Третий Храм Колумба - Стив Берри

Физический барьер длиной в семьсот шестьдесят километров определял границу между Израилем и Палестиной. По большей части он состоял из трех рядов колючей проволоки, а те участки, которые проходили через города, представляли собой бетонные стены. По всей длине стен имелись посты и ворота, позволявшие переходить с одной стороны на другую. Идея состояла в том, чтобы определить границу и предотвратить атаки террористов с обеих сторон, и барьер эту функцию выполнял. Его уничтожение казалось немыслимым.

– Но почему эта идея вообще рассматривается? – уточнил австриец.

– Чтобы что-то получить, нужно что-то отдать.

Нет, совсем не так.

– Правительство находится на последней стадии переговоров, – добавил израильтянин. – Скоро предстоят парламентские выборы. Все понимают, что грядут перемены. Какие, мы пока не знаем, Захария. А неуверенность приводит к компромиссам.

Саймон ненавидел то, что мир встревает во внутренние дела Израиля. Один мировой лидер за другим, в особенности американские президенты, стремились установить в этом регионе мир. Но евреи и арабы сражаются уже много лет, и их противоречия непреодолимы. И никто, кроме самих участников конфликта, не может понять глубины их разногласий.

Захария это понимал.

И собирался действовать.

Однако в его планы не входили уступки.

– Наш враг не хочет мира, – четко сформулировал Саймон свою позицию. – И никогда не хотел. Им интересны лишь наши уступки, ничего больше.

– Подобное мышление и привело к тому, что мы оказались в нынешнем положении, – заметил его собеседник.

Вовсе нет. Виновны в этом были люди вроде человека на экране и другие жители Израиля, которые действительно считают, что переговоры положат конец пятисотлетней вражде.

Идиоты.

Все до единого.

Евреев нужно заставить увидеть истину.

Так и будет.

Том быстро шагал через площадь перед собором Святого Стефана. Его часы показывали 12.25 дня. Он добрался в Вену с большим запасом времени, поскольку поездка на запад из Братиславы заняла всего сорок минут. Репортер припарковал взятую напрокат машину в нескольких кварталах от собора и теперь смотрел на массивное здание с зазубренной стрелой шпиля, которая вздымалась в лазурное небо. После того как Захария согласился на обмен, Саган решил, что ему потребуется помощь. Когда он сидел в библиотеке Джэксонвилла, ему повезло. Его знакомая из прежних времен по-прежнему работала в «Курьере», одной из самых крупных венских газет. В прежние годы газета выходила только в бумажном виде, а теперь существовала еще и в электронном варианте, и Том узнал имя одного из ответственных редакторов.

Инна Третьякова.

Саган свернул с площади и нашел проход, ведущий в лабиринт узких улиц. Прошло десять лет, но он хорошо помнил их расположение. Этот талант часто ему помогал. Он постоянно забывал имена, но никогда – лица и места. Кафе, которое он искал, когда-то было одним из его любимых, там собирались местные и иностранные репортеры. Том вошел в стеклянную дверь и сразу отыскал глазами фреску на потолке – превосходную оптическую иллюзию. Все остальное тоже почти не изменилось. И Саган сразу узнал лицо в толпе посетителей.

– Инна, ты, как всегда, очаровательна, – сказал он по-английски, подходя к коллеге.

– А ты сохранил свое обаяние.

Ей было около сорока пяти – густые светлые вьющиеся волосы до плеч, лицо с безупречной кожей, светло-голубые глаза… Время пощадило эту женщину, и ее фигура оставалась такой же, как прежде, стройной и изящной. Инна была замужем, и их с Томом связывали лишь дружеские и деловые отношения. Саган позвонил ей из Братиславы, и хотя они не разговаривали много лет, она сразу согласилась с ним встретиться.

– Мне нужна услуга, Инна, – сказал он теперь. – Я ужасно тороплюсь, у меня возникли трудности, но я надеюсь, что ты сможешь мне помочь.

– Ты всегда торопишься, Томас. – Третьякова была одним из немногих людей, кто так его называл.

– У моей дочери возникли неприятности здесь, в Вене, и я должен ей помочь. А для этого мне потребуется твое участие.

– Как твои дела? – спросила вместо ответа женщина.

Саган позволил ей сменить тему, потому что она искренне хотела знать.

– Не слишком хорошо, Инна, – признался он. – Но я сам виноват.

– Ты был лучшим репортером из всех, кого я знала, – сказала Третьякова. – Мне хотелось тебе это сказать после всего, что случилось, но я не смогла тебя найти.

– Я вроде как исчез. Жил уединенно.

