Человек, который перебегал улицу - Андрис Колбергс

К концу дня у меня набралось восемь фамилий пропавших женщин в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти лет. Не знаю, сколько лет пропавшей невесте кавказца, но думаю, что ей вряд ли больше двадцати пяти, К тому времени, когда я уходил, жених вторично не позвонил, но я оставил Тамару Лакомову в своем списке.

Когда я повторно проверил список, отпали сразу четыре: их видели после десяти часов, то есть времени, когда произошел несчастный случай.

Осталось четыре фамилии, затем одну я вычеркнул потому, что рост женщины значительно больше, а вторую — из-за светлых волос.

В списке остались только Лакомова и Кристина Томниеце. Кристина Томниеце была среднего роста, с черными жесткими волосами. Одежда особого значения не имеет — на другое утро она могла переодеться, но не верилось, что у такой строгой матери дочь может быть с татуировкой.

— Думаю, что она уже не зовет маму потереть спинку, когда моется, — сказал один из помощников дежурного.

— Что-то не доходит до мозговых центров…

— Татуировка в таком месте, что мать могла этого просто не знать. Особенно, если дочь не захочет показывать.

— Не ломай напрасно голову! — Его коллега хлопнул меня по плечу. — Успеешь это сделать и в последний день.

БИОГРАФИЯ ВИЛЬЯМА АРГАЛИСА

Глава 15

«Я теперь мог бы работать инкассатором», — подумал Вильям. — «У меня пропало уважение к деньгам».

Он прогуливался взад-вперед вдоль витрин, яркая пестрота которых хорошо выделялась на фоне серой ранней городской весны. В кармане у него было две тысячи рублей, но он относился к ним скорее как к факту, чем как к ценности. Он быстро привык к тому, что в кармане лежит довольно большая сумма денег, и теперь с усмешкой вспоминал первые полученные от Зутиса шестьсот рублей. Как он тогда волновался! В троллейбусе время от времени ощупывал карман, чтобы проверить, на месте ли деньги. На людей, стоявших рядом, смотрел с недоверием и в конце концов сошел на несколько остановок раньше. И решил, что впредь будет вызывать такси. Через неделю он снова получил столько же, но волновался уже меньше, и хотя троллейбус был переполнен, все же доехал до самого дома. Он гордился своей выдержкой.

Начало моросить, а Цауна все еще не появлялся. Прошло уже с полчаса, как он скрылся в мебельном магазине.

Наконец-то Вильяму удалось снять комнату. Она находилась в бывшем предместье, в самой обшарпанной части Риги — на границе между старинным и роскошным центром и белыми многоэтажными массивами. Но этот двухэтажный дом был построен в последние предвоенные годы по шведскому проекту, квартиры имели хорошую планировку и все удобства.

— Семьдесят рублей, — сказала хозяйка и попросила в коридоре снять туфли. — Ванная комната в конце коридора.

Хозяйке, похоже, уже за семьдесят, она, наверно, получила строгое немецкое воспитание: квартира выглядела стерильно чистой, кухонная утварь и посуда расставлены в определенном порядке, и, чтобы найти пылинку, пришлось бы, наверно, долго ползать под кроватями.

Комната, которую она сдавала, была только что отремонтирована и совершенно пуста, поэтому казалась большой.

— Семьдесят — дороговато, — сказал Вильям. Почему он торгуется, как нищий? Уж он-то может позволить себе этого не делать! Ему стало неудобно, и он добавил: — Прекрасная комната.

— У меня есть желающие, и они согласны платить, но я не хочу брать целую семью.

— Будем считать, что мы договорились!

— Вам только надо найти какого-нибудь помощника, чтобы перенести мебель с чердака.

— Зачем мне старая мебель, я куплю новую.

Он сказал это как бы между прочим, хотя давно решил, что будет подыскивать новую мебель, ведь потом, когда получит квартиру, все равно придется покупать.

И тут он прочел в глазах старушки почтительность. Она вспыхнула внезапно, но осталась, как бы застыла. Не только в глазах, но и во всей фигуре. У нее с мужем на приобретение мебели ушло чуть ли не полжизни, хотя они и считались состоятельными людьми. Только спальный гарнитур они купили после свадьбы целиком. В кредит. Две белые металлические кровати, украшенные никелированными шариками на спинках и довольно декоративным переплетением железных прутьев. Белый простой шкаф с зеркалом и две белые тумбочки. Это был не самый дешевый гарнитур, а от самого дорогого его отделяла пропасть. Она хотела купить и трюмо. Муж не возражал. Однако, если брать трюмо, то шкаф с зеркальными дверцами оказался бы лишним. Подсчитав расходы, от трюмо отказались. А с каким трудом приобрели они остальную мебель! По одной, только по одной вещи! Годами! Ведь рождались дети — и это опять было связано с расходами. Сперва платяной шкаф. Копили сантим к сантиму, сантим к сантиму. На обед рассольник и тушеная в духовке картошка с селедкой и творогом.

