Мандаринка на Новый год - Дарья Александровна Волкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
– Хотя… – после затянувшейся паузы задумчиво добавил Ник, – Чад не в Эфиопии. А я жираф не изысканный, а самый обыкновенный. Тугодумающий.
– Коля… Ты знаешь на память Гумилёва?
– Не знаю никакого Гумилёва. Кто это?
– А чьи ты стихи только что декламировал?
– А-а, это… Это мне Варька процитировала, когда узнала, что я в Африку на стажировку собрался. А я запомнил почему-то. Хорошие стихи, значит. Если с первого раза запоминаются. Надо будет почитать.
– Между прочим, Гумилёв не только поэт, но и один из крупнейших исследователей Африки, – ответила Люба растерянно. – И в этой твоей Аддис-Абебе бывал. А еще там есть памятник Пушкину.
– Ничего себе! – присвистнул Ник. – Ай да Пушкин! Ай да… везде успел.
– Предположительно, прадед Пушкина именно из Эфиопии.
– Ясно.
Повисает молчание. Господи, неужели всего несколько месяцев назад она считала, что знает, кто такой Ник Самойлов? Невозмутимый рыжеволосый здоровяк с непритязательным чувством юмора и полнейшим иммунитетом к внешним данным сестёр Соловьёвых. Сейчас рядом с ней сидит совершенно другой человек. Широкоплечий стиляга-байкер, на которого заглядывается пара девиц за соседним столиком. Человек, который читает на память Гумилёва, даже не зная, кто это. Тип, который через неделю улетает за каким-то бесом не куда-нибудь, а в Африку! И ей это почему-то не всё равно. Очень не всё равно. Слишком не всё равно.
– Ладно. – Она поводит плечами, вынуждая его убрать руку со своего плеча. Не то чтобы хочет его обидеть – просто ей сейчас необходимо больше личного пространства. Ника и так слишком много внутри нее – в голове, в сердце. – Африка так Африка. Приедешь, расскажешь, правда ли там реки во-о-от такой ширины. И горы во-о-от такой вышины. И про крокодилов и бегемотов.
– Это вряд ли. – Он возвратился на свое место, напротив нее, усиленно делая вид, что его не задело ее нежелание прикосновений. – Думаю, буду там пахать, не поднимая головы, в госпитале. И не до крокодилов с бегемотами мне там будет. – Тут он глубоко вздыхает, словно решаясь на что-то. – Люб, я хочу тебя кое о чем попросить.
– Говори.
– Только ты, пожалуйста, не сердись на меня. – Он сказал это негромко, но решительно. И за руку всё же взял, несмотря на то, что она только что дала понять, что не хочет его прикосновений. – Люба, пожалуйста, сделай тест на беременность и УЗИ.
– Что?!
Он снова умудрился ее удивить.
– Я почитал об этом препарате… который ты пила. Одно из возможных последствий его приёма – внематочная беременность.
Сначала она просто потеряла дар речи. Ей потребовалось около минуты, чтобы собраться с силами. Ответить нормально, а не выплеснуть в словах то, что копилось в душе всё это время.
– Так боишься, что я от тебя залечу? Да как тебе объяснить, что это не входит в мои жизненные планы: завести от тебя ребёнка и таким образом захомутать тебя?
– Люба, – он крепко держит ее запястье, несмотря на все попытки вырвать руку, – внематочная беременность не вынашивается. Это патологическое состояние, которое очень опасно для здоровья. И может быть прекращено только хирургическим путём, а в случае несвоевременной диагностики может привести к кровотечению в брюшную полость и…
Люба бледнеет.
– У меня всё в порядке! Нет никакой беременности, всё… всё наступило, как положено! Тем более прошло уже столько времени!
– Она может протекать первое время бессимптомно. Люба, пожалуйста. Это очень серьёзно. Просто сделай тест и УЗИ. Чтобы мы знали точно, что у тебя всё в порядке. Я не хочу… чтобы ты расплачивалась своим здоровьем за мою ошибку. Пожалуйста. Я тебя прошу. Это просто, быстро, не больно и делается в любом частном гинекологическом кабинете. Анонимно можно даже. Раньше надо было, конечно, но я не сразу сообразил. Да и думал, что ты меня слушать не станешь. И… Люба… Ну, пожалуйста… Сделай это. Давай, я оплачу всё и…
– Прекрати! Ладно. Я всё сделаю. Сама.
– Спасибо. Не сердись. Я переживаю. И мне очень стыдно, что я втянул тебя в это и подверг таким… неприятностям.
Он притянул ее руку и поцеловал в ладонь. Совсем с ума сошёл! В довершение к этой пижонской байкерской куртке, Гумилёву и Африке еще и руки целовать вздумал! Что с ним делать прикажете? Что? И с собой заодно.
* * *
Он всё-таки умудрился ее напугать, и на следующий день Люба с утра первым делом нашла в Интернете адрес ближайшего к офису гинекологического кабинета. В пяти минутах находится, оказывается. Позвонила. И есть запись как раз на время обеденного перерыва. В общем, Ник оказался прав – быстро и просто. На всё ушёл час времени.
В два часа дня Ник получил эсэмэску: «Я всё сделала. Всё в порядке». Ответ ей пришёл быстро: «Спасибо». А еще через пару часов ему пришла еще одна эсэмэска от нее: «Сегодня после работы. До девяти вечера квартира наша». Ответ был еще лаконичнее: «Ок».
* * *
Она не ждала ничего от этой встречи. Точнее, запретила себе ждать. В мыслях было только одно – он уезжает на три месяца. Просто… просто на прощание. Чтобы помнить. Чтобы он помнил. Чтобы самой…
И когда, спустя несколько минут после первого жадного раза, едва у них обоих выровнялось дыхание, его рука скользнула к внутренней поверхности ее бедра, она сжала ноги и перехватила его ладонь.
– Не надо.
– Почему?
– Не хочу.
– Люба… Что я сделал не так? Тебе же нравится… Пожалуйста…
Тёплое дыхание прямо в ухо, тело мгновенно покрывается мурашками и почти нестерпимое желание развести бедра и позволить ему дать ей то, чего она хочет. Он прав! Хочет. И боится. Боится дать ему слишком большую власть над собой. Каждый раз, когда она так отдаётся ему, словно какая-то часть ее переходит Нику. С каждым разом всё больше и больше она принадлежит ему. И это пугает, реально пугает. Потому что она не представляет, что с этим делать. И как с этим жить, особенно в свете того, что было совсем недавно. И из-за перспектив его скорого отъезда. Нет, инстинкт самосохранения берёт верх над собственным вожделением.
– Я не могу.
– Почему? Ты сердишься на меня? Всё еще сердишься?
– Не в тебе дело.
– А в ком?
– Во мне. – Она утыкается ему в шею, чтобы он не видел. Не
