Пламенная нежность - Дженнифер Маккуистон

Воспоминания Патрика были расплывчатыми, словно их окутал дым от того самого рокового выстрела. Однако то, что случилось после, он помнил предельно ясно. Патрик помнил, как обернулся, силясь разглядеть брата сквозь облако ружейного дыма, как готов был бросить ему в лицо грязное ругательство. Но увидел Эрика лежащим на пожухлой траве… увидел кровь, толчками бьющую из его простреленной груди. Увы, все то, чему он выучился в Италии, тогда не помогло. Разумеется, он пытался. И делал все, что мог, но остановить кровотечение ему не удалось…

– Когда до меня дошло, что Эрик ранен, я подбежал к нему, попытался помочь, но… ничего уже нельзя было сделать.

Он вспоминал, как тотчас закричали остальные охотники, как ломились они сквозь кустарник… а он в это время пытался зажать зияющую в груди брата рану… как его отрывали от уже бездыханного тела…

– Патрик… – Голос Джулианы вторгся в его горестные воспоминания. – Кажется… я видела, как кто-то убегал прочь от места трагедии.

Патрик печально покачал головой:

– Ты же сама созналась мне, что неважно видишь. Возможно, это убегал испуганный олень.

– Но олень и человек двигаются совершенно по-разному!

– Тогда, возможно, ты видела кого-то из охотников, бегущего за подмогой, – вздохнул Патрик. – Тогда, если помнишь, спешно послали за доктором Мерриллом.

Впрочем, даже доктор оказался не в силах вернуть Эрика к жизни.

Патрик высвободил руку из ее пальцев.

– Ненавижу об этом вспоминать. Понимаю, что все против меня. И в толк не возьму, почему ты веришь в мою невиновность. Но поверь и еще кое-чему – я с радостью отдал бы за брата жизнь.

Ладошка Джулианы легла ему на грудь – теперь она чувствовала, как тяжело и часто стучит его сердце. Склонившись к его уху, она сказала:

– Тогда, в отцовском кабинете, ты находился в состоянии глубокого шока. Ты чувствовал себя виноватым в случившемся. Полагаю, учитывая все подробности, нет ничего удивительного в том, что ты и вел себя так, будто виноват. Но это не означает, что ты заслуживаешь быть осужденным за убийство, Патрик. Я верю, когда ты говоришь, что это был несчастный случай…

Патрик в изнеможении откинулся на спинку скамьи, которая приятно холодила спину, и ощутил несказанное облегчение от последних слов Джулианы. Некоторое время они сидели молча – возможно, прошла минута… а может, и десять. Патрик потерял счет времени, прислушиваясь лишь к ее тихому дыханию и наслаждаясь ощущением ее маленькой ладошки на своей груди. Но вот Джулиана зашевелилась – и он узнал хорошо знакомую ему рыжую бестию, которая и минуты не могла усидеть на месте. Взяв его руку, она приложила ее к своей груди – и Патрик почувствовал, как колотится ее сердечко…

И вдруг… она опустила его ладонь чуть ниже. Казалось, весь мир застыл в изумлении. Патрик только что поведал ей о самом страшном событии в своей жизни. Он все еще не пришел в себя от ужасного воспоминания и весь был словно открытая рана… Он вовсе не предполагал, что она пойдет за ним нынче ночью. Он не просил ее об этом. Однако она это сделала.

Их глаза встретились, и Джулиана не отвела взгляда. Она сама положила его ладонь себе на грудь. Она сама этого хотела. Но и для Джулианы это стало потрясением. До этой минуты всегда Патрик первым касался ее тела. Всегда он был ведущим…

Но сегодня, этой лунной ночью, мистер Чаннинг оказался беспомощен перед ее чарами.

Ладонь Патрика коснулась ее щеки, пальцы нежно скользнули вниз по шее, потом по груди, не осмеливаясь расстегнуть ни единой пуговки корсажа. Стоял поздний октябрь, было слишком холодно, они находились под открытым небом, в продуваемой всеми ветрами беседке… И кто угодно мог их увидеть.

Но это, похоже, решительно не волновало Джулиану. Прильнув к Патрику, она поцеловала его – и видит Бог, сладость ее поцелуя и восхитительный запах тела, казалось, стократ усилились за время его вынужденного воздержания. Патрик вдохнул аромат корицы и теплой кожи – такой знакомый и в то же время такой неповторимый. Казалось, им можно насладиться лишь единожды в жизни, настолько он причудлив и экзотичен. Как и сама Джулиана. Но Патрик не хотел никого другого, хотя и понимал, что жизнь с этой леди будет весьма непроста… И одного раза, чтобы ею насладиться, явно недостаточно…

– Патрик… – выдохнула Джулиана, и ее дыхание, теплое и благоуханное, согрело его губы. – Я не хочу, чтобы ты сожалел о том, что женился на мне.

