ПУБЛИЦИСТЫ 1860-х ГОДОВ - Феликс Кузнецов

Акцент на завоевание политической свободы, равно как и на то, чтобы восстание не обернулось «кровавой драмой», не говоря уже о всей стилистике «Свободы», заставляет всерьез задуматься о возможной причастности Благосветлова к листку «Свобода».

ПОД «ДАМОКЛОВЫМ МЕЧОМ»

Трудная пора реакции, которой завершилось либеральное время реформ, принесла Благосветлову и его журналу еще одну неожиданность: насмерть перепуганный происходящими событиями граф Кушелев-Безбородко сразу же после приостановления журнала поспешил отказаться от крамольного издания. Как пишет Шелгунов, «гр. Кушелеву посоветовали оставить издание журнала, его компрометирующего, и Кушелев передал Благосветлову свои издательские права». Благосветлову нелегко было принять на себя обязанности издателя. Он был человеком без всякого состояния, получавшим от Кушелева-Безбородко 150 рублей серебром в месяц за свои труды. Вести журнал, то есть частное предприятие, без всякого состояния, да еще журнал, подкошенный редакционными долгами, в тех условиях было делом неимоверно сложным.

И тем не менее Благосветлов принимает и экономическую ответственность за издание. 27 июля 1862 года он сообщает об этом решении Мордовцеву: «Граф Кушелев отказывается от продолжения «Русского слова» и передает его мне. Беру я его о трепетом и страхом, но хоронить журнал навсегда было бы бесчестно в настоящую минуту. Я войду в долги, поставлю всю жизнь на карту, но буду продолжать…»

И как несправедлива судьба к этому человеку: еще при жизни Благосветлова сложилось мнение, будто бы он взял на себя издание «Русского слова», а потом  и «Дела» не из идейных соображений, но ради наживы, ради эксплуатации своих сотрудников. Таким же «журнальным эксплуататором» пытались представить в свое время и Некрасова, издававшего «Современник» и «Отечественные записки». Трудами советских ученых домыслы об эксплуататорстве Некрасова были разоблачены. В отношении Благосветлова этого не было сделано. Версия об «эксплуататорстве» Благосветлова была воспринята на веру и советскими учеными. Она проникла в учебники, диссертации и научные труды. В некоторых из них Благосветлов предстает уже как «обыкновенный либерал, буржуа, дрожащий за свой капитал, нажитый на издательстве». Благосветлов и в самом деле был человеком расчетливым и прижимистым, с одной стороны, властным, «грубым и вспыльчивым», как он сам писал в письме к Мордовцеву, с другой. Известно, что эта «грубость и вспыльчивость» толкали порой Благосветлова на поступки, которых он сам же стыдился. Вне сомнения, к концу семидесятых годов, к тому времени, когда он, говоря словами Шелгунова, оказался «сломленным жизнью», его недостатки развились. В нем стали с очевидностью проявляться черты буржуазности. «…Получился двойственный человек, честный политически и, в то же время, давивший экономически, — писал Шелгунов, — человек, признававший полное равенство в политических правах и не допускавший равенства между собою и теми, кому он платил жалование и кто на него работал». Превращение это произошло не в шестидесятые годы, а значительно позже, хотя предпосылки к тому, конечно, существовали. Вместе с тем Шелгунов подчеркивал, что недостатки Благосветлова были лишь его личными недостатками, а не недостатками его общественно-политических убеждений. «Как публицист и общественный деятель Благосветлов оставался всегда верен себе… Он твердо держался одних и тех же политических и общественных принципов, никогда  и ни при каких обстоятельствах (а он их тоже испытал) не изменял своим политическим убеждениям и составил себе репутацию человека вполне честного политически». При всех личных недостатках своего характера (он был «очень упрям, очень раздражителен и очень запальчив», «был человек тугой, неподатливый, замкнутый, не открывавший своей души, подозрительный») Благосветлов, утверждал. Шелгунов, имел «широкую, размашистую» натуру и несправедливо обвинялся в скупости.

Когда заходит речь об «эксплуататорстве» Благосветлова, приводится обычно тот факт, что Благосветлов платил Писареву всего 50 рублей за лист. Часто приводится также письмо Писарева Благосветлову, начинающееся так: «Бесстыжие твои глаза! Ты меня огрел при расчете на 77 р. 50 к. сер…» Но при этом не учитывается, что, разъяснив Благосветлову, как это получилось («число написанных мною листов определено у тебя неверно»), Писарев продолжает свое письмо так: «Правда ли, что у нас всего только 1700 подписчиков? Если правда, то не поторопился ли ты прибавить мне по 10 руб. на лист?»

Благосветлов действительно платил Писареву 50 рублей за лист, причем с начала 1865 года увеличил полистную плату по собственной инициативе, чем вызвал упреки Писарева. Но, как показывает расчетная книга «Современника», Чернышевский и Добролюбов получали в журнале вначале 40, а потом 50 рублей за печатный лист, хотя тираж «Современника» был значительно больше, а цена номера выше, чем в «Русском слове».

Нельзя не иметь в виду также и того, что для ведения издания в тех условиях необходим был талант не только журналистский, редакторский, организаторский, но в известном смысле предпринимательский.

Это хорошо понимал Некрасов. В неопубликованных главах воспоминаний П. Гайдебурова, хранящихся в ЦГАЛИ, передан один из последних его разговоров с Некрасовым — уже перед самой смертью руководителя «Современника» и «Отечественных записок». «Я знаю, — говорил Некрасов, — меня упрекают в практичности и в разных разностях. Еще Белинский говаривал об этом… Но если б во мне не было практичности — разве я смог бы вести «Современник»? Ведь трудно, ох как трудно было это!»

Благосветлов обладал качеством «практичности», столь необходимым для издателя журнала в буржуазном обществе. Именно это качество и позволило ему в течение двух десятилетий в исключительно трудных условиях вести свои неугодные правительству издания. Силу Благосветлова, его практические возможности как издателя вполне оценивало III отделение. К примеру, какой-нибудь «Женский вестник», издаваемый супругами Мессарош, несмотря на определенную прогрессивность его направления, не беспокоил III отделение. «Средства к изданию этого журнала крайне ограничены, и в настоящее время их у Мессарошей нет», — говорилось в записке III отделения, — поэтому «нет никакой надобности… запрещать это издание», оно прекратится само собой (прогноз III отделения быстро оправдал себя). «Совсем другое дело журнал, издаваемый Благосветловым… Материальные средства у Благосветлова невелики, но кредит значителен, и он, имея типографию, может вести журнал долго, даже при неудовлетворительной подписке. Человек этот — сильной воли и твердого характера. Как ни жмет и ни теснит его Главное управление по делам печати, он все-таки держится твердо и не отступает от предвзятых им целей и стремлений». Таково признание врага. А теперь задумаемся: мог ли Благосветлов в это трудное время стоять столь твердо на ногах, если бы он не имел собственной типографии и обеспечивающей в тех условиях кредит недвижимости (собственная типография и каменный дом — таковы основные аргументы в пользу «эксплуататорства» Благосветлова)?