Наше дело — табак - Илья Рясной

Тот, кто хорошо знает таможню, знает и то, сколько там дыр, в том числе в правилах ввоза. Проще всего, конечно, прикупить окно на таможне и внаглую тянуть через него фуру за фурой сигареты и раскидывать их по розничным торговцам, многие из которых выстроили свои палатки в приграничном районе, чтобы поляки и литовцы, занимающиеся скупкой по дешевке и обратной контрабандой сигарет, далеко не ходили. Но это достаточно примитивно. Более высокий уровень профессионального мастерства — ввезти в Полесскую область из Германии пустые фуры, якобы полные сигаретами, хотя сами сигареты ушлые ребята давно загнали прямо в Германии — Там разница в цене между сигаретами, которые продаются для вывоза из страны, и теми, которые сбываются в немецких ларьках, чтобы травить легкие правопослушных бюргеров, очень велика. А прохиндеев, мечтающих о легких деньгах, в Германии ненамного меньше, чем в России, тем более их армия постоянно пополняется эмигрантами.

Но пытливая мысль табачных дельцов простерлась еще дальше. Некоторые партии сигарет пошли в Россию специально с нарушениями, для того чтобы сразу по пересечении границы их конфисковывали российские таможенники. Для чего? Уж не для того, чтобы поднимать таможенникам показатели оперативной деятельности. Просто конфискованные сигареты передаются для реализации уполномоченной на это дело фирме, а она в Полесской области одна-одинешенька, и у нее с контрабандистами, чей товар конфискован, отношения, как бы это сказать, близкопартнерские, а если еще точнее, то они в банальном преступном сговоре. Так что уполномоченная фирма берет у таможни на реализацию конфискованные сигареты по бросовой цене — чуть выше, чем оптовая на Западе, а продает уже по рыночной. Но главный фокус не в этом. Оказывается, если напрячься и змеей проползти через устрашающие параграфы законов и инструкций, конфискованный товар можно гнать без положенных лепиться на каждую импортную пачку акцизных голографических марок. И под одну конфискованную фуру можно спокойно продать еще десять фур, ввезенных контрабандой. А так как сигаретчики денег на отстежку многочисленным чиновникам не жалели никогда, то такая ситуация устраивает всех.

Операции с конфискантами Арнольд с приятелями провернули несколько раз, используя, правда, под это не родное товарищество с ограниченной ответственностью «Восток», а подставные фирмы, из тех, которых за тысячу баксов можно зарегистрировать десяток, а после краха забыть о них.

Больше ста миллионов долларов — так специалисты ориентировочно оценивали в Полесске оборот табачных изделий. И Арнольд был счастлив, что из этой сотни на его долю приходится не так мало.

В офисе у Сапковского в тот день появился Арнольд в первый раз после прибытия в Полесск. Погода сменилась, и в бок давило, так что приходили на память слова о ноющих старых ранах, но в целом он был в норме.

— По коньячку? — спросил Плут, устраиваясь поудобнее в затейливой формы кресле. Свой кабинет он обставил итальянской мебелью в модном в этом году стиле «Ягуар». Плут вообще имел слабость к этому слову. Ездил он тоже на роскошном «Ягуаре».

— Нет, не пью, — отмахнулся Арнольд.

— Давно? С полчаса или больше?

— В завязке полной.

— Понятно, — кивнул Сапковский.

— Ничего тебе. Плут, не понятно, — раздраженно произнес Арнольд. Все-таки грудь и бок болели сегодня сильно.

— Да все я понимаю. Можно сказать, по ту сторону побывал, — вздохнул Плут, откинулся в своем глубоком офисном кресле, погладил пальцами лежащую на столе ручку с золотым пером.

— Побывал.

— Наслышан, как ты в «Востоке» порезвился…

— Начало положено, — довольно произнес Арнольд. — Давить змею подколодную буду, пока не запищит.

— Инесса уже пищит. Знаешь, что она вчера закатила?

— Что?

— В «змеевнике» надралась вусмерть — ребята говорят, что никогда ее такой не видели.

«Змеевником» в народе прозвали китайский ресторан «Шанхай» за то, что там подавали для особых гурманов жареных змей.

— Одна была? — с интересом спросил Арнольд.

— С Доном Педро. — Сапковский засмеялся. — В общем, закатила истерику, грохнула о пол графин с вином. Педро попытался ее урезонить. Она в него швырнула тарелкой с китайской лапшой…

— И что?

— Попала в официанта.

— В милицию не сдали?

— Нет. Когда вытаскивали из ресторана, лягалась, как необъезженная кобыла…

— Хороша.

— А ты думал, какая у Глушака, царствие ему небесное, жена должна была быть? — хмыкнул Сапковский. — Как раз под его характер.

