Денарий кесаря - Санин Евгений
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Да где ж деньги на все взять? – недоумевая, о чем это говорит Настя, сказал первое, что пришло на ум, Василий Иванович.
- Так ведь у нас что-то еще осталось от заказа. Ты передашь собранные монеты Соколову через Володьку. А деньги за работу пустим на обмен и переезд. Не хватит – продашь свою тетрадрахму!..
- Афинку?! – Василий Иванович крепко сжал монету в кармане и наотрез отказался. – Да ты что! Не собираюсь я ее продавать! И потом, это квартира моих родителей. Она – как память о них… Почему это я должен менять ее? Уезжать из этого города! Здесь – школа, где меня уважают, ценят и понимают, наконец! Нет, я даже думать ни о каком обмене не хочу!
- Ну, хорошо, хорошо! - торопливо согласилась Настя. – Давай тогда просто уедем – на время! На полгода, на год!
- Но куда?
- Да как можно подальше. Хотя бы на Сахалин! У меня там родственники!
- На Сахали-ин?!
Василий Иванович вдруг подумал, что тогда он не сможет бывать в клубе все это долгое время, хотел отказаться, найдя честные и убедительные причины: мол, когда, наконец, докторскую соберусь писать, как тогда без московских библиотек и архивов?.. Но, к счастью, Настя опередила его. Она вдруг как-то сразу сникла и сама отказалась от своего предложения.
- Хотя они и там нас найдут… - прошептала она и обреченно махнула рукой.
Василий Иванович посмотрел на жену и успокаивающе положил ей ладонь на плечо:
- Мне кажется, что ты сильно преувеличиваешь опасность! В конце концов, есть милиция! Зачем нам их так бояться?
- Как зачем? Ведь от этих людей можно ожидать всего. Понимаешь – всего!
- Да будет тебе! - через силу улыбнулся непослушными губами Василий Иванович. - В конце концов, что я им такого сделал? И тем более – ты!
Он действительно не чувствовал за собой никакой вины. Совесть его была спокойна. И, тем не менее, настроение испортилось окончательно…
Отказавшись от ужина, он перенес телефон в свою комнату и, набрав номер Владимира Всеволодовича, сразу сказал:
- Кажется, они нас все-таки перехитрили!
- Что ты хочешь этим сказать? – насторожился Владимир Всеволодович.
Василий Иванович подошел к двери, плотнее закрыл ее и принялся объяснять:
- Во время первой встречи я показал им денарий кесаря, который привез тогда для Ашота Телемаковича. Они утвердили его, как основную монету коллекции. Думали, тот продаст его за две или за три цены. А Ашот Телемакович категорически отказался продавать за любые деньги!
- Да, дела-а-… - озадаченно протянул Владимир Всеволодович. – А может объяснить ему все и сказать, что тебя убить могут за этот денарий?
- Ты что, Ашота Телемаковича не знаешь? - с горечью усмехнулся Василий Иванович. - Он скорее умрет вместо меня, но денарий не отдаст!
- И это правда…
Положение казалось безнадежным. Даже Владимир Всеволодович молчал и уже ничего не мог придумать. Василий Иванович вздохнул и с досадой сказал:
- И дался же им этот денарий кесаря! Ведь если разобраться, то до революции вообще считалось, что на нем был изображен не Тиберий, а Октавиан Август!
- Как ты сказал – Август? Откуда знаешь?! – сразу насторожился Владимир Всеволодович.
- Не знаю – а видел!
- Где?!
- В книге – «Закон Божий»
- И ты знаешь, где эту книгу можно достать?
- Еще бы не знать! – усмехнулся Василий Иванович. – Из моего портфеля! Я ее на время взял почитать! А ты все это – к чему? – в свою очередь насторожился он и услышал оживающий голос:
- К тому, что надо показать им эту книгу и предоставить на ее основании другой денарий – Августа. Насколько я помню, ты, словно специально для этого приобрел сегодня такой великолепный денарий.
- Бесполезно! – вздохнул Василий Иванович. - Градов может сказать, что у нас устаревшие данные. Что теперь наука считает, что на денарии должен был быть изображен именно Тиберий. Вот если бы это была статья в современном журнале или хотя бы заметка…
- Я как раз готовлю сейчас небольшое сообщение в один солидный исторический журнал. Вот уже гранки вычитываю, - задумчиво проговорил Владимир Всеволодович. – Но разумеется на другую тему.
