Vis Vitalis - Дан Маркович

Глава четвертая

1 Нельзя сказать, чтобы его жизнь теперь потекла по иному руслу, нет и нет, хотя с реактивами стало полегче, что скрывать. И все равно далеко до тех заморских пиджаков, которые он то и дело видел на этаже - веселые, легкомысленные спины... И попробуйте сказать, что она его отвлекла - ничуть, наоборот! Они встречались днем около пяти, и ночью у нее, когда Гарика не было. Гарик работал по ночам. Днем ничего особенного, копался в своем чудище не поднимая головы, возвращался домой тихий, погасший, усталый, один в просторной кухне варил вермишель, вываливал дымящуюся на тарелку, поливал подсолнечным маслом и с черным хлебом уминал, торопливо насыщаясь. Потом пошарит под столешницей, отодвинет потайную щеколду и вытянет тонкую трубочку, ведущую в одну из ножек огромного дубового стола. Во время Фаининой командировки, Гарик, умелец, снял ножку, выдолбил, поместил в пустоту длинный сосуд, который аккуратно заполнял спиртом, хватало ему надолго... Припадет раз-другой, лицо разглаживается, глаза успокаиваются, и тут же, сидя, засыпает, стукнувшись лбом о прохладную клеенку. Откроется беззвучно дверь, из комнаты, насыщенной теплым светом, выплывет в ночной рубашке Фаина, брезгливо глянет, погасит свет и удалится... Часа в два ночи Гарик очнется, медленно придет в себя. Он чувствует боль в спине, тяжесть в затекших ногах, все вокруг кажется ему странным, ненадежным, случайным, словно он плывет над землей на высоте седьмого этажа. И вдруг, среди пустыни, холода, темноты различает слабый огонек, родное свечение... как в детстве "а после ужина - торт..." К нему из тьмы придвигается изображение: все, что он делал днем - механически, слепо - оживает, он видит смысл, причины... и в его тяжелую голову приходит простая ясная мысль: как надо? - вот так! Он встает и идет, не разбирая, где лужа, где сугроб, где куст... по дороге ищет противоречия, возражения... спотыкается, скользит по сырой глине, сморкается, большим пальцем зажимая ноздрю... У прибора он уже спокоен, трезв как стеклышко, мысль его выросла и обустроилась. Да, ночью чаще всего Гарика не было. А Марк?.. 2 Вот он, после звонков, планов, нагоняев, научных сборищ, и главное, опытов - идут, идут! - полон впечатлений, надежд, сомнений - " ... эта фракция, откуда бы?.. не почистить ли заново соли..." - идет к пяти, они встречаются в ее лаборатории, в укромном уголке, тут же прильнут друг к другу, со стонами и вздохами, будто год не виделись... Тело ее вызывало в нем восторг - неодолимо, необъятно, непобедимо, он всегда чувствует, что остается нечто на следующий раз, это его восхищает и приводит в ярость одновременно. Часов около семи, освобожденный, просветленный, забывший о мелких дневных заботах, он возвращается к себе, в темное помещение. С порога слышит, где-то в глубине струится вода - так и должно быть, и что-то слегка потрескивает в углу - хорошо, подсушивается то, что специально поставлено было... а у окна тонко-тонко комарик зудит прекрасно, значит на славу трудится крошечный насосик, перекачивает жидкость на колонку... Сипит, кашляет, рухлядь, выбросить бы, предаст в любой момент, и все в этой комнате предатели, у-у-у!.. Но он так думает в редкие минуты, а в остальное время эти милые вещи любит, переживает за них - не зачихал бы, не споткнулся... Он стоит в темноте и все уже знает. Отсюда наступаю, здесь я один, и наука - моя! Чертовы журналы, доносящие грохот больших событий, ему противны, с их суетой, беготней, немилосердным вырыванием дела из рук, истошными криками "я первый, я!.." Он в эти страницы заглядывает, как в щель в заборе - еще не заметили или уже идут, сорвут с места, затянут в свою гонку, отнимут спокойствие, неторопливое смакование?.. И потому сторонился модных проблем, сногсшибательных полей и новых человеческих способностей, которые открывались, одно за другим, среди общего бессилия и упадка. Нет, он говорил, не нужно мне этой пены, хочу понять только самое простое - откуда она берется VIS VITALIS, где рождается и таится?.. 3 Он проходит в темноте, безошибочным щелчком включает лампу - перед ним круг света, то, что он так любит - свет среди тьмы. И в свете стоят его пробирки, пипетки, колбы, колонки, здесь же нехитрый приборчик, измеряющий кислотность, не чудо, но надежен. И он начинает, наслаждаясь тишиной, темнотой, сосредоточенностью приборов и устройств, хранящих ему верность, и, главное, чувствуя под ложечкой сладкое спокойствие и мир, которые изливаются волнами на окружающий его рай. Он берет тонкую трубочку, видит - чистая, сухая, касается губами верхнего кончика, радуясь прохладному гладкому стеклу, берет пробирку, другую... Его вопрос разбит на множество мелких точных движений, разумных и определенных, в этом его ум и хитрость, в движениях спокойствие и точность, в конце - да или нет.

