Колян. Дилогия (СИ) - Евгений Щепетнов

Когда ничего живого, кроме Коляна и его компании не осталось, он упал на колени возле Ленки в ужасе решив, что ее убили. Схватил девушку на руки и, прижав к себе, стал укачивать ее, как ребенка, тихо завывая, как волк над убитым собратом. Ювелир попытался оттащить окровавленного Коляна от Ленки, но тот не глядя двинул в его сторону рукой и ювелир улетел в угол.

Двери с грохотом раскрылись и в магазин ворвался наряд милиции. Они навалились на Коляна и стали крутить ему руки, вырывая из них бесчувственное тело Ленки. Он бился с ними, дико рыча — ударом сломал одному челюсть, швырнул за прилавок другого, сломав ему руку. На него навалились несколько человек, придавив к полу массой… Он еще какое‑то время бился под ними, извивался и рычал, а потом затих, приговаривая сквозь рыдания: «Ленка…Ленка…Ленка…»

Ему надели наручники и несколько раз ударили по ребрам дубинкой.

— Здоров, скотина! А и не подумаешь — вроде такой невидный, задохлый, — сказал тяжело пыхтящий летеха в бронежилете.

— А я тебе всегда говорил — сила не в массе, а в жилах, — ответил ему другой лейтенант, зажимая подбитый в схватке глаз (видимо кто‑то из своих же сгоряча засветил ему локтем, когда крутили Коляна). — Вишь, как он кидал всех. Прямо сбесился…

— Да девчонку его помяли, вот он и распереживался.

— Как бы ни распереживался, а совершил нападение на представителей власти. Ответит за челюсть и за руку, нехрен кулаками махать. Да и гляди чего он тут накрошил, аж блевать потянуло. Бойня какая‑то! — первый лейтенант поднялся на ноги и пнул Коляна. — Уууу… зараза! Из‑за тебя теперь буду с фингалом месяц ходить.

Из‑под прилавка с трудом вылез ювелир, подбежал к Ленке, пощупал пульс и закричал:

— Коля, живая она! Коля! Просто без сознания! Скорую вызовите! Коля, я адвокатов найму лучших. Не переживай, вытащим!

Милиционеры подняли Коляна, вытащили его из магазина и засунули в «собачник» сзади уазика, оставив охранять его двух сержантов. Приехала опергруппа, за ней, воя сиреной, скорая.

Коля, приникнув головой к решетке, с болью следил за тем, как Ленку пронесли на носилках в карету скорой помощи. Потянулись невыносимые часы ожидания…

Опергруппа производила следственные действия. Приехала труповозка и увезла то, что осталось от грабителей. Мелькали какие‑то люди, что‑то спрашивали Коляна. Он, замкнувшись, не ответил им ни слова.

Наконец от него отстали. Врач скорой сказал, что Колян находится в шоковом состоянии, видимо, вызванном большими нервными перегрузками в связи с происшествием, и ему надо время, чтобы восстановиться. Разговаривать же с ним сейчас было бесполезно.

Коляна отвезли в СИЗО и поместили в одиночную камеру. Он улегся на нары, закрыл глаза и мгновенно провалился в тревожный сон. Ему снились расчлененные трупы и распластанная на полу Ленка в луже крови. Он скрежетал во сне зубами и дергался, даже там воюя против всего мира…

Глава 12, в которой Коляна принимает Семья

Запах несвободы — его ни с чем не спутаешь. Он впитывается в человека, наверное, на всю жизнь. Запах дезинфектанта, шероховатая штукатурка на стенах и скучный голос надзирателя — «Кузнецов, давай на выход…»

Колян поднялся с нар и пошел к массивной, обитой железом двери.

— Руки за спину, по сторонам не смотреть… Пошел!

Длинный коридор с рядами дверей. За каждой — чьи‑то жизни, судьбы…

Следователь опять встретил Коляна нудными вопросами, допрос строился в нескольких плоскостях:

— Ты напал на сотрудников милиции и за это сядешь надолго. Ты превысил границы самообороны и за это сядешь надолго. Ты на людей, когда надо было вызвать милицию и ждать прибытия — сядешь за самоуправство. И главное. Ты — жирный клоп. Тебя надо бы расстрелять, буржуя.

В общем, полный набор прессинга для вымогательства. Каждому хочется уцепить кусочек благополучия, как говорил Жванецкий — чего охраняешь, того и имеешь… Вот доблестные стражи порядка и старались поиметь Коляна хотя бы материально.

Колян все это прекрасно понимал, так как был мужиком совсем неглупым и прошедшим дворовую школу жизни, но и потакать ментам не хотел. Да и смысла не было. Ювелир Натан Моисееевич был докой в юридических хитросплетениях и интригах — тысячелетия гонений научили евреев быть не только умными, но и умению бороться с законом, используя лазейки в нем. Скоро старый еврей организует компанию по вытаскиванию Коляна из узилища, в этом Колян был совершенно уверен. И бизнесу пропасть не даст — кадр он был хитрый и отнюдь не альтруист, но в кидалах никогда не был.

Следователь опять нудел что‑то о необходимости сознаться, о том, что только чистосердечное раскаяние и признание вины помогут Коляну в суде. Колян прекрасно понимал, что так называемое чистосердечное как раз и поможет ему попасть за решетку на максимально долгий срок. Противнее всего было то, что этот усатый самоуверенный капитан время от времени приговаривал:

— Вот напишешь чистосердечное, я тебе расскажу, что с твоей подружкой. А ты и не знаешь, что там с ней… Не жалко тебе ее?

Коляна несколько раз подмывало написать какую‑нибудь хрень, лишь бы этот придурок заткнулся, да и все время его мучила мысль о Ленке. Как она? Адвоката до сих пор к нему не пустили, мотивируя это какими‑то статьями закона.

Колян просидел в камере уже двое суток. Обвинение было выдвинуто. Следователь со злорадством сообщил ему, что переводит его в общую камеру тюрьмы, до тех пор, пока тот не надумает сотрудничать со следствием. Коляна вывели из кабинета с облупленными стенами и кривым столом с покосившейся ножкой и повели обратно по коридору. Он шел, опустив голову, и размышлял:

«Убийство в состоянии аффекта. Грабители были вооруженные, я защищался как мог, защищал свою жену, их было несколько человек против меня одного. Превышение самообороны, да. Но у меня есть смягчающие обстоятельства, как ни крути. Хммм… До чего еще могут докопаться — мечи? Холодное оружие? Утверждать, что это — имитация… Главное на экспертизе не проколоться — имитацией особо не помашешь, а тут конкретные сохи. Никак за имитацию не прокатит. Все как всегда зависит от денег, а деньги есть. Надо продержаться, пока Натаныч не задействует адвокатов».

Его привели к двери, поставили лицом к стене, пока дверь открывалась, и он перешагнул порог камеры.

— Принимайте пополнение! А то вам тут дышится легко! — «веселый» надзиратель с грохотом и лязгом закрыл дверь и Колян остался стоять у порога. В нос ему шибанул кислый запах немытых тел, параши и табачного дыма.

В камере на 20 человек, по обыкновению российских тюрем, содержалось около 60 заключенных. Хуже российских тюрем были и есть только пакистанские, где заключенные сидят в зиндане — яме, выкопанной в земле и накрытой решеткой. Заключенные, впервые попавшие в тюрьму и старые сидельцы с тяжкими статьями, все сидят в одних и тех же камерах, ничего не меняется еще с дореволюционных времен. Колян молча осмотрел камеру, плавающую в сизых клубах табачного дыма и испарений и громко сказал: