Котелок дядюшки Ляо - Лев Минц

От Эксетера — столицы юго-западного английского графства Девоншир — рукой подать до Уэльса: всего двумя автобусами — автобус в стране недорог и комфортабелен — с пересадкой в Бристоле. Последнее обстоятельство меня очень устраивало: можно было посмотреть город, который, очевидно, очень хорош, не зря же в городах континентальной Европы, не исключая Российскую империю, лучшие гостиницы в свое время носили имя «Бристоль». Кроме того, мне уже приходилось проезжать через этот город, но, ограниченный четвертью часа стоянки, я прошелся лишь вокруг автовокзала и сразу же наткнулся на здание церковного вида, у входа в которое висела табличка «Annibyn nwyr» и т. д. Надпись была на валлийском языке — а это и есть язык уэльсцев — и, как следовало из английского перевода, обозначала «Уэльская часовня».

Попасть в места, где говорят на одном из кельтских языков, мне хотелось очень давно. Я много о них читал, но никогда в жизни не слышал звуков живой кельтской речи. На Британских островах, если верить литературе, сохранились три кельтских языка: гэльский шотландский и гэльский ирландский, а также валлийский, более схожий с бретонским во Франции. Был еще четвертый — корнуоллский, но — опять же по литературе — он окончательно исчез, вытесненный английским[2].

У каждого человека есть какое-то любимое занятие, что-то вроде ниши, где можно отгородиться от окружающего и утомляющего мира. Страсть эта глубоко интимная, камерная, но именно она придает вашему существованию свою и очень неповторимую окраску. Если это занятие не коллекционирование скальпов врагов, оно никому не мешает, хотя и вызывает у других чаще всего улыбку. Иногда — насмешку.

Должен признаться, что у меня таким занятием всегда были языки. Чтение грамматики, сколько себя помню, было мне интереснее «Тайны двух океанов» (хотя и ее лет в двенадцать я прочитал с удовольствием). Даже в пятом классе я ждал уроков по грамматике — наиболее ненавистному предмету для пятиклассников всех времен и народов — с затаенным восторгом. Затаенным потому, что признаться в этом ровесникам никогда бы не решился. Меня бы попросту не поняли. С течением времени я обзавелся кучей разных грамматик и словарей. Заполняя полки и столы, они, конечно, создают в квартире некоторый беспорядок, зато вид их — а также содержание — приносит в душу радость и умиротворение.

Человек, интересующийся языками, как правило, не многие из них знает хорошо, зато имеет о большом количестве достаточно ясное представление. И этим отличается от человека, относящегося к языкам чисто практически: тот знает один язык, реже два, но превосходно — ему это нужно для дела. Сейчас чаще всего английский. Оттого-то трудно устроить в Москве или Питере ребенка в английскую спецшколу, но совсем не трудно, скажем, в индийскую. Если же место английского в международном общении, науке, технике почему-либо займет, к примеру, хинди, повсюду появятся хинди-спецшколы, и практичные родители поведут детей туда, сколько бы их ни заманивали оставшиеся вдруг без работы английские педагоги.

Это небольшое отступление сделано с единственной целью: объяснить, почему я решил истратить случайно появившиеся деньги именно таким, а не другим способом, и никоим образом не обозначает, что я отношусь с предубеждением к людям, смотрящим на языки с практической точки зрения. Совсем наоборот: я признаю их правоту, а поскольку их большинство, такое мнение и остается решающим. Впрочем, об этом мы еще поговорим несколько позже.

Так вот, среди учебников, загромоздивших мою тесную квартиру, весьма достойное место занимают три: гэльского ирландского, гэльского шотландского и валлийского. Каждый из них представляет собою изысканнейшее блюдо на пиршестве гурманов: чудовищные (для непосвященных) сочетания букв, невероятное произношение, немыслимая длина слов. «Поздравляем Вас, — начиналось предисловие к валлийскому. — Вы взялись за родной язык. Ведь Вы, несомненно, уэльсец. Теперь Вы перестанете быть странноватой разновидностью англичанина, а возьмете в руки ключ к собственной древней и богатой культуре!»

Далее сообщалось, что валлийский язык не только благозвучен (в нем есть лишь один недоступный англоязыким звук — «темное и»), но и достаточно прост. В нем слова не меняют окончания по падежам, как в латыни, древнегерманском или славянских языках. Правда, замечал автор, как бы извиняясь, слова в нем меняют начало, но к этому можно привыкнуть.

