Том 1. Рассказы, сказки, повести - Николай Носов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А никто не прогонит?
— Нет. Дедушка на работу ушёл. Никого дома нет. Лезь прямо в окно.
Бобик залез в окно и с любопытством стал осматривать комнату.
— Тебе хорошо! — сказал он Барбосу.— Ты в доме живёшь, а вот я живу в конуре. Теснота, понимаешь! И крыша протекает. Неважные условия!
— Да,— ответил Барбос,— у нас квартира хорошая: две комнаты с кухней и ещё ванная. Ходи где хочешь.
— А меня даже в коридор хозяева не пускают! — пожаловался Бобик.— Говорят — я дворовый пёс, поэтому должен жить в конуре. Один раз зашёл в комнату — что было! Закричали, заохали, даже палкой по спине стукнули.
Он почесал лапой за ухом, потом увидел на стене часы с маятником и спрашивает:
— А что это у вас за штука на стенке висит? Всё тик-так да тик-так, а внизу болтается.
— Это часы,— ответил Барбос.— Разве ты часов никогда не видел?
— Нет. А для чего они?
Барбос и сам не знал толком, для чего часы, но всё-таки принялся объяснять:
— Ну, это такая штука, понимаешь… часы… они ходят…
— Как — ходят? — удивился Бобик.— У них ведь ног нету!
— Ну, понимаешь, это только так говорится, что ходят, а на самом деле они просто стучат, а потом начинают бить.
— Ого! Так они ещё и дерутся? — испугался Бобик.
— Да нет! Как они могут драться!
— Ты ведь сам сказал — бить!
— Бить — это значит звонить: бом! бом!
— А, ну так бы и говорил!
Бобик увидел на столе гребешок и спросил:
— А что это у вас за пила?
— Какая пила! Это гребешок.
— А для чего он?
— Эх, ты! — сказал Барбос— Сразу видно, что весь век в конуре прожил. Не знаешь, для чего гребешок? Причёсываться.
— Как это — причёсываться?
Барбос взял гребешок и стал причёсывать у себя на голове шерсть:
— Вот смотри, как надо причёсываться. Подойди к зеркалу и причешись.
Бобик взял гребешок, подошёл к зеркалу и увидел в нём своё отражение.
— Послушай,— закричал он, показывая на зеркало,— там собака какая-то!
— Да это ведь ты сам в зеркале! — засмеялся Барбос.
— Как — я?.. Я ведь здесь, а там другая собака.
Барбос тоже подошёл к зеркалу. Бобик увидел его отражение и закричал:
— Ну вот, теперь их уже двое!
— Да нет!— сказал Барбос— Это не их двое, а нас двое. Они там, в зеркале, неживые.
— Как — неживые? — закричал Бобик.— Они же ведь двигаются!
Вот чудак! — ответил Барбос— Это мы двигаемся. Видишь, там одна собака на меня похожа?
— Верно, похожа! — обрадовался Бобик.— Точь-в-точь как ты!
— А другая собака похожа на тебя.
— Что ты! — ответил Бобик.— Там какая-то противная собака, и лапы у неё кривые.
— Такие же лапы, как у тебя.
— Нет, это ты меня обманываешь! Посадил туда каких-то двух собак и думаешь — я тебе поверю,— сказал Бобик.
Он принялся причёсываться перед зеркалом, потом вдруг как засмеётся:
— Глянь-ка, а этот чудак в зеркале тоже причёсывается! Вот умора!
Барбос только фыркнул и отошёл в сторону. Бобик причесался, положил гребешок на место и говорит:
— Чудно тут у вас! Часы какие-то, зеркала с собаками, разные финтифлюшки и гребешки.
— У нас ещё телевизор есть! — похвастался Барбос и показал телевизор.
— Для чего это? — спросил Бобик.
— А это такая штука — она всё делает: поёт, играет, даже картины показывает.
— Вот этот ящик?
— Да.
— Ну, это уж враки!
— Честное слово!
— А ну пусть заиграет!
Барбос включил телевизор. Послышалась музыка. Собаки обрадовались и давай прыгать по комнате. Плясали, плясали, из сил выбились.
— Мне даже есть захотелось,— говорит Бобик.
— Садись за стол, сейчас я тебя угощать буду,— предложил Барбос.
Бобик уселся за стол. Барбоска открыл буфет, видит — там блюдо с киселём стоит, а на верхней полке — большой пирог. Он взял блюдо с киселём, поставил на пол, а сам полез на верхнюю полку за пирогом. Взял его, стал вниз спускаться и попал лапой в кисель. Поскользнувшись, он шлёпнулся прямо на блюдо, и весь кисель у него размазался по спине.
— Бобик, иди скорей кисель есть! — закричал Барбос.
Бобик прибежал:
— Где кисель?
— Да вот у меня на спине. Облизывай. Бобик давай ему спину облизывать.
— Ох, и вкусный кисель! — говорит.
