Синдром Мэрилин Монро - Сьюзен Израэльсон

Соскальзывание – единственный способ заставить тебя в конце концов настоять на своем – оно открывает перед тобой всю глубину твоего падения, голую правду о твоем заболевании и предоставляет возможность воочию убедиться в том, что перед тобой только две Дороги: с ним (а это означает смерть) или с собой (а это значит жизнь). Другого выбора у тебя нет. Получить и то, и другое невозможно. И в конечном счете, соскальзывание дает тебе шанс увидеть, что будет с тобой, если ты вернешься к нему, а также возможность сравнить это с тем, что ты получила, уйдя от него.

Был День Благодарения, я жила в Бостоне и собиралась к шести вечера отправиться к родителям. Я позвонила в Нью-Йорк, чтобы послушать свой автоответчик и узнать, не звонил ли кто. Оказалось, звонил Эдвард. Вот уже год, как я избегала его, я делала все, что могла, чтобы окончательно порвать с ним, и даже уехала для этого обратно в Бостон. Я сказала себе, что там смогу найти работу получше, но на самом деле я просто удрала подальше от него, чтобы, не дай бог, не столкнуться с ним как-нибудь случайно на улице. Я позвонила еще раз – проверить, не ошиблась ли я… я хотела убедиться, не снится ли мне все это, но нет, он действительно звонил. Меня так и затрясло, когда я услышала знакомые модуляции его голоса. А я-то думала, что совсем уже их забыла. Я немедленно позвонила ему.

Он спросил, как у меня дела. Я принялась хвастаться, что у меня все здорово и дела идут прекрасно, что я зарабатываю кучу денег. Он сказал, голосом, перед которым я никогда не могла устоять, и он это прекрасно знал, что сейчас на мели, а раз у меня все так хорошо – не могу ли я одолжить ему немного денег, мол, ему позарез нужно срочно ехать в Атлантик-Сити. И добавил, что ему всегда хотелось быть со мной вместе. И вдруг, не знаю как это случилось, мне захотелось его увидеть, да так сильно, что, казалось, никакая в мире сила не могла остановить меня. Я уже представляла себе его лицо… Как он прикасается ко мне, как обнимает. Я не стала говорить ему, что мой нью-йоркский номер – просто ловушка, что я уже год как живу в Бостоне (а не в доме напротив, как раньше), что я и теперь в Бостоне, и родители ждут меня сегодня к обеду. Мы договорились встретиться в Атлантик-Сити в десять. Я не стала признаваться, что и я на мели. Потом я позвонила матери и сказала, что не приду, приведя какую-то глупую отговорку. Она, конечно, чуть не взбесилась. А потом я принялась названивать друзьям, отчаявшись достать для него денег, чтобы он мог их тут же спустить в каком-нибудь казино (он был запойный игрок).

Деньги я в конце концов достала и, как сумасшедшая, помчалась в Атлантик-Сити, подгоняемая демонами проснувшихся надежд. Может, он изменился к лучшему. Может, бросил свою новую подружку. А может, после года разлуки увидит, как я хороша, и вернется, и все у нас станет по-другому. Может быть, может быть.

Уже через десять минут после того, как мы встретились возле казино, Эдвард сделал последнюю ставку и спустил все, что я для него достала с таким трудом. Через двадцать минут мы были в номере гостиницы, за который заплатила тоже я, и совершенно без денег – у нас не было даже пяти долларов на такси до аэропорта. Он был холоден, более чем сдержан, замкнулся в себе и сразу уставился в телевизор, где показывали бейсбол.

Я пыталась завязать разговор, но что бы я ни говорила – он только молчал и злился. Наконец заговорил он, и с ходу заявил, что терпеть не может моих приставаний. Потом сказал, что я растолстела до безобразия и поинтересовался, какой у меня теперь вес. И меня охватил все тот же знакомый ужас. Меня буквально затрясло, у меня было ощущение, что во всем мире нет существа, отвратительней, чем я. Мне казалось, я не доживу до утра. Он игнорировал меня полностью, а под конец заявил, что я ему так противна, что он даже спать со мной не хочет в одной постели, и предложил мне лечь на кушетку. Ничего не оставалось делать. Около двух он уже храпел в кровати, а мне было так плохо, что я не могла больше оставаться с ним в одном номере. Казалось, у меня живого места не осталось – сплошная рана.

В отчаянии я долго бродила по улицам. Потом увидела какого-то мужчину, который пялился на меня возле бара. Он сказал, что у меня такой одинокий вид, и предложил мне выпить. Как проститутка я отдалась ему за двести Долларов. Как-то ведь нужно было ехать обратно. А Эдвард, похоже, и не заметил моего ухода.