Увы, в каждом из учебников подчеркивалось, что объяснить все особенности произношения не представляет возможным. Но и это оказывалось не страшным: достаточно поехать в ирландское графство Корк, а в Уэльсе — на север, чтобы овладеть произношением, слушая местных жителей. К сожалению, для меня легче было бы выдолбить падежные окончания…

Итак, мне очень хотелось услышать недоступное британцам «темное и»!

Но была и другая причина — интерес к кельтам. Когда-то они населяли изрядную часть Европы. Знаете ли вы, что географические названия Галиция, Галисия и Галата (в Турции) восходят к имени кельтского племени галатов? Что в немецких названиях Чехии — Бёмен (Богемия) и Баварии — Байерн сохранилась память о кельтском племени боев; племя же раков осталось лишь в чешском названии Австрии — Ракоуско. Под натиском народов, обладавших лучшей государственной и военной организацией, кельты — тоже прекрасные мастера и воины (об этом писали еще римские авторы) — утеряли обширные пространства Европы, смешались с другими племенами, вошли как составная часть в этногенез новых народов — французов и немцев, турок и англичан, австрийцев и чехов. Однако как зачастую похожи их потомки, например славяне-чехи и германцы-австрийцы, мелодикой речи, жестами и даже внешностью!

Но и там, где кельты сохранились, их языки выходили из употребления, все больше людей переходило на английский. Факт этот общеизвестен, и я сам имел возможность в том убедиться. Один раз на собственном опыте, о втором же мне рассказала красивая молодая дама-лингвист. Она по книгам и пластинкам отлично выучила ирландский гэльский, стала большой патриоткой Ирландии и пропагандисткой ее языка. Конечно, рассчитывать на широкий интерес московской общественности ей не приходилось, но все же кружок в Институте языкознания она организовала. И еще один — совсем маленький — при Обществе «СССР — Ирландия». Правда, ей никогда не доводилось воочию узреть живого ирландца — а этого очень хотелось, — но она твердо верила, что это произойдет и они всласть наговорятся на гэльском языке.

И встреча произошла. Не могла не произойти: посольство Республики Эйре, услышав о ней в Обществе дружбы, прислало приглашение на прием по случаю дня св. Патрика, покровителя Ирландии.

Надо ли говорить, как готовилась специалистка к этому вечеру! Как гладила шерстяную клетчатую юбку, зеленую — ирландских цветов — блузку, с каким волнением переступила порог посольства. На площадке за невысокой лестницей стоял рыжеватый голубоглазый человек — классический ирландец. Он улыбался и протягивал руку.

Патриотка гэльского языка тоже улыбнулась и молвила:

— Дёготь!

По-гэльски это означает: «Бог с тобой!» в смысле «Здравствуйте!».

Человек, которого приветствуют этим словом, должен ответить:

— Дёсготь н’Мыр н’Пыдраг! (И с тобой Бог, и святая Мария, и св. Патрик!)

И тут можно переходить к беседе, и слушать, и отмечать про себя особенности произношения и тонкости построения фраз.

Но человек на лестнице удивленно поднял брови и спросил по-английски с твердым «р»:

— Сорри! Простите, не понял.

Собрав волю в кулак, наша героиня повторила:

— Дёготь!

Тут дипломат облегченно рассмеялся и радостно сказал по-русски:

— Ах, вы — та русская, которая так хорошо говорит на нашем языке? Извините, я понимаю только по-английски и по-русски. Очень рад вас видеть.

И это в посольстве страны, объявившей гэльский первым государственным языком, доплачивающей чиновникам за его знание и вернувшей столице Дублину исконное имя Гого-Ого-Блиох, Город Над Черной Водой! (Впрочем, все это происходило порядком давно, а с тех пор, говорят, положение в посольстве в Москве изменилось — в языковом плане — к лучшему.)

Но и мой личный опыт был не более утешительным. Мне довелось провести четыре дня в Эдинбурге, столице Шотландии, красивейшем городе, одновременно похожем (как мне показалось) на Санкт-Петербург, Будапешт и Таллин. Шотландская самобытность проявляется тут на каждом шагу. Таксистская клеточка на околышах полицейских фуражек, обязательный манекен в клетчатой юбке в витрине любого магазина мужской одежды, непривычный говор горожан — с очень твердым «р» и странным — не по нашим учебникам — произношением. Но это диалект английского, на нем писал Бернс и говорят англо-шотландцы, «сассанах», жители равнин. Гэльский же шотландский на него даже не похож. А Эдинбург как-никак столица Шотландии. И я решил найти хоть газету на гэльском языке. Кроме того, поиски придавали некую осмысленность шатанию по городу и позволяли пройти и увидеть больше.