– Наверное, это не очень хорошо. У тебя есть друзья, Томас. Люди, которые тебя уважают и которые никогда не верили в то, что про тебя писали и говорили.

Том оценил ее преданность. Однако лишь немногие из друзей пришли к нему на помощь, когда он в них нуждался.

– Томас Саган всегда был со мной честен, – продолжила его собеседница.

Журналист улыбнулся. Он уже давно не слышал таких слов.

– Теперь я давлю на моих людей, – добавила женщина. – Совсем как ты давил на меня, когда мы работали вместе. Я помню все, чему ты меня научил.

Десять лет назад она работала в иностранном отделе «Курьера», и они несколько раз вместе летали на Ближний Восток. Инна обладала прекрасным организаторским талантом, и у нее был краткий выразительный слог, так что Том всегда знал, что из нее получится отличный редактор.

– Твоя дочь попала в беду? – спросила она.

– Боюсь, что да. Мы с ней не очень близки, но я должен ей помочь.

– Конечно, должен, ведь она твоя дочь.

– А как дела у твоих детей? – поинтересовался Саган. Их у его подруги было двое, если он ничего не забыл.

– Оба растут, – ответила она. – Дочка, возможно, станет репортером.

Им было комфортно вместе, как и много лет назад. Возможно, Том ошибся, когда смешал всех своих бывших друзей в одну вонючую кучу…

Теперь он решил, что правильно поступил, позвонив Инне.

Она наклонилась к нему.

– Расскажи мне, Томас, что я могу сделать, чтобы помочь твоей дочери.

Глава 34

Элли услышала, как колокола над собором Святого Стефана пробили пять часов дня. Они с Брайаном подходили к храму с запада, по краю площади перед главным входом.

– Саймон сейчас для нас не проблема, – сказал Джеймисон. – Ты нужна ему внутри, чтобы он мог показать тебя отцу. Но после он сразу станет опасен.

Это пугало девушку – ей совсем не хотелось быть приманкой.

– Я должен вывести тебя и твоего отца из собора перед тем, как Саймон сделает свой ход, – продолжил Брайан. – А он его обязательно сделает. Вопрос только, где и когда.

Прохожие куда-то спешили по своим делам. Они находились в самом сердце Вены, и собор выделялся на фоне низких компактных зданий. От площади отходили две самых престижных улицы с бесчисленными магазинами. Взгляд Элли остановился на одном из открытых ресторанов, где струнный квартет играл Брамса. Пахло жарящейся курицей. Все вокруг дышало и двигалось, и невозможно было предугадать, откуда придет опасность.

– У тебя есть здесь какая-то поддержка? – спросила Беккет.

– Я работаю один.

– Когда мы в первый раз встретились в кафе, с тобой были какие-то люди.

Брайан посмотрел на Элли.

– Тогда я в них нуждался.

– Ты понял, что мог ошибаться в Саймоне.

– В таком случае ты можешь совершенно спокойно войти в собор сама.

Девушка удивилась.

– Я не могу показываться рядом с тобой, – сказал Джеймисон. – Это только усложнит ситуацию. Все должно решиться между тремя людьми. Твой отец прилетел сюда за тобой. Саймон знает, что ты у нас. И что ты придешь.

– Ты ему рассказал?

Брайан покачал головой:

– Не я. Кое-кто другой.

Элли хотелось знать, кто.

На кого работает этот человек?

Она смотрела, как ее спутник изучает площадь и спешивших по своим делам людей. Взгляд Беккет переместился к южной башне собора, которая устремлялась ввысь, точно струя воды: во всей этой башне, от основания до последнего фиала, словно бы чувствовалось движение вверх. Основная часть крыши, будто пронзенная шпилем, блистала знаменитой желто-черной черепицей. Знакомый вид, открывавшийся девушке из окон ее квартиры, находившейся совсем рядом. Северную башню собора так и не достроили, что придавало ему незавершенный вид. Элли вдруг вспомнила слова Гёте: «Архитектура – это застывшая музыка».

Брайан достал сотовый телефон, нажал кнопку и заговорил на иврите, но основную часть его слов Беккет поняла. Она изучала иврит в школе и в колледже, но решила не говорить ему, что знает о человеке, расположившемся на верхушке южной башни, на которую можно подняться, заплатив за вход. Она сама не раз так делала, ей нравился великолепный вид сверху. Любопытно, что Джеймисон старался ее убедить, что Захария опасен, но не был с ней откровенен до конца.

А теперь еще и иврит…

Кто же этот человек?

Брайан закончил разговор и повернулся к девушке: