Поцелуй богов - Адриан Гилл

Внезапно на пороге появилась Ли.

— Ах, вы здесь — хихикаете в темноте. Славно. Все разошлись. Просили передать вам «до свидания». Если не возражаете, я хотела бы принять душ.

Айсис вскочила на ноги.

— Извините. — Ее охватило отчаяние, как девчонку, которую застукал с сигаретой любимый наставник. — Я ухожу. — И выскочила из комнаты.

Ли громыхнула дверью ванной. Джон попытался просочиться следом, но замок оказался запертым. Через десять минут она появилась в халате, с накрученным на голову полотенцем и явно на взводе, как взвинчивающая до предела ярость Норма Десмонд.

— Извини. — Джон поспешил первым выбросить белый флаг.

— Давай поставим все точки над i. Ты здесь потому, что я попросила тебя побыть со мной.

— Ли!

— Твоя работа заключается в том, чтобы поддерживать меня и заботиться обо мне, а не о какой-то тщедушной сучонке. — Она перешла на крик; грудь привычно вздымалась, тренированные легкие вбирали воздух — Ли не заботило, слышит ее кто-нибудь или нет.

— Прости, но я не наемный работник.

— Не наемный. Но это вовсе не означает, что тебя невозможно вышибить. Вероятно, это все ошибка. А ты — очередной ничтожный, расфуфыренный, стремящийся к наживе ловелас.

— Это нечестно.

— Нечестно? — Ли нацелилась в Джона подбородком. — Тебе ли рассуждать о честности! Оставил меня с двумя занудами, которые затрахали разговорами о чертовом алтаре сцены, на который чуть не принесли меня в жертву, и в ус себе не дует! Ты что, позаботился обо мне? Хотя бы подумал? Ничего подобного! Заперся в темноте, в моей собственной спальне и пытался обратать первую попавшуюся свистушку. Вот что, Джон, пойми: меня не способны унизить продавец магазина и девица, которая полагает, что может помочь своей жалкой карьере, если ее имя свяжут с моим, если она за моей спиной ляжет под моего же приятеля и ее фотографию опубликуют в «Нэшнл инкуайрер». Почему она здесь, это ясно, но от тебя я этого не ожидала. Ладно, оставим. Я разочарована, но, честно говоря, не удивлена. И попросила Каспера заказать нам на завтра билеты на самолет. Я возвращаюсь в Лондон, а ты поступай, как тебе угодно.

— Ли, позволь мне…

— Хватит! Все кончено!

Джон сел на кровать, а Ли выплескивала остаток гнева в свой макияж. Конечно, он понимал, что отъезд неизбежен, что они во Франции уже десять дней, но мысль о возвращении казалась нестерпимой, словно крушение. Джон горестно прошаркал ногами, собрал разбросанные стихи и не заметил, как дрожала рука Ли с губной помадой и слезы в ее глазах.

— Мне надо тебе кое-что сказать.

— Все, Джон, говорить не о чем. — Ее голос прозвучал хрипло.

— Возможно. Но ты должна знать, что я оставил тебя с Оливером и Сту, потому что это часть твоей работы. Не хотел вмешиваться. Не имею о ней никакого представления, но это не важно. А Айсис только хотела послушать мои стихи. Это все — ничего плохого. Мне жаль, что ты подумала дурно, ты не права. Айсис потрясающе милая и обожает тебя.

— Одна из фанаток, и только. Все они одинаковые.

— Нет, Айсис не тупоупертая. Пользуется успехом, но от тебя без ума. Не будь несправедлива — это тебя недостойно. Может быть, ты ревнуешь?

— Я? К ней? — Рот Ли открылся, закрылся и снова открылся. На реснице повисла слеза. — Сукин ты сын! Почему ты заставляешь меня это чувствовать? Да, я ревную! Она молода, красива, и вы смеялись.

Джон помялся, хотел подойти и обнять, но остановился в футе. Опустился на колени, обнял ноги и принялся целовать, а Ли положила ладонь ему на голову.

— О Господи, извини.

— Джон, что мне с тобой делать? Во мне нельзя вызывать такие чувства. — Ее лицо вытянулось, пристальный взгляд голубых глаз скользил по его щекам. — Для них совершенно нет места. Я к тебе чертовски привязалась. Ты такой милый.

Они поцеловались.

— Иди прими душ. Лео пригласил на ужин Су Баум. Слышал о таком?

— Нет.

— И никто не слышал. Написал «Новую джерсийскую луну». — Ли промурлыкала пару тактов. — Поют все и думают, что они — Тонни Беннет, в каждой дешевой забегаловке, которая пыжится показаться Лас-Вегасом. Вот он какой безымянный говноед. И конечно, мой огромный почитатель. Мы собираемся сделать из его хита попурри, а я его спою.

Умытый и переодетый, Джон взял Ли за руку, и они прошествовали сквозь цикадный гул сада.

— Ты серьезно заблуждаешься по поводу Айсис. Она без ума от тебя. А ко мне это не имеет никакого отношения. Поцеловать тебя в губы — вот о чем она мечтает.