Когда на следующий день я наконец добралась до дома, то поняла, что попала в серьезную переделку. Родителям ни о чем говорить было нельзя: какое там, если бы они узнали правду, – просто перестали бы со мной разговаривать. Я позвонила своей подруге Саре. Ей я все рассказала без утайки, призналась, как мне теперь больно, как стыдно, как я чувствую себя виноватой! Она ответила, что со мной случилось именно то, что называется словом «поскользнуться», и это вовсе не конец света, с ней тоже такое бывало. Слова ее немного меня успокоили. Мне стало лучше. Понадобилось около двух недель, чтобы выбраться из той пропасти, в которой я оказалась, чтобы снова прийти в себя. В конце концов я поняла: видеться с ним – для меня все равно, что выпить яду. Он действует на меня так, что я становлюсь невменяемой, сумасшедшей. В какую-то долю секунды происходит нечто немыслимое: я вдруг снова начинаю испытывать прежние чувства, во мне просыпаются такие мысли, такие желания, от которых мне становится просто страшно. Это, как кошмар наяву. Я превращаюсь в какого-то монстра, который вызывает у меня отвращение. Нет, я просто не могу себе позволить такое; слишком много сил я потратила на то, чтобы повернуться лицом к себе, чтобы любить себя.

Нэнси

СПУСКОВЫЕ КРЮЧКИ

Существует много типов так называемого «соскальзывания», «подскальзывания», каждый со своими особенностями, в зависимости от причины, приведшей к этому. Вот наиболее типичные обстоятельства, чувства или мысли, которые, подобно спусковому крючку, отпускающему сжатую пружину, чтобы та привела в движение боёк, могут послужить причиной того, что ты вдруг поскользнешься:

Усталость. Если ты вдруг почувствуешь чрезмерную усталость, или, скажем, не убережешься и позволишь себе роскошь чем-нибудь заболеть, опасность того, что ты поскользнешься возрастает, поскольку в таком состоянии ты неспособна судить о вещах здраво и с большей легкостью можешь уступить осаждающим тебя мыслям о «нем». Если заметишь, что впадаешь в такое состояние, постарайся заснуть и спи как можно дольше.

Прибавление в весе. Неважно, сколько ты прибавила, несколько сот граммов или несколько килограммов: ты ощущаешь в организме некоторые физические изменения, а в этом нет ничего хорошего, поскольку подобные ощущения обладают способностью усиливать твою ненависть и отвращение к самой себе, способны спровоцировать соскальзывание. Тональность этого состояния сопровождается словами: «Я и так толстая, так какая теперь разница, позвонить ему или еще перекусить». Постарайся перевести фокус твоего внимания снова на себя и на позитивную деятельность, направленную хотя бы на то, чтобы сбросить лишний вес.

Состояние кайфа. Самое распространенное состояние, с наибольшей легкостью провоцирующее соскальзывание – состояние кайфа, неважно какого, алкогольного или связанного с употреблением иных веществ. Оно придает тебе смелости, хотя смелость эта фальшива и искусственна; ты обретаешь как бы второе дыхание, состояние этакой бесшабашности, в котором ты способна на такое, чего никогда не позволила бы себе, будучи трезвой. Мы называем это «соскальзыванием вслед за воображаемым запретным плодом». «Все равно позвоню, ну и пусть, что я знаю: да, этого делать нельзя, – а потом мы встретимся, и снова у нас все будет чудесно». Позвони лучше подруге, с которой у тебя договор о взаимопомощи, или кому-нибудь еще, кто может помочь; поставь перед собой условие ничего не предпринимать в состоянии кайфа. «Ни в коем случае ему не звонить», – повтори себе эти слова раз пятьдесят, словом, сколько потребуется. На следующий день вспомнишь, почему этого делать нельзя.

Сплетни. Кто-то из друзей сообщил тебе некоторые подробности его теперешней жизни, кое-что о его новой подружке. Будь внимательна: стоит тебе только начать сравнивать ее с собой или думать о том, что вот, мол, у него все хорошо, лучше, чем когда он был со мной, знай – ты в опасности: в сердце твое прокралась змея ревности. Так что если кто-то из твоих друзей открывает рот, чтобы рассказать тебе о «нем», спокойно поблагодари и скажи, что все, что связано с «ним», тебя нисколько не интересует, и если он действительно считает себя твоим другом, пусть прибережет эти сведения для кого-нибудь другого.

Нетерпение. Ты чувствуешь, что уже сыта по горло всеми этими правилами и дисциплиной, тебе надоел этот непосильный труд, так необходимый для твоего выздоровления. Неужели нельзя все это как-нибудь ускорить? Тебя начинает раздражать сознание того, что к выздоровлению ты ползешь со скоростью улитки, и вот ты соскальзываешь в позицию отрицания: тональность твоего состояния сопровождается такими, скажем, словами: «Я никогда не поправлюсь, ничего у меня не выйдет, я всю жизнь буду больна». Дисциплину и правила ты посылаешь к черту, перестаешь выходить на люди, чувствуешь себя одинокой, оторванной от всего мира… и вот тогда ты говоришь себе: «Да гори оно все синим пламенем, кому какое дело до моей личной жизни», – и звонишь ему. Тебе до нее дело, вот кому. И не жди выздоровления на следующий день, чудес на свете не бывает.