Шотландцы не забывают - Барбара Картленд

А теперь, как бы невероятно это ни выглядело, волшебная фея, явившаяся в образе Гербовой коллегии Англии в Эдинбурге, разом изменила всю ее жизнь.

Для шотландцев она стала шотландкой, и хотя Торквил уведомил ее, что, когда она станет его женой, он не позволит ей носить ничего, кроме тартана, олицетворяющего его клан, плед Аамонтов, который он подарил ей, всегда будет для них особой реликвией.

Она будет ценить и хранить его как сокровище, гораздо более ценное, чем любой драгоценный камень.

Как только ее любимый надел кольцо на ее палец и она осознала себя его женой, она почувствовала, что над ними воссиял Божественный свет с небес.

Она возблагодарила Бога за то, что Он ответил на ее молитвы, и теперь будущее не страшит ее, как прежде, а наполняет сердце благостью.

В ночь перед свадьбой она молилась о том, чтобы стать хорошей женой для Торквила и сделать его навек счастливым.

Затем она вознесла Всевышнему благодарственную молитву за то, что она не уплыла на Юг, навстречу лишениям и бедности, где ей пришлось бы скрываться от Торквила.

«Как быть достойной твоей милости, Боже?»— вопрошала она.

В эту минуту она дала себе слово помогать тем, кого обделила судьба.

По дороге из кирки Торквил взял ее руку и поцеловал сначала обручальное кольцо, а затем каждый ее пальчик по отдельности, пока не добрался до ее ладони.

Слова были излишни — его губы сказали все.

Когда они свернули в длинную аллею, ведущую к замку, послышалась музыка волынок.

Пепита почувствовала, как все ее существо устремилось навстречу этой музыке, и поняла — отныне ее звучание будет значить для нее очень много.

Она услышала волынку впервые в тот вечер, когда волынщик обошел вокруг стола за ужином; уже тогда она ощутила, что эти звуки странным образом проникают в ее сердце, как будто музыка говорит с ней.

Но она почему-то подумала, будто вообразила все это.

Теперь же она знала, такие ощущения испытывают все шотландцы, когда слышат особенную для них музыку.

Эта мелодия вдохновляла их, когда они шли сражаться, она же была с ними в радости и печали, в счастье и унынии.

Волынка говорит о том, чего не выразишь словами, потому что звуки ее исходят из самого сердца, и на них откликается всей душой каждый шотландец.

В замке был устроен небольшой прием.

За свадебным тортом герцог произнес тост в их честь.

Он говорил столь искренне и проникновенно, что Пепита почувствовала себя на седьмом небе.

Затем они наконец уехали по дороге, которая протянулась вдоль берега и вела к замку Торквила.

Когда перед ее глазами в последний раз мелькнули Рори и Жани, махавшие им с порога, Пепита в полной мере осознала, что начинает новую, самостоятельную жизнь с человеком, которого любит до самозабвения.

Как будто уловив ее чувства, Торквил, управлявший парой горячих лошадей, взглянул на нее.

— Вот теперь начинается наша совместная жизнь, — улыбнулся он, — и я клянусь сделать тебя счастливой.

— Я уже счастлива, любимый, — ответила она, — и так волнуюсь, что это… невозможно выразить… словами!

— Ты можешь выразить мне это без слов, когда мы приедем домой.

Она увидела пламя в его глазах, когда он произнес это, и, смутившись, прижалась щекой к его плечу.

А он вновь повернулся к лошадям.

Ночью море штормило, но теперь выплывающее из-за линии горизонта солнце золотило воду и бросало причудливый свет на заросли в пустошах.

Темнота ночи еще не отступила полностью, и в небе медленно затухала последняя звезда.

Залюбовавшись прелестью рассвета, Пепита вообразила себя в каком-то волшебном мире, который являлся ей в ночных снах.

Она стояла у окна и думала, что перед ней не только рассвет нового дня, но и начало новой жизни для нее, когда вдруг услышала голос Торквила:

— Зачем ты оставила меня?

— Я смотрю на рассвет, дорогой. Я чувствую, то же самое происходит и в нашей жизни.

— Мне одиноко без тебя. Иди ко мне!

Пепита обернулась к нему с улыбкой, прежде чем еще раз полюбоваться ослепительной красотой моря.

Но даже самый захватывающий пейзаж не мог быть таким же притягательным, как ее муж, и она побежала обратно к огромной резной кровати под пологом.

В ней рождались и умирали предки Торквила, одно поколение сменяло другое, пронося в будущее свое имя.

Он привлек ее к себе, и она, положив голову ему на плечо, прошептала:

— Неужели это правда… действительно правда, что я здесь и мы… поженились, и мне нечего бояться и чувствовать себя одинокой вновь?

— Это правда, моя бесценная, — ответил Торквил — и я, так же как и ты, чувствую, что моя мечта исполнилась. И пусть нам пришлось бороться с превосходящими силами противника, все-таки мы победили!

У него была интонация триумфатора, и она промолвила со смехом:

— Это ты победил! Я признаюсь, что была слабой и трусливой, но только потому, что любила тебя!

— Я знаю это, моя бесценная, — кивнул он, — но ты не знала, что я готов был отдать все земное и небесное ради обретения тебя.

— Ты такой великолепный! — воскликнула Пепита. — Вчера вечером, дорогой, ты дал мне… осознать, что мы… единое целое и что для нас… никак невозможно не быть… вместе.

— Ты счастлива, и я не напугал тебя?

— тотчас спросил Торквил.

— Как я могу испугаться… тебя?

Он прижал ее крепче, а губы его касались ее нежной щеки.

— Сокровище мое, ты так отличаешься от всех, кого я когда-либо знал! — в экстазе произнес он. — Ты возбуждаешь меня до безумия как женщина, и одновременно мне хочется тебя боготворить; ты столь чиста и совершенна, что мне кажется — ты неземная!

— Я очень земная… мой любимый… когда ты… целуешь меня, — шептала Пепита, — и единственное, чего я боюсь теперь, так это того, что мы… слишком счастливы и в любой момент викинги могут напасть на нас… или Мак-Донаваны прокрадутся среди зарослей в торфяниках, чтобы атаковать нас.

Торквил рассмеялся.

— Благодарение Богу, ничего подобного в наше время не происходит, однако проблемы и трудности бывают всегда, и Шотландия продолжает страдать. Но от тебя, моя дорогая, требуется единственное: помогать мне заботиться о тех, кто не может сам заботиться о себе.

— Ты знаешь, я сделаю… все, чего ты ждешь от меня, — сказала Пепита, но сначала тебе придется столькому научить меня, чтобы я хорошо узнала страну, частью которой себя чувствую, и ты должен помочь мне, как… сасенаку, избежать многих… ошибок.

— Никогда больше не называй себя так! — резко оборвал ее Торквил. — Ты — не сасенак! В тебе течет кровь Ламонтов, и ты — моя жена! Ты можешь забыть все английское и обратиться к славе, которая горит в нас обоих, потому что мы можем с гордостью сказать: мы — шотландцы.