— Глушак, — протянул Арнольд с некоторой грустью. — Кажется, давным-давно его потеряли. А времени немного прошло. Время вообще странная вещь, Плут. Странная. События, которые были в детстве, стоят перед глазами. А лица людей, которые ушли только что, блекнут.

— Сократ ты наш, — произнес Плут ехидно. — Спиноза Полесский.

— Зря смеешься… Побывав там, становишься немного другим…

— Слышь, Арнольд, хватит нерв тянуть… Пить ты не пьешь, так хоть с девками гуляешь?

— Вроде того…

— Так давай. Московский музыкальный театр нашу дыру осчастливил гастролями. Я уже клинья подбил к танцевальной группе. Там девочки, я тебе скажу… Наши туземки уже осточертели. Деревня все-таки, даже если на конкурсе красоты победили. А там — шарм. Актрисы. Представь, Арнольд…

— Девочки, говоришь? — задумчиво произнес Арнольд.

— А ты что, после ранения на мальчиков перешел?

— Кончай лыбиться, морда, — хмыкнул Арнольд и хлопнул ладонью по подлокотнику дивана, на котором сидел.

Повод для праздника был. Только что Арнольд провел собрание учредителей «Востока», при этом на него вызвал людей, которые вообще успели забыть, что учреждали эту фирму. После некоторой закулисной обработки голосующих единогласно был изменен устав, в результате чего Инесса вообще лишилась всего, а Арнольд стал фактически хозяином фирмы. И если раньше доля учредителя не наследовалась, то сейчас значилось, что она наследуется, так что даже если вдруг кто-то решится на крайность — убрать владельца акций, чтобы загрести его пакет, тот перейдет наследникам. Инесса собрание проигнорировала, отлично понимая, что все равно кончится оно не в ее пользу. Поэтому она просто заранее напилась.

— А ведь убедил, черт польский. — Арнольд снял с пояса сотовый телефон, нащелкал номер. — Алло, Лена… Все хорошо прошло. Как я и рассчитывал… Только тут кое-какие проблемы. Надо фуры на таможне встретить, там непонятки могут возникнуть… Завтра подъеду. Не жди меня… Целую, дорогая…

Он ногтем щелкнул по телефону.

— И даже не покраснел, — восхитился Сапковский. — Красиво врешь.

— Практика…

Сапковский тоже в темпе обзвонил жену и любовницу, соврав, что намечаются неотложные дела. Потом прозвонил насчет отдельного кабинета в «Бригантину» — престижный ресторан на берегу Балтийского моря, откуда открывается удивительный вид на косу и вдали мигает, маня, далекий маяк… После этого он дозвонился до актрис — те уже были в боевой готовности. Вызвав шофера, проинструктировал его, чтобы тот забрал девушек из отеля и вез их быстрее в «Бригантину». Таким образом организовав все, он кивнул Арнольду:

— Поехали…

…Сапковский вел свой плавный, незаметно пожирающий расстояния «Ягуар» одной рукой, небрежно, наслаждаясь властью над отлично дрессированным, слушающимся каждого движения механическим зверем. Машина очертаниями, мягкими повадками и силой действительно напоминала совершенное животное, в честь которого названа.

Он включил магнитофон, из динамиков полилась современная музыка каких-то неотличимых одна от другой групп-близнецов — они блеяли про любовь, про то, что кто-то у кого-то одна.

Плут вдруг стал задумчив. Он помрачнел, и видно было, ему что-то хочется спросить, но он не решается. Наконец он произнес:

— Арнольд… Ну а как там?

— Где?

— На том свете. Как? Ты все-таки одной ногой в могиле стоял.

— Скоро узнаешь, — хмыкнул невесело Арнольд.

— Все там будем, — нервно произнес Сапковский, обгоняя зазевавшийся у поворота «жигуль». — Глушак уже там… Грехов-то у Глушака немало. Туго ему там.

— Кто знает.

— Туго, — настойчиво повторил Сапковский. — Кто же его так, не пойму.

— Я чуть башку не сломал, пока думал.

— Мои безопасники покопались, ментам хрусты я исправно отслюнявливал. Никто ничего не поймет. Глушака, конечно, было за что валить. Врагов он немало нажил… Но кто — ума не приложу.

— Может, когда-нибудь узнаем…

— Что он тебе тогда говорил, перед смертью?

— Почти ничего не успел… Озабоченный был какой-то. У него все мысли были о тех бабках, на которые нас нагрели.

— Бабки, бабки…

— Злой был, как пес цепной, — припоминал Арнольд. — Он по телефону еще когда мне звонил, в «конюшню» приглашал, тогда еще обещал, что кой-кому хреново придется, потому что он в гневе.