Потом они перенесли пирог на стол. Сами тоже на стол уселись, чтоб удобнее было. Едят и разговаривают.
— Тебе хорошо живётся! — говорит Бобик.— У тебя всё есть.
— Да,— говорит Барбос,— я живу хорошо. Что хочу, то и делаю: хочу — гребешком причёсываюсь, хочу — на телевизоре играю, ем и пью что хочу или на кровати валяюсь.
— А тебе позволяет дедушка?
— Что мне дедушка! Подумаешь! Эта кровать моя.
— А где же дедушка спит?
— Дедушка там, в углу, на коврике.
Барбоска так заврался, что не мог уже остановиться.
— Здесь всё моё! — хвастался он.— И стол мой, и буфет мой, и всё, что в буфете, тоже моё.
— А можно мне на кровати поваляться? — спросил Бобик.— Я ни разу в жизни ещё на кровати не спал.
— Ну пойдём, поваляемся,— согласился Барбос.
Они улеглись на кровать.
Бобик увидел плётку, которая висела на степе, и спрашивает:
— А для чего у вас здесь плётка?
— Плётка? Это для дедушки. Если не слушается, я его плёткой,— ответил Барбос.
— Это хорошо! — одобрил Бобик.
Лежали они на кровати, лежали, пригрелись да и заснули. Не услышали даже, как дедушка с работы пришёл.
Он увидел на своей кровати двух псов, снял со стены плётку и замахнулся на них.
Бобик с перепугу выпрыгнул в окно и побежал в свою конуру, а Барбос забился под кровать, так что его даже половой щёткой нельзя было вытащить. До вечера там просидел.
Вечером вернулся домой кот Васька. Он увидел Барбоса под кроватью и сразу понял, в чём дело.
— Эх, Васька,— сказал Барбос,— опять я наказан! Даже сам не знаю за что. Принеси мне кусочек колбаски, если тебе дедушка даст.
Васька пошёл к дедушке, стал мурлыкать и тереться спинкой о его ноги. Дедушка дал ему кусочек колбаски. Васька половину съел сам, а другую половинку отнёс под кровать Барбоске.
Под одной крышей
Из всех пичужек самые образованные — это воробьи. И знаете ли почему? Потому что они живут не в лесах или полях, а в сёлах и городах, где могут многому от людей научиться. У них даже имена на человечий лад. Когда-то, в дни моей молодости, я, например, знал воробья, которого звали — как бы вы думали? — Александр Македонский! У другого моего знакомого воробья было имя, как у известного сказочного богатыря, Алёша Попович. Честное слово, правда! Этот Алёша Попович был не то чтобы какой-нибудь воробьиный силач или богатырь. Нет, он просто происходил из семьи, которая жила когда-то в старой церкви под куполом. Поэтому воробьи и прозвали всю его семейку Поповичами. Был тут и Андрюша Попович, и Кирюша Попович, и Антоша Попович, и вот даже Алёша Попович один оказался.
А того воробья, про которого я хочу рассказать, тоже звали очень красиво — Золотой Петушок. Неизвестно, откуда у него взялось такое красивое имя, но известно, что воробей он был очень умный. Однажды он заболел не на шутку и долго хворал, представьте себе, но всё-таки вылечился, и притом сам, без всякой посторонней помощи, то есть без помощи докторов.
И откуда только ума набрался! Ну конечно же, от людей.
В те далекие времена, а было это лет двадцать назад, Золотой Петушок жил на чердаке старого четырёхэтажного дома. Под крышей ему было и тепло, и уютно, и весело, то есть интересно, потому что на чердаке в долгие зимние вечера, когда бывает особенно скучно, он мог сколько угодно слушать, о чём говорят жильцы верхнего этажа. Конечно, слушать он мог, когда говорили достаточно громко. Когда говорили обыкновенным голосом, то было слышно только какое-то неясное бормотание: «Бу-бу-бу! Бу-бу-бу! Бу-бу-бу!» Впрочем, если хорошенько прислушаться, то и в этом случае можно было кое-что разобрать.
Особенно хорошо на чердаке было слышно радио, а нужно сказать, что в те далёкие времена радио уже всюду существовало. Вот телевидения, правда, не было. Но воробью телевидение и ни к чему, потому что не мог же он смотреть телевизор, сидя на чердаке. Для этого надо было находиться в комнате. Хорошо на чердаке было слышно также, когда в доме кто-нибудь заводил патефон или играл на пианино. Но вот этого наш Золотой Петушок как раз не любил.
Дело в том, что на самом верхнем этаже дома жила маленькая девочка. Её звали Наденька. Мама и папа очень любили Наденьку и купили для неё пианино. Им очень хотелось, чтоб их девочка сделалась знаменитой музакантшей. Но Наденьке не очень хотелось делаться музыкантшей. Ей больше всего хотелось поступить на одёжную фабрику, не сейчас, конечно, а впоследствии, когда подрастёт. А сейчас, пока она ещё была маленькая, ей больше всего нравилось шить для своих кукол платья.