— Меня, в губы? Она что, лесбиянка?

— Явно нет. Но считает, что обожание лишает героя пола.

— Фаны… я тебе говорила — они все пришибленные.

На Джона внезапно опустилась пелена депрессии. Он грустил, что они поссорились, грустил, что уезжают отсюда, грустил, что Айсис испарилась и не сказала «до свидания», и грустил, что так ее и не поцеловал.

Но Айсис никуда не испарилась. Она оказалась в библиотеке и смотрела вместе с Лео, как огромный чернокожий пялил в зад миниатюрную блондинку. Но их непристойность не шла ни в какое сравнение с непристойностью ужасающей мягкой мебели, на которой они сцепились в объятиях.

— Не может быть! Неужели в задницу? — вскрикивала Айсис. — Кто она такая?

— Главный биолог из колледжа Сары Лоренс, владеет в Мичигане магазином бонсай. У меня где-то есть ее рождественская открытка. — Лео посасывал огромную сигару.

Айсис заметила Джона и Ли и приветствовала ослепительной улыбкой.

— Вы видели? Завлекательно. Не представляла ничего подобного. Тайная жизнь. Мы посмотрели три ролика. Мужчина с такой огромной штуковиной, что побоишься находиться рядом в доме. Теперь понимаю, почему у людей возникает пристрастие к таким вещам. Говорят, рок-н-ролл — безвкусица. Но к чему ходить на концерт, если можно посмотреть вот это?

Ли сделала вид, что не заметила Айсис.

— Хочу выпить.

— Я пригласил Айсис на ужин. Она до печенок проймет нашего Су. — Лео моментально углубился в изучение финансового счета. — Грандиозно.

Ужин проходил трудно. Су оказался щеголем-коротышкой с хилыми ногами, которые были впечатаны в тонкие, кофейного цвета ботинки из крокодиловой кожи. На нем был огуречно-зеленый блейзер и белые брюки; горчичное лицо венчал парик оттенка салата из креветок. На мизинце он носил бриллиант размером с вишневую косточку. А по разговору был настолько же безвкусным, насколько неуемным. За годы он выработал привычную формулу выкладывания имен на столе. Словно играл в домино избранных.

Свой монолог он адресовал исключительно Ли.

— У меня для тебя привет. Я останавливался у Барбры. Она подумывает сделать вместе с Джекки альбом «Мои любимые песни». А тебе просила передать охапку любви. Мы ездили к Бобу. Он слабый, но, с Божьей помощью, с нами. Нью-Йорк сейчас совершенно невозможен. Мы собирались пообедать с Лорд Лойдом — кстати, тебе от него тоже привет, — так вот, чтобы добраться в северный район, потребовался час — торчали в пробке. И тогда я увидел афишу. Догадайся, кто выступал в «Плазе»? Лайза. Чистенькая, красивенькая — и голос! Клянусь, прямо как мать. Боже, как я любил эту даму. На следующий день мы туда поехали, и Лайза выдала по полной программе: «Ура, люди, сегодня с нами человек, который осчастливил мир „Новой джерсийской луной“», — и так далее и тому подобное. Я поклонился и сел, поверишь, прямо напротив Перри — огромного, как жизнь, и вдвое красивее. Он отчаялся встретиться с тобой, и я пообещал передать: у него какой-то проект, и он намерен урвать на студии время — для вас двоих. Солли устроил для меня небольшой обед — несколько ребят с «улицы дребезжащих жестянок»[47], Данни, Грэм; знаешь, Ли, у тебя наверняка горели уши; все ныли и говорили только о том, как стареют, и о болезнях, а кто-то, кажется Энгельберт, спросил: «Кого бы вы хотели услышать на собственных похоронах?» Называли Барбру, Ширли, Глорию, Уитни, каждый помнит какие-то имена. А потом Тони заявил: «Только один голос вознесет меня на небеса». Все стали хлопать себя по лбу. «Конечно же, Ли! У нас же есть Ли!» Так что на следующие десять лет у тебя масса заказов, но, дай Бог, не так бы скоро.

— Су, ты прекрасно знаешь, я готова петь на всех похоронах.

Айсис поперхнулась вином.

Ужин потихоньку продвигался — полз, как празднование присуждения премии «Эмми» в доме отошедшего от дел еврея. Все много пили, кроме Су, чей рот походил на улицу с односторонним движением. Наконец гости перешли пить кофе, а Су прямиком проковылял к роялю. Левая рука прошлась трелями и сыграла отрывки классических баллад из «Ваших любимых лифтов», а правая вторила всевозможными завитками и прочими украшательствами. Такое исполнение Джон назвал бы барокко часа отдохновения. Белые рояли в послеобеденное время стали для Су самой жизнью. Он путешествовал по миру избранных, как темно-коричневый слон, и его похожие на волшебные братвюрсты[48] руки превращали музыку в пластиковые гирлянды маргариток.