И постепенно оживает темнота, к середине ночи все уже гудит, воет, сипит и стонет, струится и клокочет, горит и даже взрывается... И снова понемногу гаснет свет, утихают звуки, остается нечто неуловимо малое, вобравшее в себя события всей ночи - несколько капель в крошечном сосудике. Раствор под невидимым лучом многообещающе светится, и вот выскакивает из овального окошка цифра, она глупа и лучезарна, не знает, что несет, победу или неудачу, чаще - новый вопрос. сомнения... Глубокой ночью, все выключив и заперев дверь, он идет медленным шагом по коридору, возбужден, раздражен, клянет себя, полон подозрений... Наука, как Фаина, даже в момент полного слияния, высшего напряжения, оставляет за собой последнее слово, новую возможность, которая тут же из крошечной точки в мозгу, начинает деловито разрастаться, прочно обустраивается, и снова неодолима, снова вызывает желание - вывести, наконец, на чистую воду! Она с ума его сводит своей непобедимостью и волшебным вырастанием из ничего, подобно головам дракона, срубаемым прилежным рыцарем. 4 Проскользнув мимо спящей старухи у выхода, он сбегает по ступенькам в летнюю темноту. Скрипят как оглашенные большие кузнечики, посвистывает и тенькает запоздалый соловей. Он быстро и бесшумно движется по скользкой неподатливой почве, дышит свежестью, запахами трав, он полон счастья, хотя не знает об этом, только чувствует живу! в полную силу живу! Теперь он здоров, силен, изо всех сил барахтается на глубоком месте, при важном деле, верит в свою выносливость, постоянно движется, не думает о себе, тратит себя, безоглядно тратит... Плывет, наконец, плывет! У темного подъезда стучится в обитую дубовыми планками дверь, даже роскошь этого дома не беспокоит его, не касается - там она. Он видит через матовое стекло - в глубине охотно разгорается свет... Дверь открывают, он окунается в темное тепло: перед ним она в длинной ночной рубашке, он видит ее тело - смуглое, большое, крепкое тянется к ней, она пятится, чтобы ступить на ворсистый ковер, и здесь опрокидывается... Что я могу сказать?.. Конечно, лучше и спокойнее, когда в жизни в меру и того, и этого... но гармония так часто является нам, когда силы исчерпаны, желания слабы, плотины и всяческие нарывы давно прорваны или рассосались сами по себе. Как живет человек крайностей, далекий от обычной жизни? - он качается от крайности к крайности, от одной иллюзии к другой. "Где ты, Адам?" - бесполезно кричит Бог дураку. Старик ревниво относится к выдумщикам, сам этим грешит. Когда эти двое очнутся, заря уже догорает, светило вступает в свои права. Он торопливо мечется по комнате, раскапывая носки, жует что-то, ею подставляемое, пригладит волосы рассеянной пятерней "вечером, в пять? - да,да,да..." Оглядевшись по сторонам, выскакивает из дома и тут же делает вид, что шел себе мимо, портфель подмышкой... Она соберется, припудрит синяки под глазами и тоже вершить дела. 5 - Так что это за факты у Ипполита? - как-то вечером спросил Марк у Аркадия. - Он убежден, что затея с кровью блеф. Есть, якобы, план - кровь у японцев покупать и выдавать за свою. А приборы - макеты, надувательство, фуфло, проще говоря. - Откуда валюта, чтобы кровь покупать? - Деньги дают на приборы. - Отчего бы не купить приборы, самим добыть кровь? - У-у-у, вы еще профан... - Аркадий неодобрительно покачал головой, - самим сложно, муторно, грязно, и выйдет обязательно дрянь, вот и придумали. - Но ведь откроется это, с приборами... - Через полгода приборы спишут - и в овраг. Марк с улыбкой воспринял эту нелепую интригу, детский вздор, ухищрения неудачника-романиста. Откуда ему знать, что именно к нелепым завязкам охотно лепятся кошмарные концы. 