Он воистину не жалел об этом. И уж тем более сейчас, когда упивался ее поцелуем, когда пробудившееся желание вновь воскресило его к жизни… Патрик попытался было ей это объяснить, но Джулиана лишь крепче приникла к его губам. Ему мучительно хотелось утонуть в ней, окончательно потерять голову от волшебства ее губ. Однако ночь была холодна, все его чувства словно притупились, а горе оказалось слишком велико, чтобы достойно принять то, что она предлагала сейчас, невзирая на вполне нормальную реакцию тела.

И все же… после той ночи в гостинице, проведенной врозь, вторично пренебречь ею он не мог.

Патрик прервал поцелуй, и губы его тотчас остыли на осеннем ветру. Мягко опрокинув Джулиану спиной на каменную скамью, он легко преодолел досадную преграду в виде бесчисленных слоев хлопка и шелков ее юбок – между ног у нее было уже влажно, и это стало самым восхитительным в мире приглашением…

Патрик коснулся рукой ее святая святых и замер, ожидая, что она сделает дальше. Джулиана выгнулась всем телом и подалась навстречу его касаниям. Но его неуклюжие холодные пальцы – это не то, что нужно сейчас ему… и ей. И не спрашивая у нее позволения, он приник к восхитительной, нежной, влажной плоти губами, стремясь дать Джулиане то, от чего она отказалась в их первую ночь…

Даже ее изумленный возглас его не остановил. Ответом на ее невнятные протесты стали умелые движения его горячего языка. Патрик стремился без слов объяснить Джулиане, чего надобно ее телу. Она должна была понять, что в восхождении на вершину страсти не меньше сладости, чем в самом покорении этой вершины. Что, отказываясь испытать наслаждение, она тем самым лишает наслаждения и его…

Он ощутил момент, когда Джулиана покорилась. Тело ее, всегда такое подвижное, такое непокорное, вдруг на мгновение застыло, однако тотчас вновь принялось двигаться, но на сей раз именно так, как хотелось ему. Когда Джулиана сдалась, Патрик не остановился. Он всецело сосредоточился на ее пульсирующей плоти и упивался тем наслаждением, которого так долго ждал. Наконец Джулиана затрепетала и обмякла на скамье, но Патрик не отнял рта от нежной влажной плоти. Как ни трудно ему было сдерживать порывы собственного естества, искушение заставить ее вновь изведать блаженство возобладало…

О да, она это запомнит – она запомнит его, – даже если утром весь мир рухнет в тартарары!

Холод проникал под платье бесцеремонно и неумолимо. Джулиана зябко поежилась, искренне сожалея, что нельзя провести вечность в этом блаженном забытьи. Теперь она отчетливо понимала, что именно пытался объяснить ей Патрик в их первую брачную ночь. И чего именно он тогда хотел.

Но она совсем ему не доверяла. Она стремилась к неизведанному, полагая, что Патрик намеренно это от нее скрывает, не понимая, что ее приведет туда лишь их совместное путешествие. И пусть сейчас он сам не испытал блаженства, но преподал ей урок. Его пальцы покоились там, где мгновение назад безумствовал язык, и Джулиана подалась вперед всем телом, желая большего. Однако Патрик не спешил, хоть она недвусмысленно поощряла его. Он принялся искусно ласкать шелковистую плоть – поддразнивая, испытывая, обещая и обманывая… Джулиана чувствовала, что супруг сдерживается изо всех сил, но интуитивно понимала: сегодня именно это ему и надобно. И именно она должна ему это дать. Потому что она его жена.

Но эта мысль молниеносно сменилась другой. Джулиана вдруг отчетливо осознала: то, чем она сейчас буквально одержима, не имеет ничего общего со скучными обязанностями добронравной супруги. То, что она сейчас чувствует, перевернуло весь ее мир с ног на голову и заставило бесстыдно обнажать перед мужем самые сокровенные места своего тела…

Джулиана приподнялась со скамьи. Было чересчур холодно, чтобы раздеваться, однако и мешкать она была не в силах. Ее торопливые пальчики принялись расстегивать пуговицы его брюк – и вот у нее в руках неоспоримое доказательство его желания.

В свете луны она глядела на тело Патрика, вспоминая, как оно отреагировало на беглое касание ее руки там, в номере захудалой гостиницы. Время, казалось, остановилось. Таинственные звуки ночи словно стали громче, заглушая бешеный стук ее сердца. Медленно, но отважно Джулиана прильнула губами к его плоти, стремясь подарить ему такое же блаженство, которое испытала недавно сама, – и наградой ей был его сладкий стон.

На сей раз она тянула время… язычок Джулианы неспешно скользил по его естеству. Мужской запах и вкус кожи вновь воспламенили ее чувства. Патрик проявлял поистине чудеса самообладания, предоставив себя в полное распоряжение жены. Но настал момент, когда обоим этого стало недостаточно.