- А что если вместо него срочно написать и поставить в номер нужную нам статью?
- Написать можно… И номер выходит за день до срока сдачи нашего заказа. Но кто же согласится в научном журнале опубликовать материал на христианскую тему?!
- В другое время, может, это было бы невозможно. Но сейчас ведь – год тысячелетия крещения Руси!
- Да ну? Так ведь это совсем другое дело! – сразу оживился Владимир Всеволодович. – У нас любят юбилеи! А главному редактору я все это так преподам, что он просто ухватится за нашу статью!
- Только подписана она должна быть – тобой! – предупредил Василий Иванович. – Иначе все будет шито белыми нитками. Они ведь знают мою фамилию.
- Само собой разумеется. И о денарии кесаря по этой же причине тоже нельзя писать напрямую. Лучше начать с того, о чем говорил сегодня Исаак Абрамович – что наиболее правильным следует считать сребреником Иуды не тетрадрахму Тира или последнего Селевкида, а гораздо ближе по времени к тридцатым годам – серебряную монету Антиохии. Тем более, что Иудея находилась в ее подчинении. А о денарии кесаря дать лишь, как противопоставление – мол, а тут, наоборот, нужно больше доверять дореволюционным данным. Обмолвиться вскользь. Но и этого будет более чем достаточно, чтобы они вынуждены были уступить нам!
- Ну так что, тогда за дело? – обрадовался Василий Иванович и услышал уже окончательно решительный голос друга:
- Да! Я начинаю срочно писать статью, а ты…
- Знаю-знаю! Можешь не напоминать: заканчивать повесть! Могу порадовать – сегодня уже допишу пролог!
- Как – только пролог?! – ахнул Владимир Всеволодович.
- А ты как думал? – упрекнул его Василий Иванович. – Сам виноват! Настроил меня, чтобы все было строго по Евангелию. Вот я так и делаю. Но ты не беспокойся! Основная часть уже вся продумана-передумана, и ее можно написать за три-четыре дня, максимум за неделю. Самое сложное это пролог, потому что в нем – о Христе!
Положив трубку, он посмотрел на монеты, подложил к ним новые и взялся за авторучку…
«...Помахав на прощанье юному ученику Христа, отец с сыном бросились к толпе. Но когда они дошли до двух иудеев, один из которых называл другого Накдимоном, мужчина от разочарования едва не выпустил руку сына:
- О, боги! Это не он…
Иудей в богатой одежде с широкими воскрилиями, заметив язычников, взял собеседника под руку и понизил голос, с горечью говоря:
- Кто, ответь, кто после такого позора поверит, что уверовавшие в него не погибнут, но будут иметь жизнь вечную? Ведь закон гласит: проклят всяк, висящий на древе!..
Видя, что чужестранцы не уходят, Накдимон-Никодим развязал кошель. Не желая оскверняться прикосновением к язычникам, он бросил монетку прямо на мостовую.
Теофил нырнул за ней и, надкусив, сунул за щеку.
- Прости! – с улыбкой извинился за него мужчина. – Мы не нищие. Я – Апамей из Антиохии-на-Оронте. Дома у меня своя камнерезочная мастерская. Просто я принял тебя за старшего сына…
- Как ты смеешь, сириец! – с гневом вскричал собеседник Накдимона. – Спутать какого-то бродягу с уважаемым всеми фарисеем, с нашим учителем?!
- Я – грекос! И мой сын не бродяга, он имеет римское гражданство! – с вызовом заявил мужчина. – А что касается ваших учителей – вижу я, как вы обращаетесь с ними! Сегодня пальмовые ветви под ноги, а завтра – на крест!
Он резко показал рукою в сторону центурии и, не увидев ее, ахнул:
- Однако, заболтались мы тут, Теофил… Идем!
Не теряя достоинства, антиохиец вежливо поклонился Накдимону, ухватил крепче за руку точно скопировавшего каждое его движение сына и снова заспешил из толпы.
- Мне что? Я живу по закону!.. – доносилось справа.
- …распнут, и можно праздновать пасху, воссылать молитвы Богу! – слышалось слева.
- А что я? Что сказал священник, то и прокричал!..
Когда Апамей с сыном вышли на улицу, по которой, все также уныло звякая доспехами, брели воины, то увидели, что даже опередили их.
