли и прядь волос отрезали...

...Артем закричал, будто его душили... Страшно, хрипло, тоскливо.

XXI

Генерал-лейтенант Панкратов тяжело переживал появление этой статейки.

Да, бывали случаи, что греха таить, били подследственных. То, что о таких случаях стали писать, даже хорошо, способствует очищению и отрезвлению. Но Быков! Никогда! У него сознаются под давлением четкой логики следователя, а не из страха перед его кулаком.

Пакратов не верил в то, что показал Ильин, что потом внесла в свое представление Анищенко. А потом еще эта статья... Они все еще извинятся перед полковником Быковым. Они одним опровержением не отделаются! Опровержение обычно печатают мелким шрифтом в уголке, его никто и не видит, а статейка на целую полосу!.. Ни за что, не разобравшись, позорить честного работника милиции! Вот так и скажет генерал-лейтенант Панкратов издателям журнала.

Вошел Ильин. Принесли куртку. Хмуро смотрел на Ильина генерал Панкратов. Вот от этого слизняка зависела судьба Быкова!

— Рассказывайте, Ильин, — сказал без всякого вступления, — рассказывайте, откуда эта куртка у вас? Почему вы утверждаете, что это ваша вещь? Почему вы решили, ну, скажем, разыграть милицию? У вас лично какие были к тому причины?

— У меня лично не было причин... — тихо сказал Ильин, затравленно глядя на генерала. — Лида меня попросила. Это правда. А про причины у нее спросите. Мне Лиду жалко стало. Она сказала, что того полковника, который имущество у нее описал, надо проучить. Пять тысяч дала, и я согласился...

— Пишите, Ильин, про все пишите...

Закончив допрос Ильина, генерал пригласил Лидию Кирееву. Она смотрела на Панкратова ненавидящим взором. Говорила только об одном: на подлость ее толкнул Преснецов.