Первомост - Павел Загребельный

А Кирик говорил, будто читал невидимую книгу.

История была далекая, длинная и короткая одновременно, если учесть количество событий, охваченных в ней. Начиналось все от палестинских пастухов-патриархов, от самого Авраама, его сына Исаака и от соперничества сыновей Исаака - Исава волосатого и Якова, далее все сосредоточивается на самом Якове и его многочисленных сыновьях, среди которых красотой и хитростью отличался Иосиф, он донимал братьев своей хвастливостью и предупредительностью перед отцом, за что братья возненавидели Иосифа, бросили его в колодец, а потом, пожалев губить его душу, продали странствующим купцам-израильтянам, которые и привезли Иосифа в Египет, где его купил богатый вельможа Потифар, и, собственно, тут только и начинается самая история, на которую натолкнуло Кирика отрывистое повествование Стрижака про Маркерия и Воеводиху.

В скором времени Иосиф превзошел в доме Потифара всех, и передал Потифар все, что имел, в руки Иосифа и не знал ничего в своем имуществе, кроме хлеба, который ел. А поскольку Иосиф был весьма хорош собой, то случилось так, что Иосиф приглянулся жене Потифара, и она сказала: "Ляг со мною". Он же не захотел изменить своему хозяину, который все ему доверил, кроме жены своей. И случилось однажды, что вошел Иосиф в дом по делам, и никого в то время там не было, и тогда схватила его за одежду жена Потифара, говоря при этом: "Ложись со мною!" И оставил одежду свою Иосиф в руках ее и спасся бегством...

Жена Потифара, увидев, что он оставил одежду свою в руках у нее, а сам бежал прочь, позвала слуг и закричала, что хотел насмеяться над ней...

Вот тут и хотелось Маркерию вскочить и закричать: "Так и со мной было!" Но Стрижак опередил его, прервал рассказ Кирика, весьма недвусмысленно указав на его неуместность и несоответствие случаю, на что игумен сонно, однако твердо возразил ему, что Кирик всегда говорит лишь уместные вещи, ибо владеет высоким и незаурядным умением к каждому житейскому приключению подыскивать соответствующие места из деяний высоких и священных, а это должно направлять мысли каждого в направлении богополезном и благом. Кто же не способен на такое, тот должен либо молчать, либо...

Намекалось, возможно, и на то, чтобы незваные шли туда, откуда пришли, но теперь никакая сила не могла бы оторвать Стрижака от котла с вкусной ухой, он согласен был выслушать еще более нудные разглагольствования Кирика, а чтобы не подумали, будто он присел к их огню с одним только пустым желудком и пустыми руками, метнулся в темноту к сумам, сваленным Немым на траву, достал жбан с питьем, побулькал заманчиво у игумена над ухом, и тот стал чуточку мягче, потому что в жбане было именно то, что и монаси приемлют.

А чтобы не остаться в долгу и перед Кириком, на которого жбан не произвел никакого впечатления, Стрижак немедленно подбросил еще и свою историю, но уже не такую книжно отдаленную, что ее не ухватить ни рукой, ни мыслью, а близкую, очень близкую, хотя и не лишенную вмешательства сил высших, то есть непостижимых.

Прежде всего Стрижак обратил внимание святых отцов на Немого. Ибо хотя человек и безмолвный, но не без значения, наделен подобием со святым Николаем-чудотворцем, под триблаженным покровительством которого находятся их Мост, Воевода Мостовик, а также они, грешные. Но и не в самом сходстве Немого с Николаем-чудотворцем суть. Ибо случилось новое чудо, свершилось оно здесь неподалеку и совсем недавно, то есть почти только что. Когда гнались они за этим греховным отроком без надежды догнать его, потому что вовсе не знали, куда он бежал и нападут ли они на след его или же будут ловить ветер в поле, и вот тогда по воле Николая-чудотворца направлены они были в плавни и пущены по этому следу. А поскольку греховный отрок превосходил их в быстроте, Николай-чудотворец снова пришел им на помощь и, приняв вид простого оратая с жалкой клячей, стал на пути у отрока, да еще и сделал вид, будто застряла его лошадка вместе с возком в трясине плавней, и попросил беглеца помочь ему. И пока тот помогал, мы настигли его и взяли, тепленького, и вот держим в своих руках!

Игумен продолжал дремать, убаюканный тарахтеньем Стрижака; он, видимо, толком и не понял, о чем шла речь, лишь слышал многократно повторяемое имя Николая-чудотворца, отчего еще больше погружался в дрему, ибо и сам молился этому святому, пока плыл в Киев, а теперь должен был молиться, возвращаясь в Смоленск с драгоценным миром для помазаний. Кроме того, игумен ждал, когда упреет уха, ибо его крепкий крестьянский желудок требовал насыщения, игумен не считал голод хорошим советчиком, поэтому до поры до времени не хотел ни выяснять, что за люди перед ним, ни вслушиваться в их приключения, ни обсуждать их дела.