Если бы мать не научила ее хозяйничать, то бог знает, как долго пришлось бы ждать этого шкафа.

— Вы, наверное, большой начальник…

Ах, как Вильяму льстило такое почтение!

— Нет-нет, я что-то вроде начальника… Если бы вы согласились немного прибирать мою комнату, я бы добавил рублей двадцать.

— Мне это нетрудно… Пенсия маленькая — я ведь на государственной работе не состояла… Все по дому, детей растила…

— Вот за первый месяц, — Вильям подал сотню. Хозяйка достала из передника кошелек, чтобы дать сдачу, он остановил ее руку и сказал, что десятка — на новоселье, а шампанское он принесет сам.

Деньги, которые можно было не считать, делали его хозяином положения.

Это такое чувство, ради которого можно идти хоть на костер, подумал Вильям. Ты свободен. Ты господин.

На улице уже не моросило, а шел проливной дождь. Возле тротуаров образовались большие лужи — и проезжающие автомобили разбрызгивали воду до самых стен домов. Вильям уже почти потерял надежду на возвращение Цауны, но тот вдруг показался и затащил его в ближайшее парадное.

— Думаю, все устроится, — сказал Цауна. — Импорта нет, но есть наша.

— Я могу и подождать.

— Ты, наверно, думаешь, что я тебе предлагаю то, за чем стоят очереди? — Цауна показал на противоположную сторону улицы, где у просторных дверей мебельного магазина толпились люди. Те, кто протискивались в магазин, мешали тем, кто согнувшись под тяжестью ноши, выходили. Они выносили ровные стопки досок, стекла от буфетов, матрацы. Укрыв свои приобретения газетами, чтобы лакировку не попортил дождь, они во весь опор мчались к грузовым такси, стоявшим неподалеку в ожидании.

— Импорт можно достать раз в месяц, нашу — раз в год. Импорт с нашей и сравнить нельзя. Импорт — это всего лишь конвейерная продукция, а наша — люкс!

Вильям пожал плечами, тем самым окончательно подтвердив свою неосведомленность.

Цауна говорил о мебели, которая демонстрировалась на какой-то выставке. После выставки мебель была упакована и отослана обратно на фабрику в один из городов республики. Должно быть, вскоре на фабрику позвонили. Теперь уже никто не знал, откуда звонили — из министерства или из какого-нибудь другого учреждения и что обещали за это — то ли лимитированные станки или две дюжины путевок на знаменитый курорт. Но фабрика решила свои экспонаты продать. Фабричная комиссия установила цену, мебель сложили аккуратно в ящики и отправили в магазин. В отличие от других подобных ящиков, на этих имелась одна дополнительная надпись — «Максимову». Кроме того, экспедитор имел при себе конверт, в котором директору магазина слали дружеский привет и просьбу: ящики с такими-то номерами продать товарищу Максимову, который к нему явится лично. Поскольку директор магазина имел обыкновение тоже оказывать дружеские услуги руководству фабрики, то сомнений не вызывало, что ящики действительно он продаст только Максимову.

Когда Цауна увидел ящики с надписью «Максимову», он сразу смекнул, что это как раз то, что ему нужно. Он разыскал старшего продавца, с которым был знаком, ухватил за пуговицу пиджака и затащил в темный угол.

— Что в этих ящиках?

Старший продавец сморщил гримасу безразличия. Она означала: не знаю и знать не желаю. Это для директора, и самое разумное — вообще эти ящики не замечать и о них не думать.

— Сто! — сказал Цауна.

Старший продавец поднял вверх палец, как бы проверяя направление ветра, пошел к экспедитору, полистал накладные и, вернувшись, прошептал:

— Табу!

— Я у тебя спрашиваю, что там?

— С выставки.

Нет, Вильям мировой парень, и он, Цауна, все-таки раздобудет для него эту выставочную мебель!

— Сколько?

— Будет жуткий свистопляс, — покачал головой старший продавец. — Ты меня голым в крапиву сажаешь…

— Поговори с экспедитором! Мне нужна секция, мне нужен диван, мне нужны мягкие кресла, журнальный столик, шкаф…