Красное и серое - Элина Литера

на государство. У меня не сложилось таких знакомств, чтоб занять хорошую должность, и меня ждало место охранника в каменоломнях с каторжниками. К двадцати годам я раздался в плечах и окреп, даже мой рост не стал помехой. Охранников всегда не хватает, и берут всех, кто обратится, справедливо полагая, что был бы человек, а работа найдется. Меня приставили адъютантом к капитану. Там я провел три года. Это были не лучшие три года, случалось всякое, но главное, по окончании службы обещали выдать документ подданного Его Величества.

Меня будто преследовал злой рок. Иногда мне казалось, что сами Пресветлые не желают, чтоб я нашел Депта. В последний месяц службы меня прикомандировали к отряду, который возвращает на большие острова немногочисленных освобожденных, а вернуться мы должны были с новой партией каторжников. Я отвечал за дела заключенных и пакеты с корреспонденцией. Мы благополучно высадили бывших каторжников и загрузили тех, кого недавно осудили. В этой новой партии оказалась сбитая жестокая шайка местных островных грабителей. Провести остаток жизни в каменоломнях они не желали и подбили остальных на бунт.

Я не знаю, как им удалось пронести отмычки и заточки. Едва мы отошли подальше от порта, как они освободились сами, открыли кандалы остальных узников, и пока мы не опомнились, перебили половину охраны. Остальных оттеснили на корму, и было очевидно, что нас вот-вот прирежут. На мое счастье это было очень старое судно. На островах новых и не бывает, но для перевозки каторжников отдали совершенную рухлядь, построенную в то время, когда любили всякого рода украшательства даже в ущерб ходовым качествам. У этого старичка сзади были колонны и небольшой балкончик. Туда я и спрыгнул, обернулся в животное и затаился, пока каторжники расправлялись с оставшейся охраной. Кто-то по моему примеру прыгнул за борт, но сразу в океан. Не думаю, что они спаслись.

Каторжники кое-как управились с поворотом судна назад к берегу и повели его в сторону от города. Не будучи мореходами они не смогли оценить опасность, и судно село на мель. Начинало смеркаться, поднялся ветер, надвигался шторм, грозивший разрушить отжившее свое судно, и все оставшиеся в живых попытались добраться до берега вплавь. Я не знаю, сколько из них погибло в море, а скольким удалось выплыть. Уже у берега я обессилел настолько, что не справлялся с волнами, и меня выбросило на сушу, ударив о камень плечом. Чтобы переждать непогоду и холодный ветер я вновь обернулся котом, нашел укрытие под поваленным деревом, где свернулся в клубок и уснул.

Утром я вышел оттуда замерзший, голодный, прихрамывая на переднюю лапу. По берегу уже ходила поисковая команда. Часть из них поплыла на лодках к разрушенному судну на мели. Вернувшись, они сообщили о нескольких убитых охранниках, крови на палубе и разомкнутых кандалах в трюме. Я, собрался, было, обернуться в человека и рассказать про бунт, но один из чиновников высказал соображение, что те из охраны, кто выжил, наверняка были подкуплены, чтобы отвести судно в сторону и дать бунтовщикам сбежать. Оборотням не доверяют, и обернись я тогда, меня неизбежно обвинили бы в помощи каторжникам.

Я сидел в кустах, слушал, о чем они говорят, и не знал, что делать. Три года прошли зря. В банке у меня остались кое-какие деньги, и меня там знали в лицо, но точно так же знали и в комендатуре Саворийских островов. Явись я туда, меня арестуют.

До города еще предстояло добраться. Пока же я сидел в кустах, и с ушибом не мог бы далеко уйти. Там меня обнаружил господин Лайт, дознаватель саворийской комендатуры и отец Лавинии. Он решил сделать дочери приятное и привез меня домой. Лавиния подлечила ушибленную лапу, накормила меня, вымыла в лохани, я отоспался в тепле и безопасности и стал думать, что делать дальше, когда я уйду из этого гостеприимного дома. Но уходить не понадобилось: Лавиния собиралась возвращаться в метрополию и вести самостоятельную жизнь, взяв меня с собой как фамильяра. Я решил рискнуть — плаванье, которое не требовало ни билета, ни документов, того стоило. Оставаться на островах для меня стало опасно — если кто-то из властей меня узнает, неизбежно обвинят в пособничестве каторжникам.

Я сомневался в успехе привязки, но оказалось, разумное существо можно сделать фамильяром, если существо согласно. Я ничего не имел против, Лавиния даже не заметила, что ее фамильяр — не настоящий кот. Правда, теперь я не мог отойти от хозяйки надолго. Я решил, что признаюсь Лавинии, когда мы вернемся на материк, и попрошу отпустить меня. Хоть я и оказался в положении худшем, чем в шестнадцать лет, но это меня больше не пугало. Главное — добраться до Депта, а когда отдам долг родителям и брату, как-нибудь устроюсь.

Господа, вы, наверняка, бывали в ситуации, когда чем дольше длится обман, тем хуже становятся последствия, если правда раскроется. В таковое положение попал и я. Когда мы высадились на берег королевства, моя хозяйка уже слишком долго обходилась со мной как с полуразумным существом, чтобы спокойно принять мое превращение, поэтому я все откладывал и откладывал признание.

Лавиния поселилась в небольшом городке у родных, чтобы восстановить связь с землей. Я раздумывал, что делать. Я искал сведения о Депте, тайком читая прессу — о таких больших стройках, которыми занимался Депт, рано или поздно должны написать. Я уже почти решился открыться, как мне попалась на глаза газета с заметкой об ухудшившемся здоровье моего недруга. Недуг был похож на те, которые Лавиния умеет облегчать. Ночью я перенес газету на тот столик, где Лавиния по утрам пила горячий шоколад, и развернул нужной страницей.

Лавиния, мне очень стыдно, что я манипулировал вами, но в тот момент я счел, что если мне повезет, я подберусь к Депту и спустя восемь лет расквитаюсь с ним за смерть семьи.

Вскоре мы приехали в столицу, где Лавиния предложила Депту курс оздоровительных процедур с помощью трав и ведьминского дара. Наконец, Пресветлые встали на мою сторону, и судьба мне улыбнулась — нас поселили в доме инженера.

Лучшим способом, конечно, было бы придушить его ночью подушкой. Но Депт запирал дверь на ночь на задвижку изнутри. Попытка проникнуть через окно привела к тому, что я едва не разбился, сорвавшись с лепнины, по которой я пробовал добраться до спальни Депта. Если же он