Зато Кирик, ревниво относившийся к любой попытке задеть дела книжные, связанные с деяниями святых и угодников, не мог стерпеть россказней Стрижака о Николае-чудотворце, его возмутило уже одно то, что Стрижак имел наглость сравнить святого с немым и, как видно, совершенно темным человеком; точно так же неодобрительно отнесся он и к выдумке о явлении Николая-угодника в образе простого оратая, да еще и на жалкой кляче, ибо кто же не ведает, что святой Николай всегда появляется в торжественных одеяниях злато-серебряных и идет в них не только по земле, но и по водам. И еще: разве же Николай-чудотворец хотя бы один раз способствовал насилию над человеком, разве допустил зло и неправду? Ведь он только спасает людей, спасает на суше и на водах, потому-то и назван он заступником людским, потому-то и молитвы возносят в его честь. Ибо кто же спас трех мужей от смерти во времена императора Константина, кто Агрикова сына в единый миг перебросил с земли сарацинской в землю родную, кто со дна морского поднял человека и опустил его в хлевок его собственный, кто содеял многочисленные чудеса, которые перечесть невозможно?

- Дак мы же молились Николаю, а кто ему молится, тому он и помогает, - засмеялся Стрижак на все выкрики Кирика. - А отрок не верил в силу Николая, хотя я и обучал его этому. Вот и получил теперь.

- И Немой молился тоже? - уже спокойнее, с еле скрытой насмешкой спросил Кирик.

- И Немой, - не растерялся Стрижак. - А что? В Святом письме сказано: "Возноси молитву в тишине". Кто же может помолиться тише, как не Немой?

- И ты утверждаешь, что святой Николай явился для того, чтобы помочь в деле неправом? - не мог успокоиться Кирик.

- А что такое дело правое или неправое? Как их различить? - Стрижак, прищурившись, взглянул на тощего монаха. Кирик задвигался, подыскивая неотразимый ответ этому грубому насильнику, имеющему наглость прикрываться святым именем чудотворца, но в это время игумен открыл глаза, шмыгнул носом и подал знак послушникам, чтобы снимали котелок с огня.

Спор прервался на полуслове. Послушники быстро вырыли ямку, поудобнее устроили в ней котелок; один из послушников раздал всем деревянные ложки, а Стрижак открыл свой жбан и нюхнул, чтобы убедиться в качестве напитка. Кирик же, хотя внешне и смирился, тоже умолк и тоже взял ложку в руку, но мысленно он еще продолжал спор со Стрижаком, и уже, собственно, не спор, а просто размышлял с самим собою. Ибо если допустить, что Николай-чудотворец в самом деле явился среди плавней, как рассказывает этот грубый человек, а святой должен время от времени являться взорам людей, чтобы подтвердить свою святость и всемогущество, то возникает тогда вопрос: зачем он это сделал? Ведь не для того же, чтобы юношу, пускай даже и виновного, хотя нельзя считать виновным такого юного и неопытного подростка, отдать в руки людям неправедным. Следовательно, нужно доискиваться более глубокого значения в деяниях Николая-чудотворца. Ибо разве же не случалось множество раз так, что святой словно бы для испытания ввергал какого-то человека в морскую пучину или в какое-нибудь другое опасное приключение, а потом только спасал его? Взять для примера попа Христофора из города Митилены, как шел он на праздник Николая-чудотворца в Миры Ликийские и попал в руки сарацинов и они должны были отсечь ему голову. Уже аравит подошел к связанному Христофору с мечом и уже замахнулся, но Христофор помолился Николаю, и чудотворец забрал меч из рук аравита. Тот бросился за другим мечом, снова замахнулся, но снова в руках у него ничего не было. Тогда еще и в третий раз аравит схватил у кого-то меч, чтобы непременно зарубить несчастного попа, но и в третий раз забрал у него оружие Николай-чудотворец, чем вынудил даже неверного сарацина упасть на колени и признать силу христианского святого. Так, может, святой и тут подает кому-то знак, дабы исполнил он его волю и сотворил праведное дело? Но кому? Отцу игумену? Отец игумен без постороннего совета ничего не учинит, он честен, однако слишком углублен в телесность свою, чтобы читать небесные знаки; он и сам признает свою однобокость, для того и держал возле себя Кирика, который должен всячески его дополнять. Послушники слишком молоды, чтобы самим что-то делать, пока не велят старшие. Остается кто же? Остается он, Кирик.