6 Тем временем рядом с его скромными комнатенками разворачивалось крупное дело. Тяжелые дорожные лайнеры, урча, подкатывали к предусмотрительно возведенной эстакаде, из кузовов медленно и сладострастно выдвигались обтекаемые тела лучших импортных приборов, неведомая сила втягивала их на высоту, падение с которой грозило землетрясением, но они тут же бережно обнимались, втаскивались в заново прорезанные в толще стен окна... стены эти тоже росли в непривычном для нашего блаженного образа жизни темпе. Все это великолепие предназначалось для любимца директора, Альфреда, для его исканий. Сам он, простой, доступный, в белых одеждах, раз в неделю наведывался к Марку, к соседу: скучаю, мол, по настоящей науке, все суета... Но похоже, он колонку от пипетки не отличал, и суетой был доволен. Вот жизнелюб, живет на всю катушку - думал о нем Марк, пытаясь оправдать карьериста, но все равно таких не любил искателей, хватателей, и попросту богатеньких. Что делать, наследие нищего детства. В этом наследии оказалось много такого, в чем он с трудом разбирался. Как только, с головой вовлеченный в дело, он перестал управлять собой - воспитывать, строить, анализировать, искоренять недостатки... Полезли из всех щелей странности. Он испытывал болезненное пристрастие к тишине, забытости, заброшенности старых жилищ, их убогому уюту, паутине, ветхости обстановки, скрипучим ступеням, одинокой свече, случайно найденному сухарю, запавшей за подкладку последней монете... Проснуться бы в трущобе, скинуть лохмотья, заменяющие одеяло, сесть на скрипучей кровати, поморщиться от ночных кошмаров, плюнуть задумчиво на пол, не спеша встать, проковылять к мутному окошку, заглянуть - что там, где я?.. Откуда эти дикие пристрастия? Во что он превратил свое жилье? Может, он такой видел свободу - убогий угол, мутное окошко, плевок на пол... комбинезон, бесплатная похлебка, и захватывающее дело, за которое не платят ни гроша?.. Теперь жизнь несла его. Он забыл о мелких копаниях в себе, отдавал в течение дня все, что накапливал, но... Но иногда, вернувшись под утро домой, разбитый, опустошенный, с чувством выжатого лимона, он лежал в темноте без сна, смотрел на пламя и смутно ощущал, что его несет течением, он захвачен потоком... а главное, может быть, вовсе не там, куда он бешено стремится?.. 7 Через некоторое время заглянул к нему красавец Альфред, вздыхая, посетовал, что вечно занят чепухой, охота поболтать о настоящей науке. И начал - слухи, сплетни, кто где провалился, кого выбрали в академию, кого не захотели, как Глеб ловок, японцы в восторге... Несмотря на минорный тон, глаза сияют. Оглядел приборы, всю обстановку, выдающую отчаянные усилия и неприкрытую нищету, наклонился к лицу, и доверительно: - Мне кажется, вы недопонимаете, нужен политес... Увлеченность - да, но следует дружить. Вы слишком горды. Штейн, конечно... но толку от него?.. Марк ненавидел все эти политесы, пританцовывания, всех, сколачивающих партии и блоки. Нет! Его моментально относило в сторону, как только почувствует сладковатый удушливый запах лести и лжи. К тому же он с подозрением относился к любой власти. Это от матери, он считал. - Мне бы познакомиться с вашей современной техникой... - он в ответ, что было неосмотрительно, и даже опасно, если прав Аркадий. - Всегда рад... чуть позже... 8 Наконец, пошла работа, и захватила его так, что ни дня ни ночи - он радостно погрязает в деталях, которые подкидывает ему природа. Его желанная фракция, или осадок, проявляет неожиданное многообразие и многоликость, и он, как гончая, устремляется за своим веществом, высматривает - "здесь нет, и здесь... а! вот оно!" - и снова погоня... Понемногу очищает, скармливает крысам, в них возникает бешеная энергия, они на глазах умнеют, выделывают всякие трюки, решают сложные задачи... "Ты кто? - он задает вопрос, - какого сорта молекула, что в тебе особенного, почему выбрала тебя лучшая на свете сила?.." Ведь что такое без жизни этот мир? Мешок с камнями!.. Проходит месяц, два - и он слышит негромкий, но разумный ответ. "Дальше, дальше!.." Дальше тягомотина, словно треплешь за плечо упавшего алкаша, а он, закатив глаза, бормочет что-то невнятное, с брызгами.