Амира. Наследники - Екатерина Орлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он снова отворачивается и идет к машине, но я опять догоняю его, хватаю за локоть и разворачиваю лицом к себе.
– Я не отдам ее другому! – рявкаю прямо в лицо шейху, но лишь его иронично изогнувшаяся бровь выдает, что он не каменное изваяние.
– Тогда сражайся до смерти. Она очень близко, – шипит он в ответ и на этот раз все же садится в машину, которая через несколько секунд покидает стоянку.
Я стою, словно парализованный, и смотрю на задние огни джипа, в котором увезли мою принцессу. Потом сажусь в машину и еду домой. Мне нужно обдумать план, как забрать Амиру у ее семьи. После этого нужно вывезти ее из страны, чтобы уже в привычной обстановке пожениться и наконец доказать всем, что она моя. Я мог бы плюнуть на все эти сложности, вернуться домой, найти себе девушку и построить с ней нормальную семью. Привычную для меня и для нее. Но как только подумаю об этом, в грудной клетке неприятно простреливает. Я не могу отдать Амиру другому! Я сдурею, только представляя, что кто-то сможет касаться ее.
Амира
Тишина в машине оглушает. Как только мы скрываемся за поворотом и Мал исчезает из поля зрения, я впиваюсь взглядом в отца.
– Папа, он ни разу не переступил черту, – пытаюсь спасти наше с Малоуном положение, но в ответ получаю резкий жест: взмах рукой, которым отец обычно обрубает все разговоры, которые, по его мнению, должны прекратиться.
– Замолчи, – громыхает он. Не кричит, нет. Он вообще редко повышает голос. Но произносит это «замолчи» таким голосом, что хочется втянуть голову в плечи, а еще лучше, подобно страусам, спрятать ее в песок. Да, вот тот бархан вполне подошел бы. Папа прикладывает телефон к уху. – Джанан, собирай вещи свои и Амиры, мы возвращаемся домой. Нет. Дома поговорим. Я сказал, собирай вещи! И не спорь со мной хотя бы сейчас.
Отключает звонок и кладет руку с телефоном на колено. Я вижу, что он то и дело вибрирует, а на экране высвечивается «Душа моя», но папа каждый раз сбрасывает звонок. Если он не разговаривает с мамой, это может значить только одно: я труп. Больше отец никогда не поверит мне. Не выпустит из дома, не позволит получить образование.
Я сжимаюсь на сиденье и стараюсь плакать как можно тише, но рыдания все равно разрывают грудную клетку и наполняют тишину салона. Папа ненавидит, когда я плачу. Может, так он немного смягчится? Когда-то он сказал мне, что любит всех своих детей, но я для него особенная. Это его слова. Что же изменилось?
– Папа, выслушай, – прошу снова.
– Амира, я сказал замолчать! – грозно рявкает он, и я даже дергаюсь от этого вскрика.
– Он не сделал ничего недозволенного, – оборачиваюсь к нему лицом, собираясь все же высказаться, даже если он не хочет слушать меня. Что-то да услышит.
– Он! Тебя! Касался! – ревет отец, глядя на меня бешеным взглядом, от которого содрогаются мои внутренности. – Что еще он делал с тобой?!
Папа нервно нажимает на кнопку, но водительская перегородка поднимается слишком медленно. Он гипнотизирует ее взглядом. Его челюсти крепко сжаты, ноздри раздуваются, дыхание тяжелое. Мне кажется, в эту секунду я могу чувствовать не только свою боль, но и его тоже. Я ведь была его любимой доченькой. Его красавицей и надеждой, и вот так легко наплевала прямо ему в сердце. Но как я могла иначе?! Как?! Я влюбилась так сильно, что готова была… к чему? Предать семью? Нет, я бы никогда так не поступила. Но ведь папа должен меня понять! Мне кажется, что иногда он чувствует меня даже лучше, чем мама!
– Ничего, – отвечаю шепотом, когда перегородка наконец с тихим щелчком становится на место.
Папа прищуривается, всматриваясь в мои глаза, как будто не верит. Почему не верит, а? Может, потому что я обманывала? О, Всевышний, почему мама не уехала, когда планировала? Почему я не подождала до ее отъезда? Знаю ведь, что родители долго не могут в разлуке, и все равно рано или поздно отец приехал бы к ней.
– Завтра никах, – отец отворачивается к окну.
– С Малоуном? – радостно выдыхаю я. – Спасибо, папочка! Ты самый лучший.
Подаюсь вперед и хочу взять его руку, чтобы поцеловать, но папа грубо ее одергивает.
– С Мустафой.
Меня как будто оглушили, в ушах стоит звон, а от лица отливает вся кровь. Я чувствую, как от ужаса холодеют кончики пальцев, как они начинают подрагивать. Глаза тут же снова наливаются слезами, нижняя губа дрожит, а горло щекочет ком.
– Папа…
– Что, Амира?! – он снова смотрит на меня. Я вижу эту боль в его глазах. Разочарование, которое разрывает мои внутренности. – Что ты хочешь сказать? Как сильно любишь неверного? Или хочешь рассказать, как ты с ним?..
Он обрывает свою речь на полуслове, поднимает жужжащий телефон и прикладывает к уху.
– Да! – рявкает в трубку. – Душа моя, – цедит сквозь зубы, – я просил не спорить. Сабит остается. Какой… аквариум, Джанан?! Не до него сейчас! Мы подъезжаем, поговорим дома.
– Папа, я прошу тебя, – умоляю, подавшись снова к нему. – Я не люблю Мустафу.
– Ничего страшного, полюбишь со временем. Главное – уважение.
– Ты не из уважения женился на маме! – срывается мой голос. – Ты женился по любви! Вы счастливы в браке! Почему я должна быть лишена своего счастья?! Услышь меня, пожалуйста! Малоун…
– Не произноси его имя! – ревет отец. – Теперь в нашей семье оно под запретом!
Я не успеваю ему ничего ответить, как дверца машины с моей стороны открывается, и Айрат протягивает мне руку, чтобы помочь выйти. Мне кажется, только в глазах кузена я вижу сочувствие. Он всегда хорошо ко мне относился, даже когда был вынужден за мной присматривать.
– Папа, что будет с Айратом? – спрашиваю, когда мы входим с отцом в лифт.
– А что с ним будет?
– За то, что недосмотрел.
– Это не он недосмотрел, это ты обманула. И разочаровала меня, Амира, – отец уже полностью овладел своими эмоциями и теперь разговаривает и ведет себя, как бездушный камень, хоть я и знаю, что он совершенно не такой.
Мы входим в квартиру, и мама спешит нам навстречу. У нее встревоженный взгляд, суетливые
